13
КРИЗИС
При виде приближающегося хозяина Криф улетел, все еще продолжая злобно жужжать. Теон немного постоял в тишине, разглядывая робота, затем улыбнулся.
— Рад твоему возвращению. Или ты все еще в Диаспаре?
Элвин в очередной раз позавидовал Теону, поняв, насколько тот сообразительнее его самого.
— Нет, — ответил он, думая о том, сколь четко робот воспроизводит его голос. — Я в Эйрли, недалеко от тебя. Но пока что останусь здесь.
Теон от всей души рассмеялся.
— Может, оно и к лучшему, — сказал он. — Мама тебя простила, но Центральный Совет — нет. В доме сейчас идет заседание, меня туда не пустили.
— О чем говорят?
— Посторонним этого знать не положено, но мне задали про тебя кучу вопросов. Пришлось рассказать о том, что случилось в Шалмирейне.
— Это не столь уж и важно, — ответил Элвин, — С тех пор много чего успело случиться. Мне бы хотелось поговорить с этим вашим Центральным Советом.
— Ну, всего Совета здесь, естественно, нет. Но трое его членов постоянно меня допрашивали после того, как ты сбежал.
Элвин улыбнулся. В это поверить нетрудно — куда бы он ни отправлялся, за ним, похоже, тянулся внушающий страх след.
Уют и безопасность корабля придавали ему почти незнакомую прежде уверенность, и он ощущал себя полным хозяином положения, когда последовал за Теоном в дом. Дверь комнаты, где заседали члены Совета, была заперта, и нескоро Теону удалось привлечь их внимание. Затем створки будто с неохотой раздвинулись, и Элвин быстро провел робота в комнату.
Комната была ему знакома — та самая, где он в последний раз разговаривал с Серанис. Над головой мерцали звезды, словно в доме не было ни потолка, ни верхнего этажа, и Элвин снова подумал о том, каким образом удалось достичь подобной иллюзии. Трое советников застыли в своих креслах, когда он подплыл к ним, но на лице Серанис промелькнуло лишь легкое удивление.
— Добрый вечер, — вежливо сказал мальчик, словно появление вместо него робота было самым обычным делом на свете. — Я решил вернуться.
Их реакция превзошла все его ожидания. Первым пришел в себя один из советников, молодой, но с седыми прядями в волосах.
— Как ты сюда попал? — воскликнул он.
Элвин счел нужным уклониться от ответа; вопрос вызвал определенные подозрения — не выведена ли из строя подземная транспортная система.
— Так же, как и в прошлый раз, — солгал он.
Двое советников пристально посмотрели на третьего, тот беспомощно развел руками. Затем молодой человек снова обратился к роботу.
— У тебя не возникло никаких… проблем?
— Никаких, — заявил Элвин, намереваясь сбить их с толку еще больше, и понял, что это ему удалось. — Я вернулся по собственной юле, но, учитывая наши прежние разногласия, пока что предпочитаю держаться подальше. Если я прибуду сам, обещаете больше не мешать мне?
Некоторое время все молчали, и Элвин мог лишь догадываться, какими мыслями они обмениваются между собой. Затем заговорила Серанис.
— Полагаю, в этом нет особого смысла. Диаспар наверняка уже все о нас знает.
Элвин слегка смутился, услышав упрек в ее голосе.
— Да, Диаспар знает, — ответил он. — И Диаспар не желает иметь ничего общего с низшей культурой.
С немалым удовольствием он наблюдал за поведением советников. Даже Серанис слегка покраснела. Элвин полагал, что если удастся вызвать неприязнь между Люсом и Диаспаром, его проблема будет решена более чем наполовину. Сам того не осознавая, он продолжал учиться забытому искусству политики.
— Но я не хочу оставаться здесь на всю ночь, — продолжал он. — Так вы обещаете?
Серанис вздохнула, и на ее губах появилась легкая улыбка.
— Да, — сказала она. — Мы тебе больше не помешаем. Хотя не думаю, что раньше нам это удавалось.
Дождавшись возвращения робота, Элвин дал машине все необходимые распоряжения и заставил их повторить. Затем вышел из корабля, и шлюз беззвучно закрылся у него за спиной.
Кроме легкого шума ветра, не слышалось никаких звуков. На мгновение звезды затмила тень, и корабль исчез. Только теперь Элвин осознал свою ошибку. Он забыл, что чувства робота сильно отличаются от его собственных, и ночь оказалась намного темнее, чем он ожидал. Порой он сбивался с пути, а несколько раз едва не налетел на дерево. Темнее всего было в лесу, а однажды рядом с ним в зарослях возникло какое-то крупное существо. Едва слышно хрустнули ветки, и на Элвина уставились два изумрудных глаза, примерно на уровне его пояса. В ответ на негромкий возглас мальчика его руки коснулся длинный шершавый язык. Мгновение спустя могучее тело дружески потерлось об него и беззвучно исчезло. Он так и не понял, кто это был.
Вскоре среди деревьев появились огни поселка, но Элвин уже не нуждался в них, поскольку тропинка под его ногами превратилась в тускло светящуюся голубую реку. Мох, по которому он шел, фосфоресцировал, и ноги оставляли на нем темные пятна, медленно исчезавшие позади. Зрелище было прекрасным, захватывающим, и когда Элвин наклонился, чтобы сорвать пучок удивительного мха, тот еще несколько минут сиял в его ладонях.
Теон ждал рядом с домом, и мальчика во второй раз представили троим членам Совета. С некоторой досадой Элвин отметил едва скрываемое удивление на их лицах; он не любил, когда ему напоминали о юном возрасте, несмотря на все его преимущества.
Пока он подкреплялся, правители Люса почти ничего не говорили, и Элвину снова подумалось: интересно, какими мнениями они безмолвно обмениваются. Сам он старался гнать прочь любые мысли, пока не покончил с едой, а затем заговорил так, как не говорил никогда прежде.
Темой его речи был Диаспар. Он живописал город таким, каким видел его в последний раз, — спящим на груди пустыни, в окружении светящихся всеми цветами радуги на фоне неба башен. Из сокровищниц своей памяти он извлекал песни, сложенные поэтами древности во славу Диаспара, и рассказывал о миллионах и миллионах людей, положивших свои жизни на алтарь его красоты. Никто не смог бы познать и сотой части всех сокровищ города, сколько бы он ни прожил. Элвин описывал чудеса и диковины, созданные жителями Диаспара, и пытался в меру своих сил описать восхитительные творения Шервейна и Перилдора. И еще он рассказывал о Лоренеи, чью фамилию носил и чья музыка, возможно, была последней, которую слышали звезды и другие планеты.
Ему внимали, не перебивая и не задавая вопросов. Закончил он далеко за полночь, едва держась на ногах от усталости. Сказались напряжение и возбуждение долгого дня, и он сам не заметил, как заснул.
