Сцена четвертая.
В тот зимний вечер нас с Лешкой занесло в центр города - обычно шумное, полное людей место. Сам не знаю, зачем я вышел тогда гулять - было уже темно. Сыпал снег, колючий и мелкий, лез в глаза. Может быть, из-за него мы вовремя не увидели опасность. Мы были в тяжелых зимних пальто до колен, под подбородками у нас завязаны меховые уши шапки. Щеки мерзли. Мы во что-то играли - не помню во что, но здорово увлеклись и этот кружащий снегом вечер казался нам замечательным. Фантазия здорово оживляет мир друзья и окрестные помойки, драные кошки, переполненные урны и потрескавшиеся от старости дома кажутся полными потаенных тайн. Увы, одна из тех черт, что мы теряем покидая детство. И тогда уже урны кажется тем, что они есть - урнами полными смерзшейся дряни. Впрочем, таким кажется и весь остальной мир.
Это если вовремя не закрыть глаза.
Пятеро высоких фигур, возникших из темноты слишком поздно задействовали мои сигнальные рецепторы - я все же был не в школе и потому смотрел вокруг вполглаза. Но группы больше двух человек одного возраста всегда вызывали у меня подозрения. Громкий взрыв смеха расставил все по своим местам - я поспешно схватил Лешку за рукав его пальто, но было уже поздно - на нас обратили внимание.
- Э! - крикнул кто-то, - Ну-ка стойте!
- Чего вам?! - выкрикнул Лешка, потихоньку пятясь назад. Бежать сразу было нельзя - у тех, других, мог сработать инстинкт охотника. Можно было лишь надеяться, что нас отпустят. И такое бывало. Брать с нас было нечего.
- Вы чего тут делаете, а? - вопросил кто-то из пятерых, довольно миролюбиво, надежда вновь вернулась ко мне, но... раздавшийся гнусный, до боли знакомый голос, прочно и надежно похоронил эту нечастую для меня гостью.
- Ба! - заорал Моржой, перебивая сотоварища, - Гля, да это ж, чмо! Коля-чмо, помните, я говорил, это он!! Давайте его!
Четверо спутников Моржоя - великовозрастные ублюдки примерно одного уровня дебилизма шагнули вперед - высокие и несокрушимые, слишком могучие, чтобы их можно было остановить. Лица - одинаковые бессмысленные ухмылки.
- Не троньте! - закричал Лешка и вдруг резко толкнул подошедшего налетчика в черном долгополом пальто. Тот покачнулся и возмущенно заорал:
- Ты че, мля, совсем оборзел?!
- Колька, бежим!! - заорал мне Лешка и мы, развернувшись, бросились прочь.
Мы понимали, шансов мало - они были старше и быстрее. Бежать, почти всегда проиграть.
- Чмо держите!! - заорал, откуда-то сзади Моржой, и я почувствовал, как ужас пробирает меня до костей. Сегодня игра велась по крупному. Их будет некому остановить.
Мы бежали изо всех сил, но тяжелые пальто не давали набрать скорость, шапки сползали на глаза, ноги скользили и на очередном повороте заледенелого тротуара Лешка споткнулся и тяжело упал, прокатившись немного по инерции. Шапка слетела с него и вся голова была запорошена снегом. Сзади уже топали.
Я остановился, тяжело дыша, сердце бешено колотилось. Лешка скользил, пытаясь подняться, его рука была вытянута в мою сторону. Мир как будто замер - я лихорадочно соображал. Взяться сейчас за руку - значит потерять те несколько секунд, необходимые Моржоевой команде, чтобы достигнуть место падения. Мой приятель поднял взгляд - глаза у него были широко раскрыты, в них бился ужас.
"Руку!" - умоляли они, - "Ну же!"
Нога одного их хулиганов гулко топнула по поле Лешкиного пальто. Я повернулся и побежал.
Было хорошо слышно, как они от души бьют упавшего. Моржой орал, чтобы бежали ловили чмо, но впавшие в неистовство соратники подобно классическим хищникам удовлетворились более доступной жертвой, позволив другой беспрепятственно сбежать.
Я летел со всех и на бегу изо всех сил зажимал уши, чтобы не слышать звуков ударов. В какой-то момент мне это удалось и к дому я добрался уже почти довольный. Судьба вновь подарила мне спасение. Мысль о том, что случилось с моим единственным другом, я поспешно выкинул из головы, так словно ничего и не было.
Да, вот так. Можно сказать я его бросил. Или, скажем, откупился. Да не важно!
Жертвуя малым - спасешь целое. А когда жертвуешь не собой - то это еще проще. Не припомню, чтобы хоть чуть-чуть мучился совестью. Нет, только радовался очередному успешному избавлению.
Лешке наставили синяков под глазами, выбили зуб и сломали средний палец на руке. Но мой приятель меня простил - он ничего другого и не ждал. В чем-то, он по всей вероятности, был очень хорошим человеком. Жизнь то жестока и полна коровьих лепешек с битым стеклом. Я думаю, он меня понимал.
В конечном итоге я перестал гулять. Это оказалось неожиданно просто и впервые отказавшись на предложение о прогулке я почувствовал только облегчение.
Оказывается, меня уже довольно долго это нервировало. Дома гораздо лучше - стены, они как раковина - прочные и надежные. Уж дома-то не надо было думать о выживании. Инстинкт самосохранения ненадолго давал сбой. Голова освобождалась от ненужных мыслей. Вспоминая то золотое время, я пришел к выводу, что моя интеллектуальная деятельность в тот момент переживала бурный рост - мозг практически целый день работал с восьмидесятипроцентным КПД, решая сразу несколько поставленных задач. Может быть из-за этого... из-за того, что голова все время была занята мыслями, окружающие меня одноклассники все больше казались мне ограниченными и пустоголовыми. Может быть, это потому что они не думали так много? Может это и хорошо, взрослеть в подобных условиях, раз это так позволяет развивать умственные способности?
Когда я перестал выходить на улицу, мы с Лешкой окончательно потеряли всякие точки соприкосновения. Какое-то время мы еще сидели за одной партой - забавное зрелище, потому что он словно находился в зараженной зоне, в опасной близости от стихийного бедствия - насмешки и жестокие приколы пролетали совсем рядом с ним, но опускались исключительно на меня. А потом, в один прекрасный день, он оказался сидящим в трех партах позади и прятавшим взгляд. Я не обиделся - напротив, оказалось, что пустое место справа дает дополнительное место для маневра, и легче избегать жеваной бумаги, твердых кусочков жвачки и тому подобный баллистический сор, обильно посылаемый ко мне недругами.
Общение наше теряло активность день ото дня. Мы как то отдалились друг от друга, так что когда полгода спустя Алексей перешел в другую школу, я не испытал почти никаких чувств, кроме мимолетного сожаления, смешанного опять же с облегчением.
Теперь я знаю, почему - я чувствовал себя легче, потому что все меньше народу стесняло меня. Это как путы. Как груз. Люди, которые тебя окружают. Они сковывают по рукам и ногам и не дают тебе увернуться в случае опасности. Путы, тяжелые гири на ногах - вот, что такое эти ваши привязанности. Лишают возможности для маневра. Затаскивают вслед за собой в самую середину минного поля.
