Ник Чагар попросил разрешения осмотреть оставшееся от Свана. Долго изучал местами обугленные, оборванные ткани.
— Я говорил, что уйду к Хижине сегодня, Карт. Если ты позволишь, я задержусь.
— Я сам хотел просить тебя об этом. Ты что-нибудь понимаешь? Это не чапан и не сиу, нет следов зубов.
Что это, какая чертовня?!
— Я задержусь, Карт. Иди домой, ободри Сиэну.
И пришли ко мне свою Солнечную.
Земля существовала всегда. День в ней сменялся ночью, поколение поколением, а Земля продолжала свой путь. У него не было начала и не будет конца.
Люди жили в чреве Земли счастливо и беззаботно, она согревала их, кормила и растила. Никто из населяющих ее созданий, от человека до малых сих, не причинял вреда другому. По всей Земле царил вечный мир. Множество правил своего дома живущие в нем соблюдали, не стремясь разобраться и понять, а лишь следуя инстинкту и вере в доброту к ним Земли. Эта вера никогда не бывала обманута.
Безоговорочно принимало человечество, что раз за разом отправлялась созревшая часть его во вновь открытые миры, неся искру земного разума в разумы иных рас. Переселенцы никогда не отбирались Землей в какую-то особую касту. Наоборот, Земля следила, чтобы каждая семья, каждый род участвовал в деле Земного пути хотя бы через поколение. Переселенцем мог стать почти всякий, осторожная жатва собиралась со всего поля подрастающих посевов. История Земли была историей Переселений.
Внутри Земли все оставалось неизменно, спокойно и счастливо, как и сто стандарт-лет назад, как и тысячу. Кое в чем постепенно менялись, впрочем, сами люди, приобретали новые качества и умения, но и это было заботой о них доброй Земли.
Когда-то давным-давно, никто не помнит когда, люди Земли были гораздо более разобщены, чем теперь. Чтобы встречаться, им приходилось пересекать расстояния, используя всевозможные технические средства, плыть, ехать, лететь. Ныне от тех экипажей не осталось и следа, а немногие сохранившиеся служат для развлечения. Стоит лишь пожелать мысленно — и человек перенесется в любую точку, любой уголок своего дома. Такой подарок сделала людям Земля много-много поколений назад. Наверное, не сразу они научились пользоваться им, как подобает, но те первые неловкие шаги забыты в ровном течении земного стандарт-времени. Нормы приличий и безопасности в своем способе передвижения землян сделались столь же естественными, как дышать и ходить. Не превратившись в ожиревших неповоротливых сидней (о чем также позаботилась безмерно предусмотрительная Земля), люди смогли расселиться по всей ее поверхности, не докучая и не мешая друг другу, а древние места скученных поселений пришли в упадок.
Когда-то давным-давно, никто не помнит когда, люди Земли гораздо хуже понимали друг друга, чем теперь. Земля научила каждого если не прочитывать дословно мысли собеседника, то хотя бы чувствовать его пожелания и симпатии, как свои собственные. Чужую точку зрения можно было не принимать, но получалось ощутить. И тут, должно быть, не обошлось без сложностей вначале, но выгода оказалась несомненно весомей препятствий, люди научились их обходить, и и прошлое, в незапамятное прошлое канули они.
Рассвет застал его уже далеко от реки.
От Южных скал Роско переправился с последними проблесками гаснущего солнца и, оставив на илистой отмели плот с глубоко вогнанным меж бревен шестом, чтобы не унесло течением, сразу пошел круто вправо, минуя темный лесок, за которым стояло два дома живущих там семейств. Кажется, одно из них было с Переселенцами, и значит, там не спали, готовились, и вообще могло быть шумно. В другом Переселенцы только подрастали, но вряд ли там останутся в стороне от дел соседей.
Роско не хотелось шума. Пусть беседа с Наставниками была лишь предварительной, но сейчас ему необходимо остаться хоть немного одному. Привычное одиночество. Роско — и Земля.
Из всей солнечной линии, ослепительной днем, ярко светилось единственное пятнышко — тонкий серп где-то там, вдали, за Срединным морем. Его, конечно, не хватит, чтоб различить нависающую над Роско обратную сторону Земли, даже когда месяц постепенно доберется сюда, зато блеск полнолуния отразится водами моря по всей земной окружности.
У Южных отрогов серпик будет повернут рогами в другую сторону. Наступят три темные ночи, стандарт-месяц Земли закончится.
Двенадцать ночей новолуний отсчитают стандарт-год. И будет новое Переселение.
Не разводя костра, Роско лежал на одеяле в густой траве, посматривал сквозь смежающиеся веки на дальний месяц, вдыхал влажный терпкий воздух. Засыпал и просыпался, вздрагивал от ночных шорохов по привычке, приобретенной внизу, где сквозь вой ветра надо отличить опасный звук от безопасного.
Конечно, в Городе-под-Горой это было не так уж важно. Но ведь Роско прожил почти планет-месяц в селении под названием Маленькое Городище, и жил у фермеров, угрюмых молчаливых людей, и просто так ночевал в ледяной вьюжной степи, отпуская «кораблик».
Он не мог дать точного ответа самому себе, зачем ему это было нужно. И Наставникам не сказал, а они вроде не уловили у него.
Естественность трудного существования. А Земля — ухоженный цветник с нежными кустиками веретенника…
Роско не впервые подумалось, что было бы с Переселенцами, попади они в новый мир без помощи Северных Ходов, даже если бы смогли в этом мире свободно жить и дышать. Тайна Северных Ходов — еще одна из имеющихся в запасе у Роско тайн Земли, но после долгих одиноких размышлений он пришел к выводу, что самое странное в ней не внешнее, наиболее эффектное, что поражает больше всего. Хотя теперь, думая о безвозвратно утраченной — что уж! — для него Анджелке, он понимает, что имел в виду прежде всего эту сторону происходящего в Пещерах Инка, которые открываются раз в стандарт-год.
Под утро Роско окружила стая волков. Сквозь сон он услышал хруст веточки, шелест раздвигаемой травы. Совсем рядом, у головы, раздалось шумное жаркое дыхание. Перевернувшись, Роско замер.
Зверей было только пятеро, и сперва это ввело его в заблуждение. Шерсть играла в свете далекого месяца. Ближний, самый громадный зверь заворчал, и из травы к нему метнулось еще одно гибкое тело.
Тогда Роско узнал их. Прижав уши, вокруг вожака вертелась шестая, его подруга. Стая старого Ухо-с-Подпалиной, самая большая из живущих в этом краю. Бывая в здешних рощах, Роско встречался с ними в основном по ночам, лишь однажды видел, как днем волки цепочкой промелькнули на какой-то опушке. Взгляда было достаточно, чтобы окрестить бегущего первым — ухо старого волка выделялось яркой, почти желтой окраской.
