— Я думаю, — промолвил вдруг Кавор, указывал пальцем в северном направлении, — что он, вероятно, остался вон там.
— Нет, — возразил я, — мы двигались но кривой линии. Смотрите, вот отпечатки моих каблуков. Ясно, что шар должен быть восточнее, много восточнее. Нет, он должен быть вон там.
— Мне кажется, — заметил Кавор, — что солнце все время было у меня вправо.
— А мне сдается, — возразил я, — что при каждом прыжке моя тень бежала прямо передо мной.
Мы посмотрели вопросительно друг на друга. Дно кратера приняло в нашем воображении громадные размеры, чащи кустарника казались нам непроходимо густыми.
— Боже мой, как безрассудно мы поступили.
— Очевидно, нам надо найти наш шар, — сказал Кавор, — и найти как можно скорей. Солнце печет все сильнее. Мы уже изнемогали бы от жары, если бы не было так сухо тут в воздухе. К тому же… я проголодался.
Я посмотрел на него с изумлением. Доселе я и не подозревал еще этой стороны дела, но теперь моментально почувствовал также волчий аппетит.
— Да, — воскликнул я, — и я тоже голоден.
Кавор встал с решимостью во взоре.
— Разумеется, нам надо отыскать наш шар!
Спокойно, насколько это было возможно при нашем тревожном состоянии духа, мы обозревали бесконечные каменистые гряды, чащи кустарника, составлявшие дно кратера, взвешивая молча, каждый про себя, шансы найти наш шар, прежде чем зной и голод окончательно нас обессилят.
— Это не может быть далее каких-нибудь пятидесяти ярдов отсюда, — промолвил Кавор, с нерешительными жестами. — Единственное средство — кружиться по близости, пока не нападем на шар.
— Да, это все, что можно сделать в нашем положении, — согласился я, не выказывая, однако, особого рвения начать наши поиски. — Хоть бы этот проклятый колючий кустарник не разрастался так быстро.
— Вполне присоединяюсь к вашему желанию, — сказал Кавор. — Но ведь шар наш покоился на снежном сугробе.
Я внимательно осматривал окружающую местность, в тщетной надежде узнать какой-нибудь бугорок или куст вблизи нашего шара. Но повсюду взор встречал одно и то же: стремящиеся кверху кусты, раздувающиеся грибы, тающие и постоянно меняющие форму снежные сугробы. Солнце палило нестерпимо; слабость, при истощении сил от голода, еще более увеличивала затруднительность нашего критического положения. И в тот момент, когда мы стояли так, смущенные и затерянные, среди неведомой природы, мы услыхали впервые на луне звук несколько иной, нежели шелест растений, дуновение ветра или наши собственные звуки.
«Бум!.. Бум!.. Бум!»
Он вырывался из-под наших ног, прямо из-под почвы. Нам сдавалось, что мы ощущаем его столько же ногами, сколько ушами. Никакой умопостигаемый звук не мог бы удивить нас более, или преобразить полнее свойство окружающих нас предметов. Ибо этот звук, густой, медленный и мерный, не мог быть ничем иным, казалось нам, как только ударами какого-то гигантского погребенного колокола:
«Бум!.. Бум!.. Бум!»
Звук, напоминавший колокольный звон тихого монастыря или ночной гул многолюдного города, таинственно разносился по этой фантастической пустыне. На взгляд ничего не изменилось в окружающей местности: однообразные кусты и кактусы, колыхавшиеся от ветра, тянулись без перерыва до самых отдаленных утесов; на исполинском темном куполе неба висело палящее солнце. Но среди этой обстановки раздавался, как будто предостережение или угроза, новый загадочный звук:
«Бум!.. Бум!.. Бум!»
Мы спрашивали друг друга слабым, упавшим голосом:
— Это колокол?
— Похоже на колокол.
— Что же это такое?
— Что бы это могло быть?
— Считайте! — сказал Кавор, но предположение его запоздало, так как при этом слове удары колокола прекратились.
Столь неожиданно наступившее безмолвие было для нас как бы новым ударом. На минуту можно было усомниться, действительно ли мы слышали так поразившие нас таинственные звуки.
Я почувствовал прикосновение руки Кавора к моему плечу. Он говорил вполголоса, словно боясь разбудить какое-то спящее существо.
— Отправимся скорее на поиски нашего шара. Нам надо вернуться к шару. Эти загадочные звуки непостижимы для нас.
— В какую же сторону нам отправиться?
Он колебался. Убеждение в присутствии вокруг и вблизи нас каких-то невидимых существ овладело нашим умом. Что это за существа? Где они пребывают? Эта окружающая нас пустыня, то мерзлая, то опаленная, не представляет ли она только внешнюю кору и личину какого-нибудь подлунного мира? А если так, какого рода этот мир? Каких обитателей может он изрыгнуть на нас?
И вдруг, пронизывая удручающую тишину, раздались, как неожиданный громовой удар, звон и треск, как будто разом распахнулись громадные металлические ворота.
Это остановило наши шаги. Мы стояли с беспомощно разинутыми ртами. Затем Кавор тихонько подкрался ко мне.
— Не понимаю! — прошептал он мне над самым ухом. Он неопределенно махал рукой по направлению к небу, — смутное выражение еще более смутных мыслей. — Убежище. На случай чего-нибудь…
Я осмотрелся кругом и кивнул головой, в знак согласия.
Мы пустились на поиски шара, двигаясь втихомолку, с преувеличенной осторожностью, производя как можно меньше шума. Мы направились к ближайшей чаще кустарника. Но раздавшийся снова откуда-то звон, похожий на то, как будто молоты ударяли по котлу, заставил нас ускорить шаги.
— Надо пробираться ползком! — прошептал Кавор.
Нижние листья колючих растений, уже осеняемые свежею верхней листвой, начинали вянуть и свертываться, так что мы могли пробираться между утолщающимися стеблями без особенного вреда для наших особ. На уколы в лицо или руку мы уже не обращали внимания. В середине чащи я остановился и тревожно уставился в лицо Кавора.
— Подлунные, — прошептал он.
— Они могут вылезть наружу.
— Нам надо найти наш шар!
— Да, — отозвался я, — но как его найти?
— Надо ползать, пока на него не наткнемся.
— А коли не наткнемся?
— Прячьтесь! Высматривайте, что это за существа!
— Мы будем держаться вместе, — сказал я.
Он подумал.
— Какой путь нам избрать?
— Надо идти наудачу.
Осмотрев внимательно местность, мы поползли через нижние заросли, делая, по возможности, круг, останавливаясь над каждым грибом, при каждом звуке, имея в мыслях только наш шар, из которого мы так легкомысленно выскочили. По временам из почвы под нами исходили сотрясенье, толчки, странные, необъяснимые механические созвучия; а иногда слышался какой-то слабый треск и гул, доносившиеся к нам через воздух. Но под влиянием обуявшего нас страха мы не дерзали взобраться на какое-нибудь возвышение, откуда бы можно было обозреть кратер. Долгое время мы не замечали никаких признаков присутствия или близости существ, отзвуки которых были так многочисленны и упорны. Когда бы не мучительное чувство голода и жажды, испытываемое нами, то наше ползание походило бы на яркое сновидение. Так это было нереально. Единственным элементом, имеющим намек на реальность, были эти таинственные звуки.
