Берт, Ларри, Том, Клей и шлем могли — а может, и не могли остановить его. Что-то во всем этом беспокоило меня, но я настолько устал, что просто не мог думать о чем-то, кроме сиюминутной, теперешней ситуации, собирая все остатки бдительности. Я не решался принять стимулятор, выпить или закурить, потому что моя центральная нервная система была частью оружия. Я смотрел на то, как мимо окна пролетают большие пушистые снежинки.
Я услышал щелчок и вызвал Берта и Ларри. Подхватив шлем, я вскочил на ноги, когда свет внутри него снова замерцал.
Но было уже слишком поздно.
Поднимая шлем, я услышал, как снаружи прогремел выстрел, и этот выстрел для меня был вроде предупреждения судьбы. Те ребята не походили на людей, открывающих стрельбу раньше, чем находили мишень.
Дэйв сказал мне, что радиус действия шлема приблизительно составляет четверть мили. Итак, если измерить время между тем, как шлем подал сигнал о появлении Палача, и тем, когда его засекла охрана, получается, что Палач движется очень быстро. Добавим к этому возможность того, что уровень мощи мозговых волн Палача и их воздействия могут быть выше, чем у шлема. И теперь допустите, что он воспользуется этими факторами, пока сенатор Брокден все еще лежит, бодрствуя и тревожась. Резюмируем: Палач вполне может почувствовать, что я здесь, что шлем у меня, и поймет, что это самое опасное оружие у тех, кто караулит его, и метнет в меня молнию прежде, чем я смогу справиться с этим механизмом.
Я опустил шлем на голову и призвал на помощь всю свою выдержку.
Снова ощущение, что я разглядываю мир через снайперский прицел, снова все сопутствующие ощущения. Итак, мир состоит из фасада домика, Берта у его двери с винтовкой у плеча и далеко слева — Ларри, рука которого, швырнувшая гранату, уже опускалась. Граната — мы поняли это мгновенно — пролетит мимо; огнемет, который он теперь нащупывал, окажется бесполезным прежде, чем он им воспользуется.
Следующая пуля Берта рикошетом отлетела от нашей грудной плиты влево. Удар на мгновение заставил нас пошатнуться. Третья пуля прошла мимо. Четвертого выстрела не было, потому что мы вырвали ружье из его рук и отбросили в сторону — все это произошло мимоходом, когда мы проносились мимо, обрушиваясь на дверь домика.
Палач вошел в комнату, дверь затрещала и рухнула.
Мой мозг словно раскололся на двое: я одновременно видел гладкое металлическое тело появившегося манипулятора и выпрямившегося с дурацкой короной на голове себя самого — левая рука вытянута, лазерный пистолет в правой, тесно прижатой к боку. Я вспомнил лицо и крик, и звон в ушах, снова узнал это ощущение мощи и небывалых ощущений, и я собрал все свои силы, чтобы управлять всем этим квазиорганизмом, как будто он был моим собственным — сделать его моим собственным и остановить металлическое чудовище, пока мое изображение, застывшее, как на моментальной фотографии, поворачивается в комнате…
Палач замешкался, споткнулся. Такую инерцию не погасить за насколько мгновений, но я чувствовал: его тело откликнулось на мои приказы. Я зацепил его. Он заколебался.
Затем прогремел взрыв — словно гром, землетрясение, извержение вулкана прямо под окном, потом полетели гальки и обломки. Граната, конечно. Но осознание природы взрыва все-таки отвлекло меня.
Этого мгновения хватило Палачу, чтобы прийти в себя и броситься на меня. Инстинкт самосохранения заставил меня отказаться от попыток овладеть его цепями управления и перейти к самообороне: я нажал на спусковой крючок лазерного пистолета. Левой же рукой я попытался ударить его в среднюю секцию — там, за пластиной, скрывался его мозг.
Он блокировал этот удар своей рукой и сбил шлем с моей головы. Затем он выбил из моей руки оружие, которое уже раскалило до красна его левую сторону, смял пистолет и швырнул на пол. И тут же он пошатнулся от удара двух пуль из крупнокалиберной винтовки. Берт, подобравший оружие, стоял в дверном проеме.
Палач развернулся вокруг своей оси и оказался вне пределов досягаемости прежде, чем я смог пришлепнуть ему заряд взрывчатки.
Берт успел влепить ему еще разок прежде, чем Палач вырвал у него винтовку и согнул у ней ствол. Еще пара шагов — и он ухватил Берта. Мгновение, и Берт упал. Затем Палач повернулся и сделал несколько шагов вправо, исчезнув из виду.
Я успел к дверному проему вовремя, чтобы увидеть, как его охватило пламя, вырвавшееся из точки около угла домика. Палач прошел сквозь факел. До меня донесся треск металла, когда он взялся за огнемет. Я очутился снаружи как раз тогда, когда Ларри упал и замер, распластавшись на снегу.
Затем Палач снова повернулся ко мне.
В этот раз он не стал крушить все подряд. Он нашел шлем в снегу, там, куда его бросил чуть раньше. Затем он двинулся размеренной поступью, огибая фасад и перекрывая всякую возможность рвануться в том направлении, к лесу — чтобы я не смог сбежать. Снежинки падали между нами. Снег похрустывал под ногами Палача.
Я отступил назад в дверной проем, задержавшись на секунду, чтобы обзавестись двухфутовой дубинкой из обломков двери. Он последовал за мной в домик, положил шлем — весьма небрежно — в кресло около входа. Выдвинувшись в центр комнаты, я ждал.
Я слегка пригнулся вперед, обе руки вытянуты, дубинка направлена в фоторецепторы на его голове. Он продолжал медленно двигаться, и я рассматривал, как устроены его ноги. Для обычного человеческого телосложения сочленение со ступней идет под прямым углом, и это показывает на вектор наименьшего сопротивления, когда необходимо нарушить равновесие тела — для того, чтобы толкнуть и опрокинуть. К несчастью, несмотря на, в целом, антропоморфную конструкцию, ноги Палача были разнесены далеко в стороны и ему не доставало мускулов как у человека, и сочленения были созданы по-другому: к тому же он обладал куда большей массой, чем любой человек, с которым мне когда-либо приходилось схватываться. И хотя я задумал провести четыре приема из дзюдо получше, да еще несколько пониже разрядом, я был уверен — ни один из них не будет достаточно эффективным.
Он двинулся дальше, и я провел отвлекающую атаку в сторону его фоторецепторов. Он пригнулся, когда отбивал в сторону дубинку, но ориентировки не потерял, и я двинулся вправо, пытаясь обогнуть его. Я разглядывал Палача, когда он поворачивался, пытаясь определить вектор наименьшего сопротивления.
Двусторонняя симметрия, центр тяжести наверняка повыше… Один точный удар черной перчаткой в центр мозга — это все, что мне было необходимо. Затем, даже если его рефлексы позволят ему тут же расправиться со мной, он все равно останется лежать здесь внизу. Он тоже знал это. Я был уверен в этом, исходя из того, что он держал свою правую руку вблизи отсека, где размещался мозг, а также по тому, как он уклонился от прикосновения черной перчатки в момент ложного выпада.
