На самокрутки газетная бумага годилась не в пример лучше книжной, толстой и плохо рвущейся. Если бы газет не хватало, оно конечно, сгодилась бы и эта, но в помещичьем доме обнаружились подшивки "Русского инвалида", "Петербургской газеты", "Нивы". Понятное дело, зимой книги пойдут на растопку печей, а пока стоять им как стояли, корешок к корешку.
В столе у барина хранились стопки писем и тетради, неписаные крупным старательным почерком. Среди последних наткнулся любознательный Слепак на бордовую тетрадь. Оказывается, помещик Владимир Иванович вплоть до последнего своего дня вел дневник. То есть записывал, что в его жизни приключалось и что он по этому поводу подумал. Прочитанное растревожило Сеньку не на шутку.
"Это выходит что? - рассуждал он сам с собой. - Человек помер, а мы можем узнать, какого числа чего он делал. Ведь нужнейшая вещь для борца, строящего мировую революцию. Опосля спросят меня, ну, скажем, внуки или кто из товарищей, а где ты, сволочь, на каких фронтах революции бился такого-то числа? А ты им откроешь и выдашь. Вот, дескать, тогда-то и тогда-то бился там-то и там-то. Да и сам припомнишь геройское времечко".
Короче говоря, Сенька Слепак задумал сам делать подневные записи, отражающие личное участие в мировой революции.
Требовалось только открыть одну из чистых тетрадей и сделать первую запись. И пойдет дело. Но что-то все время мешало.
А сегодня утром было что занести в дневник. События последних суток требовали, чтоб их увековечили. По привычке Сеня листал дневник Владимира Ивановича, кое-что перечитывал, шевеля губами и водя грязным пальцем по строчкам. Вот обгрызенный ноготь дважды отчеркнул одну и ту же фразу, опять вернулся к ее началу.
- Противоречивые чувства охватили меня при этом известии, - вслух прочитал Слепак. - Ишь, гад, как закрутил. О революции толкует буржуазной. И посмаковал: - "Противоречивые чувства..."
Утро наступило для товарища Слепака за полдень. Барину, прожигавшему жизнь в праздности, утреннее пробуждение служило поводом сделать в дневнике какую-нибудь жизнерадостную запись, например: "Я всегда боюсь проспать арию жаворонка на рассвете и вторящие ей лучшие на земле звуки и запахи оживающей русской природы", или: "Я проснулся с ощущением небывалой легкости во всем теле..." и т. д.
Сеня проснулся со знакомым ощущением тяжести в теле и особенно в голове. Добравшись до лечебной жидкости, хранившейся в ящике стола - бутылки самогона, предкомбед, в очередной раз отматюгав Федьку Мезенцева за оторванные ручки, управился с плохо подчиняющимися пальцами, и по пищеводу побежал чудотворный ручеек. Окружающее стало вызывать к себе интерес, тело возвращалось в повиновение, заработала память. "Ларька, Федька Назаров!" прозвучало в голове, как выстрел.
Товарищ Слепак торопливой походкой вышел из кабинета. В коридорах он никого не встретил, но со двора доносились голоса. Сеня направился вдоль дома. Двое комбедовцев, братья Иван и Федор Мезенцевы, рыли напротив флигеля управляющего яму.
"Могила? Почему здесь? Кто позволил?" - недоумевал Слепак, ускорив шаг.
- Привет товарищу Слепаку! - заметив его, Иван вонзил лопату в землю и шагнул навстречу, вытирая руки о штаны. Федя разогнулся в яме и тоже отставил лопату в сторону.
- Здорово, мужики! Чего делаем? - Сенька поручкался с братьями.
- Так оно, Сеня, тово - дерево сажаем, - сказал старший, Иван.
- В землю, - уточнил Федя.
- Вона оно. Управляющий, немчура ентот, в дому прятал. Заради прихотей своих, - Иван показал рукой товарищу Слепаку, куда и на что смотреть. У стены флигеля стояла кадка с растущей в ней комнатной пальмой. - Орехи какие небось уродит.
- К осени, - прибавил Федя. "Идиоты", - подумал Слепак.
- Где все прочие товарищи?
- Так они, Сеня, не в одном месте. Кто где. Много с товарищем Филькой пошли на деревню. К аспиду ентому, как его.... И девке ентовой.
Слепак поднялся наверх и опять взялся за бутылку. Он понимал, что от нового стакана самогона его начнет развозить. Однако выпил. "Не разбудили. Филька, гаденыш, самолично покомандывать захотел, - предкомбед принялся нервно расхаживать от двери к окну. - Чтобы опосля при каждом случае намекать, дескать, я дрыхну, а он работает. Мол, не пора ли поменяться местами. Сука!"
Носком ноги, обутой в давно не чищенный сапог, он от души врезал по книжным корешкам на нижней полке. "Нет, с Филькой тоже как-то пора решать. Приохотился, вишь, распоряжаться, подзаборник. Интересно, что у них там с Назаровым выйдет..."
Послышался топот ног, хлопанье дверей, голоса, среди которых отчетливо выделялся Филькин хрип. Сеня рывком открыл дверь кабинета, шагнул в коридор и первое, что он увидел - Ларису, которую тащили к парадной лестнице.
- Куда ее, товарищ Комар? - прогундосил Колька Савельев.
- Наверх, в будюар.
- Куды? - изумился Колька.
- В дальнюю комнату, по левую руку. Где покойная барыня жила.
- Где Назаров? - крикнул Слепак.
- Нету солдата в селе. Укатил куда-то, - первый помощник увлек предкомбеда в гостиную. - В избе, во дворе, че можно перебуторили - ружжей не сыскать. С собой, гад, увез. Ниче, узнает про Барыньку - сам приволокет. На коленях ишшо поползает. Чтоб возвернули в целости. Будем мы за ним бегать, как же!
И в этот самый миг, глядя на улыбающуюся щербатым ртом конопатую Филькину рожу, Сеня Слепак понял наконец, что не у него одного забилось сердце, когда стало ясно: Ларька нашлась. Не у одного председателя виды на бабу!
- Значит, так, Филя. - Слепак постарался придать голосу как можно больше твердости, - я сейчас пишу письмо в уезд. Чтоб слали отряд. Пора кончать с бандитами. А то добра не жди. Куда, думаешь, Назаров винтовки повез? Не иначе в лес, дружков вооружать. Так что в Усадьбу он может явиться не один, а со всей кулацкой шайкой. Ты, Филя, придумай пока, кого верхом в уезд с пакетом отправить, и гляди, чтоб товарищи ворон не считали. Оружие проверить - махорку из стволов вытрясти.
Последнюю фразу предкомбед произнес уже у двери. Он не стал дожидаться, что скажет или не скажет Комаров в ответ.
Достав в кабинете из ящика стола чистый лист, положив рядом дневник барина, Сеня выбрал карандаш поострее и задумался. С Назаровым будут сведены старые счеты, в уезде наконец-то получат живого или мертвого бандита, как свидетельство, что власть в селе не бездействует, а он, Сеня Слепак, возьмет то, что когда-то у него увели. А сейчас - глоток самогона, и за письмо.
Через час послание было готово с помощью вдохновляющего напитка и дневника Владимира Ивановича как поставщика красочных оборотов речи. Предкомбед перечитал написанное и остался доволен.
"Дорогой товарищ Исаковский! Милостивый государь!