На крыше башни, куда мы опустились, свирепствовал ветер. Солдаты отвели нас к огромному ангару, у входа в который Эллисон задержалась и о чем-то спросила наш конвой. Солдат, к которому был обращен вопрос, вытаращил глаза. Она повторила свой вопрос и получила короткий ответ. Обмен репликами стал походить на спор, и в конце концов солдат утвердительно кивнул — видно, чтобы отвязаться.
— Процесс перехода через Арку в самом разгаре, — сказала Эллисон мне. — Сеть оценивает время до завершения перехода, если все получится, примерно в двадцать минут. Я подожду здесь.
Я не понял зачем. Окажется ли Вокс на Земле, как будто никак не зависело от того, где мы проведем оставшееся время — здесь, на ветру, или ниже, в более комфортабельном месте.
— Мне все равно, — сказала она и добавила, понижая голос: — Я хочу это видеть. Я сказала им, что ты тоже хочешь этого. Мои желания им не важны, но ты — другое дело, ты — Посвященный.
Нас отвели на закрытый балкон под посадочной площадкой, и мы очутились высоко над городом — два угрюмых, измазанных кровью пугала, озирающих остров Вокс и мерцающее вдали под маленькой экваторианской луной море. Поля, где гибли фермеры (к этому моменту все они уже, должно быть, были мертвы), окутывал дым, но ветер сносил его в сторону, и небо над нашими головами было ясным и звездным. Боевые машины кружились в нем, возвращаясь друг за другом на свои базы.
Эллисон заговорила с ближайшим к ней солдатом из нашего конвоя. Свои вопросы и его ответы она старательно переводила мне. Верит ли солдат, что Воксу удастся попасть на Землю? Да, он уверен в этом, пророчества рано или поздно сбываются; среди нас находятся Посвященные. А что стало с Посвященными, которых привезли в Вокс-Кор перед бомбардировкой города? Им не повезло, ответил солдат. Одна из ракет преодолела оборонительные рубежи Вокса и повредила жизненно важную инфраструктуру Вокс-Кора; и самое скверное — что Посвященные оказались слишком близко к эпицентру взрыва…
Для меня осталось неясным, сколько этих «Посвященных» сумели подобрать в экваторианской пустыне. Возможно, мальчишку-гибрида Айзека Двали, его мать, нескольких злополучных штатских, случившихся поблизости… Неужели они все погибли?
— Все, кроме одного, — перевела Эллисон.
— Кто этот один?
— Самый младший.
Значит, мальчишка, Айзек.
— Только у него тяжелые ранения, — добавила Эллисон. — Состояние критическое.
— Разве этого достаточно, чтобы привлечь внимание гипотетиков? Вы думаете, что они соизволят открыть закрытую Арку и перенести нас на Землю потому лишь, что опознают раненого молокососа и сбрендившего бывшего матроса?
На этот вопрос у нее ответа не было. Ответ пришел с неба, в виде яркой зеленой вспышки.
3
Экваторианский океан тонул в ночи, а на Земле был день.
Перемещение произошло так же внезапно и непостижимо просто, как и в первый раз на ржавом грузовом судне — с Суматры прямиком на Экваторию. Я ощутил некоторую тяжесть в теле — земное притяжение несколько превышает экваторианское, — но это было не более чем перегрузка в быстро поднимающемся лифте. Прочие перемены были более ощутимыми.
Все заливал тусклый дневной свет. Воздух разъедал глаза. Море вокруг Вокса до самого горизонта было плоским и маслянистым, а небо имело неприятный зеленоватый оттенок.
— Боже, нет! — прошептала Эллисон.
Солдаты просто остолбенели.
— Яд! — простонала Эллисон. — Сплошная отрава кругом…
Сирены прекратили свой вой и смолкли. В наступившей тишине солдаты застыли, словно внимая недоступным мне голосам — возможно, это и происходило: у них в наушниках могли звучать инструкции Сети или их командиров.
Потом один из них что-то сказал, обращаясь к Эллисон.
— Нам всем приказано спускаться вниз, — перевела она мне. — Для нас больше не делают исключения. Сейчас произойдет герметизация города.
Перед уходом я в последний раз взглянул на поле за стеной. На выжженной земле лежали обугленные трупы фермеров, еще более страшные при угрюмом зеленом свете дня. Среди них ползали немногочисленные выжившие, но даже с такой высоты было видно, что они контужены и движутся без всякой цели. Я спросил у Эллисон, нельзя ли занести хотя бы немногих внутрь, в качестве пленных.
— Нет! — отрезала она.
— Но раз воздух отравлен…
— Скажи спасибо, что спасли НАС!
— Там несколько сот человек. По-твоему, это нормально — бросить их умирать?
Она решительно кивнула.
— Кто здесь у вас командует? Эти люди готовы взять на себя ответственность за такое преступление? У них что, совсем нет совести?
Она с любопытством покосилась на меня.
— Вокс — лимбическая демократия. Совесть здесь одна-единственная. Она зовется «Корифей», и Корифею наплевать, сколько фермеров умрет.
— Познакомьтесь, это Сандра Коул, — начал Боуз. — Она врач Оррина в государственном приюте.
— Строго говоря, я уже не его врач… — поправила его Сандра, чувствуя, что угодила в западню. Эриел Матер полоснула ее, как ножом, острым взглядом, и она запнулась на полуслове. Голова Эриел, высокой и тощей, находилась на одном уровне с головой Сандры, хотя она сидела, а Сандра еще стояла. Рядом с Оррином его сестра тоже выглядела, наверное, смешной дылдой. У нее было такое же, как у брата, костлявое лицо и такие же искрящиеся карие глаза. Зато она была напрочь лишена его неуверенности, от ее взгляда ослепла бы даже кошка.
— Вы посадили моего брата под замок?
— Я бы так не сказала. Он проходит проверку на соответствие требованиям, предъявляемым к взрослым кандидатам на участие в программе опекунства штата Техас.
— С чем это едят? Он вправе удрать от вас?
Эту женщину устроит только прямой ответ. Сандра уселась и дала именно такой:
— Нет, такого права у него нет. По крайней мере, пока.
— Не беспокойтесь, Эриел, — вмешался Боуз, — Сандра на нашей стороне.
Какие еще «стороны»? Похоже, Сандру без ее ведома зачислили в чей-то лагерь…
Напуганный официант принес корзиночку с ролами и был таков.
— Я знаю одно, — заговорила Эриел. — Этот человек звонит мне и говорит, что Оррину на улице накостыляли по шее, а потом его же законопатили в каталажку. Выходит, в Техасе схлопотать промеж глаз — уже преступление!
— Его заключили под стражу для его же безопасности, — объяснил Боуз.
— Ну, под стражу, велика разница! Я хочу его забрать. Он мой младший братишка. Я пекусь о нем всю его жизнь и половину своей. Я приехала за ним. И что я узнаю? Что Оррин уже не в каталажке, а в каком-то приюте. Это вы там заправляете, доктор Коул?
