Они опустились на Реану примерно за пятьсот лет до того, как туда прилетели люди. Корабль рэнитов опустился в северном пустынном полушарии…
— Тогда оно не было пустынным. Тогда там кипела жизнь.
— В северном полушарии нет никакой жизни! Там кратеры, следы извержений и мертвая пустыня!
— Это не извержения… Наши правила запрещали использовать для хронара планеты, на которых есть жизнь. Но поблизости не оказалось звезд с другими планетными системами. Топлива оставалось в обрез, только на обратный бросок… Мы хотели вернуться домой…
— И решили погубить планету…
— А что бы люди сделали на нашем месте?
— Не знаю, — честно сказал Ротанов. — Этого я не знаю.
— Мы решились не сразу. Долгое время изучали планету, старались установить, может ли здесь возникнуть разумная жизнь, и ничего не поняли, как выяснилось потом… Наши ученые установили, что на планете преобладает один вид растений. Мы называли их белыми шарами. Этот вид подавил развитие всей остальной биосферы, каким-то образом подчинил ее себе. Ископаемые остатки этих растений почти полностью совпадали с их современным видом. Ученые решили, что бросок во времени на десятки тысячелетий почти ничего не изменит в жизни планеты… Когда очень хочешь получить определенный результат, всегда находится подходящая научная теория… — В голосе женщины звучала неподдельная горечь. — Я одна была против, я говорила, что они недооценивают местную биосферу, что белые шары не простые растения, что может произойти несчастье… Никто не прислушался к моек доводам. Хронар был подготовлен к пуску и в точно назначенный час его включили… — И вновь она надолго замолчала.
— Что произошло потом?
— Потом случилось несчастье… Мы до сих пор не знаем, как именно это им удалось. Корни этих растений уходят в глубокое прошлое, в настоящем расцветают их цветы, те самые, что зовутся у вас белыми колоколами, и лишь в далеком будущем вызревают иногда плоды, содержащие в себе тайну бессмертия…
— Что случилось с планетой?
— Не знаю, как назвать их, существа? Растения? В момент импульса хронара включилось противоположно направленное временное биополе планеты. Чтобы противостоять импульсу хронара, энергия его должна была быть огромной, растянутой во времени и точно рассчитанной… Очевидно, не во всех точках им удалось полностью погасить энергию импульса, начались разрывы пространства, извержения вулканов, планетный катаклизм захватил все материки, но планета уцелела, осталась в настоящем. Правда, они сами почти все погибли…
— Не все… — тихо прошептал Ротанов. Но она услышала.
— Да, уцелела одна маленькая рощица, но и она вымирает. Пустыня наступает на нее со всех сторон. За последнее столетие не прижилось ни одного нового растения, а старые постепенно погибают, кольцо пустыни смыкается вокруг них, и вскоре на планете, которую они отстояли ценой своей жизни, останутся одни пустыни.
Она помолчала, потом тихо продолжала:
— Почва расползалась, превращалась в грязь, затопляла целые материки… Мы ничего не могли сделать. К тому времени нас уже не было на планете. Вернее, не было в ее настоящем… До сих пор мы не знаем, виноват в этом импульс нашего хронара, или это биополе планеты зашвырнуло нас в прошлое, которого мы хотели добиться такой дорогой ценой?
— Вы пришли в этот мир голыми и безоружными, — тихо проговорил Ротанов.
— Да, все снаряжение, оборудование, наш корабль — все это осталось на северном материке, на том самом, где катаклизм достигал наибольшей силы. Видимо, там произошел чудовищный взрыв. Не сохранилось ничего, даже пыли…
В неверном красноватом свете камня он заметил слезы, стоящие у нее в глазах.
Ротанов отошел в сторону, отвернулся, чтобы не видеть ее лица и не мешать ей плакать… Ночь, казалось, придвинулась еще ближе и села как лохматая черная птица на зубцы крепостных башен. Ничто не нарушало тишину, даже дромы угомонились. Звезды чуть сместились к востоку, возвещая близкий рассвет.
— Сколько же лет вам понадобилось, чтобы голыми руками построить этот замок? И сколько мужества? — тихо добавил он.
— Рэниты живут долго… Слишком долго, — еще тише прозвучал ответ. Тогда он повернулся, отыскал в темноте ее руку и осторожно погладил ее:
— А знаешь, девочка…
— Я не девочка, Ролано.
И все равно она казалась ему маленькой заблудившейся девочкой, девочкой, которой надо помочь. Он не стал с ней спорить. Он словно думал вслух…
— Я побывал на разных планетах, бывают безвыходные ситуации, бывают ситуации, из которых невозможно выбраться, но так только кажется, поверь мне! Теперь вы не одни, люди помогут вам вернуться.
— Есть законы, перед которыми бессильны и вы и мы. Это вечные нерушимые законы жизни. Те, кто восстает против нее, сами становятся мертвецами, им уже ничто не поможет.
Но он не слушал ее, он торопливо, почти лихорадочно искал выход.
— Вот посмотри: мы можем послать экспедицию к вашей звезде, не пройдет и года, как рэниты прилетят за вами!
— Пока мы летели сюда, прошли тысячелетия. Не забывай об этом, Ролано. Мы знаем свое будущее. Вся наша цивилизация давно погибла.
— Но ведь Дубров возвращался отсюда!
— Ты тоже вернешься. Уже очень скоро.
— Значит, и вы могли бы!
— Вернуться, куда? В ваше время? Оно чужое для нас. Стать вашими нахлебниками? Это не для нас, Ролано. Рэниты — гордая раса.
— Я знаю.
— Плохо ты нас знаешь, если предлагаешь такое!
— Но ведь не можете вы оставаться здесь одни! Без помощи! Мы могли бы оставить вам всю планету, завезти сюда необходимое оборудование, машины…
— Опять ты о том же… Не такие уж мы беспомощные. Тысячелетние древние знания нашего народа помогли нам выстоять в самое трудное время, теперь наш дом здесь. Другого нет и не будет. У каждого народа свой путь. Теперь ваша очередь летать к звездам. Может быть, вы будете счастливее нас…
— И все же хоть что-то можем мы для вас сделать? Неужели люди не имеют права помочь друг другу в беде?
— Возможно, у вас есть такое право, только вот мы не люди… — Она замолчала, и в ее молчании он угадывал нечто недосказанное, может быть, просьбу, которую не выражают словами, может быть, он должен был понять это сам, но в ту минуту ничего не понял, только почувствовал, что разговор окончен, что истекают последние секунды этой фантастической, невозможной ночи. Не все умеют мириться с неизбежным. Он крепче сжал ее невидимую в темноте руку.
— Послушай… Вельда, мы могли бы вернуться вместе…
— А ты знаешь, сколько мне лет?
