— Понял, — с облегчением ответил Алик.
Он был искренне рад: история заканчивалась благополучно. В том, что у смежников стекло найдётся, не сомневался даже прораб: знал, что бригадир впустую не говорит, не обнадёживает. И Алик это давно понял: не первый день с бригадиром трудится.
Бим к нему подошёл.
— Скажи честно, Радуга, взял грех Строгановой на себя?
— А если бы и так? — запетушился Алик.
— Если так, то неплохо. Мужчина должен быть рыцарем.
Что это всё стараются Алику объяснить, каким должен быть мужчина? То Пащенко свой взгляд на сей счёт доложил, теперь Бим. А Алик, выходит, — копилка: что ни скажут — собирает и в себе суммирует.
А Бим — с чего бы? — похлопал его по плечу, бросил, уходя:
— Растёшь в моих глазах, Радуга. Не по дням — а по часам.
Как будто Алику так уж и важно, растёт он в глазах Бима или нет. А всё-таки приятными показались Алику последние слова педагога. Что за примитивное существо — человек: обычной лести радуется…
Потом к Фокину подошёл, спросил:
— Куда Дашку дел?
— Домой отвёл.
— Брыкалась?
— Не то слово. Просто психическая…
— Спасибо тебе.
— Рады стараться, ваше благородие!
И всё. Ни слова больше. Старая и крепкая дружба не терпит лишних слов, боится их. Гласит поговорка: сказано — сделано. У Сашки с Аликом — всё наоборот: сделано — значит, сказано.
Разошлись по рабочим местам: ещё целый час до звонка. Алик думал с раскаянием: «Подонок ты, Радуга. Заподозрил друга чёрт знает в чём, наговорил Дашке с три короба. Выдумал тоже: завидуют тебе… Скорее ты Сашке завидовать должен: это он — настоящий мужик, а ты — истеричная баба…»
Таскал на этаж радиаторы центрального отопления, представлял, как позвонит вечером Дашке, что они скажут друг другу.
Под городские соревнования отвели Малую спортивную арену в Лужниках. Каков уровень! Поневоле зазнаешься… Наро-оду на трибунах — пропасть! Места бесплатные, погода отличная, зрелище любопытное — отчего же не посетить. Свистят, орут знакомым на поле, едят мороженое. Репродукторы надрываются: «Мы хотим всем рекордам наши звонкие дать имена…»
Алик вышел из раздевалки, посмотрел по сторонам, послушал — даже поёжился. Привык он бороться один на один с планкой, в пустом школьном зале, куда только нянечка иногда заглянет, скажет: «Ещё не отпрыгался, болезненький?» И никого больше. А тут — зрители. Хлеба и зрелищ им подавай. Хлеба они дома поели, а за зрелищами сюда явились. Будет им зрелище.
На футбольном поле возле ворот одиноко сидел Пащенко. Алик увидел его, закричал обрадованно:
— Валерка! — помчался к нему.
Обнялись, похлопали друг друга по спинам — давно не виделись, нынче уже третий день пошёл, как Алик к Вешалке домой заезжал, книгу отвозил.
— Как самочувствие? — строго спросил Пащенко.
— Жалоб нет.
— Какие прогнозы?
— Думаю всем рекордам дать моё звонкое имя.
— «Имя рекорда — Радуга». — Пащенко произнёс это и прислушался: как звучит? Звучало красиво. Заметил с сожалением: — Не то что — «Имя рекорда — Пащенко». Скучная у меня фамилия.
— Прыгнешь на двести сорок — зазвучит царь-колоколом.
— Лучше ростовскими колоколами. Царь-колокол никогда не звонил, если ты помнишь.
Алик засмеялся. Опять уел его всезнайка Пащенко. Знал Алик историю самого большого колокола, который так и не удалось повесить в звоннице, знал, да запамятовал. А Пащенко ничего не забывает, тягаться с ним бессмысленно.
— Где Леший?
Пащенко огляделся по сторонам.
— Только что был здесь… Придёт, куда денется. Он помнит, что у вас, сэр, сегодня дебют.
— И у вас дебют, сэр, — в том же стиле ответствовал Алик.
— Куда нам, грешным… Вы, сэр, — премьер, а мы — статисты в вашем спектакле.
— Валерочка, не лицедействуй, — опять смеялся Алик, но шутливое замечание Вешалки было ему приятно. «Мания грандиоза», — сказал бы в таком случае отец.
Невесть откуда вынырнул Александр Ильич в своём «соревновательном» костюме: синяя куртка и красная водолазка, на шее — секундомер болтается.
— Готовы, отцы?
— Немного есть, — ответил Алик.
— Плохо, — поморщился Леший. — Скромность, конечно, украшает, но злоупотреблять ею не следует. Какой последний результат на тренировке?
— Сто девяносто восемь, — ответил Пащенко.
— Отлично. А у тебя?
— Двести пять, — сказал Алик.
Леший даже присвистнул.
— Ну, отец, ты дал! Никак, на рекорд мира замахнулся?
— Не буду злоупотреблять скромностью.
— И правильно. Если не остановишься, годика через три-четыре начнём штурмовать. А пока с осени — оба в мою группу. Возражения есть?
Возражений не было.
— Кто из сильных сегодня выступает? — спросил Алик.
— Советую присмотреться к двоим, — сказал Леший. — Номер семь — Баранов и номер одиннадцать — Файн.
— Ты их знаешь? — обратился Алик к Пащенко.
— Фаина знаю. Длинный такой, в очках. Стилем «фосбюри» прыгает.
— Спиной к цели, — презрительно протянул Алик.
— Когда цель не видишь — не так страшно, — пошутил Леший и, посоветовав напоследок: — Бойтесь Фаина, опасный конкурент, — умчался дальше — другим советы раздаривать.
Репродуктор потребовал участников соревнований к построению на парад. Построились. Под гремящий металлом марш прошествовали мимо трибун, встали на футбольном поле. Выслушали три кратких речи, вытянулись по стойке «смирно», пока флаг поднимали. Всё как в районе, только поторжественнее. Разошлись кто куда. Бегуны — к месту старта. Метатели — к своему бетонному кругу. Прыгуны — в сектор для прыжков. Судей на сей раз за алюминиевым столом было побольше, знакомых среди них что-то не видно. Обеспечено максимальное беспристрастие. У Алика — семнадцатый номер, у Вешалки — третий.
— Не повезло, — посетовал Валерка.
— Не бери в голову, — утешил его Алик. — Борись не с соперником, а с планкой. Она без номера.
Начальная высота — сто шестьдесят сантиметров. Детские игрушки…
Никто не сбил планку. Даже вторая попытка никому не понадобилась. Сразу видно: собрались лучшие в городе.
Сто шестьдесят пять. Ветерок откуда-то возник, нагонял тучу.
— Как бы дождь не полил, — сказал Валерка.
Вот когда придётся пожалеть о том, что не в шиповках прыгаешь. Размоет сектор, начнут тапочки по грязи елозить — разве прыгнешь? Станешь думать, как бы не упасть… Нет, зря Алик шиповками пренебрёг. Говорил ему Александр Ильич: пожалеешь, намаешься в тапочках, не в зале прыгаем. Кто не в зале, а Алик как раз в зале тренируется. Решил: с завтрашнего дня переходит на шипы. Просит у отца деньги, едет в магазин «Динамо» и отоваривается. Хватит кустарничать! А тренировки перенесёт на свежий воздух, на площадку в саду. И плевать на малышню: пусть смотрят на «дядю чемпиона», не сглазят…
