Я знавал Тома. Однажды мы с ним состыковались в Плимуте, на конгрессе наблюдателей. Ой, тоска зеленая. Ну, о чем там молотить? Всем же всё ясно. Наши с Гудзоном места случайно рядом оказались. Он одно слово по-русски знал: «водка». А я — одно по-английски: «Ьеег». Так и договорились. Кто сказал, что американы пить не могут? Чистая брехня. Пошли мы с ним вечерком в кабак, тоску разогнать. Он здоровый, рослый, а я худенький-маленький. Как Тарапунька и Штепсель, ей-богу. Сидим, культурно отдыхаем, никого не трогаем. На пальцах объясняемся. Веселимся. Музон слушаем. А там, через два столика, торчала компашка матросов с какого-то юаровского корыта. Уже хорошо на взводе.
Они первые начали. Том оказался единственным чернокожим на весь кабак. И вот эти уроды присылают нам на столик связку бананов, представляете? А сами на Тома таращатся — пасти до ушей. Парень аж посерел и лицом изменился. Я сразу-то не врубился, а как дошло… Ну, думаю, апартеиды недобитые, сейчас я вам эти овощи вставлю, куда положено. Подскочил, хвать одного за тельник: ты что, говорю, дерьмо полосатое, на русских залупаешься!? А он мне — бац по харе. И очень удачно попал.
Остальной спектакль я лёжа, с пола, досматривал, причем одним глазом. Том этих расистов недорезанных раскидывал, как бройлерных цыплят. Я даже залюбовался: ну, чистый Стругацких Гуталин. Вылитый.
Тамошние полисмены жуть какие вежливые. Меня под белы ручки взяли, Тома под черны и повели в участок. Все «плиз», да «битте», да еще как-то, вроде на французском… честно говоря, не понимаю языков. Спасибо, дело было не в Москве. Там бы мигом объяснили, что к чему. Ментовский русский даже папуасы с Новой Гвинеи понимают, повторять не надо. Это вам не Миклухо-Маклай.
Штрафы нам нехилые выписали. А-а-а, чего там. Одной посуды на восемьсот фунтов наколотили. Два столика в щепы. Но мы оба только отдежурили, с «туграми» свободно было. Жаль, конечно, денег, зато удовольствие справили. От тоски и следа не осталось. Фингал, правда, у меня две недели держался. Да хрен с ним. Тем мариманам за него сторицею обломилось.
Вы что думаете, мне дома за это что-нибудь было? Абсолютно. Я, кажется, говорил, что очереди к нам не стоят.
А мистер Гудзон… Нормальный он был мужик, вот что я скажу. И очень здоровый. Ту матросню он отрихтовал беспроблемно и основательно.
Вообще наблюдатели у нас все маленькие, щупленькие. Это необходимость. Чем ты меньше, тем тебе места больше. Вот так. Но это в России. Американские станции наблюдения чуть не вдвое больше наших, потому что ребята там к комфорту привыкли. У них, говорят, даже в танках кондиционеры есть, представляете? Так что Тому там тесно не было. Клаустрофобия? Бросьте! Такой штуки у нас не бывает. Его Земля погубила. Вернее сказать, ее отсутствие. Его нашли по следам, за восемь километров от станции. Он проходил по два километра в час, если скафандр был изначально заправлен на полную катушку.
На той стороне Земли нет. Скажете: открыл Америку! А вот и открыл. Дело в том, что, находясь там, нельзя никаким способом узнать, есть вообще Земля или ее нету. Если ты, скажем, родился на той стороне, то можешь спокойно прожить всю жизнь и умереть, так и не узнав о существовании огромной планеты рядом с тобой. Не посетив нашу сторону и не увидев Землю своими глазами, будешь жить в полной уверенности, что Луна — самостоятельная планета, обращающаяся вокруг Солнца. Потому что орбита Луны вокруг него отличается от земной всего-то на полпроцента. Ой, не говорите мне про точные измерения гравитационных возмущений и методы вычислений. Леверье и Адамсы встречаются не часто[5].
Я думаю, произошло вот что. Том Землю в иллюминатор не видел. Поскольку он десять лет работал на нашей стороне, у него в подсознании намертво засело: если Матушку в окно не видно, то ее обязательно увидишь при выходе. Думаю, шок у него и случился на первом выходе.
У них ведь там все, как у нас. Аппаратуру для лунных станций американцы в России закупают. Она лучшая в мире. Правда, для них шкалы градуируют в футах и дюймах. Ну, это я так, к слову.
Том первый раз вышел через семьдесят два часа. Разумеется, он знал, что Земли не будет, его специально готовили, ля-ля-тополя, и все такое прочее. Но я вам вот что скажу: на подсознание воздействовать невозможно. Это чисто твое, и ничье больше. И оно, это твое, переломит любые установки любых психологов. Типа инстинкта самосохранения. Как тебе ни долби, что недурно было бы геройски погибнуть, скажем, за Родину, вряд ли ты радостно нырнешь под танк в обнимку с гранатами.
Конечно, самураи. Конечно, камикадзе. Но им с пеленок вбивают, что высшее счастье — зажмуриться во славу императора. Это у них как раз в подсознанке и сидит. Что же касается наших гастеллов с матросовыми, то не хочу оскорблять ничьих чувств… Скажу так: подобные истории… нет, всё. Ни слова больше.
Так вот. Томас, как истинный профи, ЦУПу о своих впечатлениях ничего не доложил. И машитофону не доверил. Мы так считаем: что у наблюдателя в душе творится — его личное дело, психологам даем кусок, чтобы отстали, а раскрываемся только перед Богом единым.
Том знал, что Земля есть, но после первого выхода засомневался в этом. Потому что не увидел ее. Он теперь старался реже выходить. Каждый выход убеждал его, что случилось что-то страшное и Земля исчезла. Под конец второй ночи он не вышел даже заменить кассету в большом телескопе: там пленка кончилась. Я его понимаю: он хотел себя убедить, что все это чушь собачья, что Земля на месте, и светлый образ Матушки он хотел сохранить в своей душе как можно дольше. Но глаза ему говорили об обратном. Потом уши в союз с глазами вошли, и радиообмен стал ему казаться сплошной фикцией, ведь он не видел Земли! А что не видишь, того и не существует. Об этом еще древние философы объясняли. В словах Тома, записанных в ЦУПе, стал проскальзывать сарказм и нездоровая ирония. Чувствовалось, что он никому не верит, более того, он не верил уже в само существование ЦУПа. Голоса с Земли стали для него дьявольскими кознями, измывательством нечистого перед погублением его, Томаса Гудзона, бессмертной души. И даже на сеансе связи с семьей он им не поверил, ведь для него они были мертвы! Раз нет Земли — нет и людей! И семьи нет, а есть только невнятное бормотание динамика. С чего это он должен слушаться динамика? Динамик — это всего лишь маленький магнит, клочок черной бумаги и полметра медной проволоки. Почему разумный человек Томас Гудзон должен слушать эту кучку мусора? Нет никаких причин. Поэтому он выдрал динамик и растоптал его. Есть, само собой, резервная рация, но включать ее не было ни малейшего смысла: динамик в ней точно такой же…
