При приближении к Бруме мой спутник возбуждался все больше и больше. Я уже подумывал о побеге, но мое положение казалось безнадежным. Дрожа от возбуждения, парень подтащил меня к Бруме.
— Вот, Брума, — закричал он, — это…
Это все, что он смог произнести. Неожиданно он затих, его глаза закатились вверх, и он упал к ногам Брумы, извиваясь в судорогах припадка эпилепсии.
Пока он лежал, сдавленно вскрикивая и пуская пузыри изо рта, Брума вопросительно взглянул на меня.
— Что он хотел? — спросил он.
— Он хотел сказать: «Это мой добрый друг, который ищет человека по имени Зор», — ответил я.
— А кто ты? — спросил он.
— Я — Наполеон Бонапарт, — ответил я.
Брума покачал головой.
— Я никогда не слышал о тебе, — сказал он. — Зор там, рядом с королем, но я все еще думаю, что из него получится хорошая жертва Огару.
— Миза так думает? — спросил я.
— Нет, — выразительно ответил Брума, после чего наклонился ко мне и прошептал: — Миза — сумасшедший.
Мой провожатый все еще наслаждался своим припадком, который был для меня счастливым перерывом, так как мог дать нам с Зором время выбраться отсюда, пока он не пришел в сознание. Я оставил Бруму и пошел к трону.
Зора я нашел быстро, но, хотя я подошел и встал прямо перед ним, он не узнал меня. Люди, с которыми он разговаривал, стояли рядом, и я не осмеливался открыться ему в их присутствии.
Наконец я коснулся его руки.
— Пойдем со мной на минутку, — сказал я. — Там твой друг, который хочет повидаться с тобой.
— Какой друг? — спросил он.
— Друг, с которым ты работал в саду Глак, — ответил я.
— Ты пытаешься заманить меня в ловушку, — сказал он. — Этот человек ушел навсегда, если только его снова не поймали. Он не такой дурак, чтобы вернуться сюда по своей воле.
— Он здесь, — прошептал я. — Пойдем со мной, Зор.
Он колебался. Что я мог сделать? Конечно, он подозревает всех этих людей, и может думать, что это — уловка, чтобы увести его куда-нибудь и там убить.
Джукане действуют именно так. Однако я не мог открыться ему здесь, где множество людей могли услышать меня, говори я даже шепотом. Я оглянулся на моего провожатого. На него никто не обращал внимания, но он, кажется, начинал приходить в себя. Я знал, что мне следует действовать и действовать немедленно, пока он не пришел в сознание. Подняв глаза от моего бывшего спутника, я увидел, что взгляд Брумы остановился на мне и что он двинулся через комнату в мою сторону. Я повернулся к Зору.
— Ты должен пойти со мной, — сказал я, — и ты должен знать, что я говорю правду, ведь как еще я смог бы узнать про сад Глак?
— Да, это так, — сказал Зор. — Я не подумал об этом. Куда ты хочешь меня отвести?
— Назад, за Клито, — прошептал я.
Он очень внимательно посмотрел на меня, и его глаза немного расширились.
— Я дурак, — сказал он, — пошли.
Но я не мог идти, так как дорогу мне загородил Брума.
— Откуда этот Наполапарт? — спросил он Зора.
Зор выглядел озадаченным.
— Наполапарт твой друг? — настаивал Брума.
— Я не знаю никого с таким именем, — сказал Зор.
— А-а, самозванец, — сказал Брума, уставившись на меня. — Этот человек, Наполапарт, сказал, что он твой друг.
— Ты не понял меня, Брума, — прервал его я. — Я сказал, что меня зовут Наполеон Бонапарт.
— А, — сказал Зор, — конечно, я очень хорошо знаю Наполеона Бонапарта. Это мой старый друг.
— У него очень знакомое лицо, — сказал Брума. — Думаю, я тоже должен знать его. Откуда я знаю тебя, Наполапарт?
— Раньше я никогда здесь не бывал, — сказал я.
— Откуда же ты тогда? — спросил он.
— Из Гамбы, — ответил я.
— Прекрасно! — воскликнул Брума. — Как раз тот человек, которого я ищу, чтобы принести в жертву Огару.
Все смешалось, меня захватило отчаяние, ведь мой план почти удался. Что я мог сделать? Я слышал, что сумасшедших надо смешить, но чем я мог насмешить Бруму?
Я не подвержен панике, но мое нынешнее положение располагало к ней намного больше, чем все, что я испытал за долгие годы своих странствий в этом диком и опасном мире.
Вот он я, во дворце, из которого не могу выйти без провожатого, в окружении маньяков, все они — мои враги, но самое ужасное заключалось в том, что Диан наверняка пропадет, если я не смогу вернуться к ней.
Я проклинал себя за то, что пожертвовал ее безопасностью ради двух людей, которым не обязан был хранить верность, продиктованную всего лишь обычной гуманностью. Сейчас я мог бы пренебречь ими без малейших угрызений совести, если бы это могло вернуть меня к Диан. Я понял, что переоценил свои удачливость и хитрость. Первая, казалось, оставила меня, а вторая не могла сравниться с еще большей хитростью сумасшедших. Тогда я решил блефовать до конца. Я знал: Зор встанет рядом со мной в случае драки, но я также знал, что реакция джукан будет непредсказуемой, если мы попробуем пробиться из дворца. Я вытащил нож и посмотрел Бруме прямо в глаза.
— Ты не принесешь меня в жертву Огару, — сказал я громким голосом, привлекшим внимание всех окружающих, включая короля Мизу.
— Почему? — спросил Брума.
— Потому что я — гость Мизы, — ответил я, — и прошу его защиты.
— Кто этот человек? — крикнул король.
— Его зовут Наполапарт, — ответил Брума, — он пришел из Гамбы. Я принесу его в жертву Огару, и Огар скажет нам, что стало с твоим сыном Моко.
В это время я не смотрел на Мизу, так как смотрел на Бруму и слушал его. Позади толпы я видел дверь, ведущую в тронную комнату. Спины всех, за исключением стражи, были повернуты к этой двери, но внимание стражи также было приковано к нам с Брумой, и никто, кроме меня, не заметил фигуру, похожую на ходячий труп, которая, пошатываясь, вышла из коридора и бессильно прислонилась к раме дверного проема.
— Скажет ли нам Огар, где Моко, если ты предложишь ему эту жертву? — спросил Миза у Брумы.
— Если жертва приемлема для Огара, он скажет нам, — ответил Верховный жрец. — Если нет, мы попробуем принести другую жертву.
Я повернулся к Мизе.
— Тебе не нужен Огар, чтобы узнать, где Моко, — сказал я. — Если я скажу тебе где он, отпустишь ли ты с миром меня и Зора?
— Да, — сказал король.
Я повернулся и указал на дверной проем:
— Вот Моко.
Все повернулись в указанном мной направлении и увидели, как Моко входит в комнату. Он выглядел как мертвец, наделенный способностью двигаться. Его тело и конечности были очень тонкими, а тело было буквально все покрыто кровью, запекшейся под полузажившей раной под сердцем.
