Ознакомительная версия.
…Дом лесника стоял на берегу маленького озера, в том месте, где лес отступил от воды. К дому примыкал сарай и небольшой огород, окруженный невысокими кольями, по-южному заплетенными лозой. Дом был стар, поседел — от серебряной дранки на крыше до почти белых наличников. Но стоял он крепко, как те боровики, что встречались на пути. У берега, привязанная цепью, покачивалась лодка. Порывами пролетавший над водой ветер колыхал осоку. Вечер наступал теплый, комариный. Собиравшийся дождь пропитал воздух нетяжелой, пахнущей грибами и влажной листвой сыростью.
Я остановился на краю леса. Маша была в огороде. Она полола, но как раз в тот момент, когда я увидел ее, распрямилась и поглядела на озеро. Она была одна — Сергей Иванович, наверное, в лесу. Я понял, что могу стоять так до темноты, но не подойду к ней — ведь даже на рынке, в толпе, мои неосторожные слова заставили ее заплакать. И конечно, не пошел к дому. Постоял еще минут пятнадцать, заслонившись толстым стволом сосны. Маша, кончив полоть, взяла с земли тяпку, занесла в сарай. Скрип сарайной двери был так четок, словно я был совсем рядом. Выйдя из сарая, она посмотрела в мою сторону, но меня не увидела. Потом ушла в дом. Начал накрапывать дождь. Он был мелок, тих и дотошен — ясно, что кончится нескоро. Я повернулся и пошел обратно, к Селищу. Я ведь никакой охотник и тем более никуда не годный сыщик.
Лес был другой. Он сжался, потерял глубину и краски, он уныло и покорно переживал вечернюю непогоду. Над дорогой дождь моросил мелко и часто, но на листьях вода собиралась в крупные, тяжелые капли, которые, срываясь вниз, гулко щелкали по лужам в колеях. Я выйду на шоссе в полной темноте, и неизвестно еще, отыщу ли попутку. И поделом.
Впереди затарахтел мотоцикл, и я не успел сообразить, кто это, и отступить с дороги, как Сергей Иванович, сбросив ногу на землю, резко затормозил.
— Ну, здравствуй, — сказал он, откидывая с фуражки капюшон плащ-палатаси. Будто и не удивился. — Куда идешь?
— Я к вам ходил, — сказал я.
— Ко мне в другую сторону.
— Знаю. Я дошел до опушки, увидел дом, Марию Павловну. И пошел обратно.
Крепкие кисти лесника лежали на руле. Фуражка была низко надвинута на лоб.
— И чего же обратно повернул?
— Стыдно стало.
— Не понял.
— Я узнал ваш адрес, взял ружье, решил к вам приехать, поохотиться.
— Так охотиться ехал или как?
— Поговорить.
— Раздумал?
— Когда увидел Марию Павловну одну, раздумал.
Лесник вынул из внутреннего кармана тужурки гнутый жестяной портсигар, перетянутый резинкой, достал оттуда папиросу. Потом подумал, протянул портсигар мне. Мы закурили, прикрывая от дождя яркий в сумерках огонек спички. Лесник поглядел на дорогу впереди, потом обернулся. В лесу стоял комариный нервный звон, листва приобрела цвет воды в затененном пруду.
— Садись. Ко мне поедешь, — сказал лесник, откидывая брезент с коляски мотоцикла. — Я бы тебя до Селища подкинул, да не люблю Машу одну вечером оставлять.
— Ничего, — сказал я. — Дойду. Сам виноват.
Лесник усмехнулся. Усмешка мне показалась недоброй.
— Садись.
Коляска высоко подпрыгивала на буграх и проваливалась в колеи. Лесник молчал, сжимая зубами мундштук погасшей папиросы.
Маша услышала треск мотоцикла и вышла встречать к воротам. Лесник сказал:
— Принимай гостя.
— Здравствуйте, — сказал я, вылезая из коляски. Ружье мне мешало.
— Добрый вечер, — Маша смотрела на Сергея Ивановича.
— Сказал: принимай гостя. Покажи, где умыться, человек с дороги. На стол накрой. — Он говорил сухо и подбирал будничные слова, словно хотел сказать, что я ничем не выделяюсь из числа случайных путников, если такие попадаются в этих местах. — В лесу встретил охотника, подвез. Куда человеку в такую темень до Селища добираться?
— Он не охотник, — сказала Маша. — Зачем он приехал?
— Ну, пусть не охотник, — согласился лесник. — Я мотоцикл в сарай закачу, а то дождь ночью разойдется.
— Я вас не стесню, — сказал я Маше. — Завтра с утра уеду.
— Так и будет, — сказал лесник.
Маша убежала в дом.
— Не обращай внимания, — сказал лесник, запирая сарай на щеколду. — Она диковата. Но добрая. Пошли руки мыть.
В доме засветилось окно.
— У меня водка есть, — сказал я. — В рюкзаке.
— Это Донатыч подсказал?
— Он, — сознался я.
— А я второй год не пью. И потребности не чувствую.
— Извините.
— А чего извиняться? В гости ехал. Ты не думай, я за компанию могу. Маша возражать не будет. Как тебя величать прикажешь?
— Николаем.
Рукомойник был в сенях. Возле него на полочке уже стояла зажженная керосиновая лампа.
— Электричества у нас нету, — сказал лесник. — Обещали от Лесновки протянуть. В сенокос бригада жить будет. Может, в будущем году при свете заживем.
— Ничего, — сказал я. — И так хорошо.
В комнате был накрыт стол: наверное, лесник возвращался домой в одно и то же время. Шипел самовар, в начищенных боках которого отражались огни двух старых, еще с тех времен, когда их старались делать красивыми, керосиновых ламп. Дымилась картошка, стояла сметана в банке, огурцы. Было уютно и мирно, и уют этого дома подчеркивал дождь. Дождь, стучавший в окно и стекавший по стеклу ветвистыми ручейками.
— Я эти стулья из города привез, — сказал лесник. — Мягкие.
— Хорошо у вас.
— Маше спасибо. Даже обои наклеил. Если бы Донатыч или кто из старых охотников сюда нагрянул, не поверили бы. Да я теперь их не приглашаю.
На этажерке между окнами стоял транзисторный приемник. За приоткрытой занавеской виднелась кровать с аккуратно взбитыми, пирамидой, подушками. К стене, под портретом Гагарина, была прибита полка с книгами.
— Водку достать? — спросил я.
— Давай.
— Сергей Иванович, — услышала нас Маша.
— Не беспокойся. Ты же меня знаешь. Как твой рыбник, удался?
— Попробуйте.
Может, я в самом деле приехал сюда в гости? Просто в гости.
От сковороды с пышным рыбником поднимался душистый пар. Оказывается, я страшно проголодался за день. Маша поставила на стол два граненых стакана. Потом села сама, подперла подбородок кулаками.
— За встречу, — сказал я. — Чтобы мы стали друзьями.
Этого говорить не стоило. Это напомнило всем и мне тоже, почему я здесь.
— Не спеши, — сказал лесник. — Мы еще и не знакомы.
Он отхлебнул из стакана, как воду, и отставил стакан подальше.
— Отвык, — сказал он. — Ты пей, не стесняйся.
— Вообще-то я тоже не пью.
— Ну вот, два пьяницы собрались, — лесник засмеялся. У него были крепкие ровные зубы, и лицо стало добрым. Там, в городе, он казался старше, суше, грубей.
Ознакомительная версия.
