Хрипя от боли, извиваясь в стягивавших его веревках, Томас Уничтожитель принял сидячее положение у стены. Он качал головой, словно пытался вытрясти из нее воспоминания.
— Они подошли к нам, — сказал он с трудом, — Стефан Сильная Рука и его отряд подошли к нам, как только ты отправился на территорию Чудовищ. Отряд Человечества с посланием от вождя, кто мог что-либо заподозрить? Они могли прийти с сообщением, что на наши убежища напали Чужаки! — Раздался лающий кашель, и из его рта хлынула кровь. — С ними были Чужаки, которые попрятались на протяжении всего пути в коридорах. Толпы и толпы Чужаков.
Эрик попытался представить себе, что произошло.
— Потом, смешавшись с нами, когда большинство из нас убрали копья в петли, они напали на нас. Эрик, это был действительно хороший удар. Они застали нас врасплох настолько, что им даже не понадобилась посторонняя помощь. Не думаю, что кто-то из нас еще остался в живых к тому времени, когда подбежали Чужаки. Я лежал на полу, сражаясь голыми руками. Не знаю, что произошло с остальными. Чужаки повалили толпами. Больше я ничего не видел. Кто-то нанес мне чертовски сильный удар, странно, что я очнулся после него, — его голос стал еще более хриплым и тихим. — Жаль, что мне не повезло…
Грудь Уничтожителя Ловушек вздымалась: из нее доносился странный скрежещущий звук.
— …Они притащили меня сюда. Мои жены! Они были заняты моими женами. Эти суки из Общества Женщин — Оттили, Рита, — это их дело — они приволокли моих жен и стали обрабатывать их на моих глазах. Я отключался и снова приходил в себя, отключался и снова приходил в себя. Я был в сознании, в то время как они…
Его речь снова сменилась нечленораздельным бормотанием, голова упала на грудь. На мгновение голос стал четким, но Томас потерял нить разговора.
— Они были хорошими женщинами, — промычал он. — Обе. Хорошие, хорошие девочки. И они любили меня. Они могли бы занять более важное положение. Франклин, должно быть, десятки раз предлагал им обрюхатить их, но они каждый раз отклоняли его предложение. Они по-настоящему любили меня.
Эрик едва не заплакал. Он мало общался с ними, достигнув возраста посвящения, но в детстве они дали ему всю ту любовь, которую, как помнил Эрик, могла дать только мать. Они наказывали его и ласкали, вытирали ему нос. Они рассказывали ему истории и учили его наставлениям науки предков. Ни у одной не было сына, который выжил бы в разнообразных бедствиях и катастрофах, которые Чудовища время от времени обрушивали на Человечество. Ему повезло. Ему достались та забота и любовь, которые получили бы их собственные сыновья.
А их верность Томасу Уничтожителю Ловушек была постоянным источником изумления в Человечестве. Она стоила им большего, чем просто большие здоровые пометы, к которым вождь имел давно доказанную способность: такое необычное, почти не женское поведение лишило их высокого положения в Обществе Женщин, которое они занимали бы в противном случае. А теперь они были мертвы или умирали, а их оставшиеся в живых детишки будут отданы другим женщинам, значительность которых таким образом существенно усилится.
— Скажи мне, — попросил он своего дядю, — почему Общество Женщин убило их? Что такого ужасного они сделали?
Он увидел, что Томас снова поднял голову и смотрит на него. С жалостью. Он почувствовал, как его собственное тело сковало холодом, еще до того, как Уничтожитель Ловушек заговорил.
— Ты все еще не позволяешь себе думать об этом? Я не виню тебя, Эрик. Но оно там. Его готовят для нас.
— Что? — спросил Эрик, хотя где-то глубоко внутри него уже родился ужасный ответ, и он его знал.
— Нас объявили вне закона. Они говорят, что мы виновны в самом тяжелом преступлении. Мы больше не принадлежим к Человечеству, ты, я, моя семья, мой отряд. Мы вне Человечества, вне закона, вне религии. А ты знаешь, что делают с объявленными вне закона, Эрик, не так ли? Все что угодно. Все.
Эрик помнил, что с самого детства всегда ждал церемоний такого рода. Один из отрядов воинов захватывал Чужака, определяли, что он был изгоем. Обычно это легко было определить. Например, никто, кроме объявленного вне закона, не стал бы бродить по убежищам в одиночестве, без отряда или, по крайней мере, без товарища, который прикрывал бы его спину. А в случае, если имелось хоть малейшее сомнение, ответ на требование выкупа, переданное его племени, прояснял положение пленника. Нередко ответом был рассказ о каком-то непростительном святотатстве, каком-то абсолютно чудовищном преступлении, которое можно наказать только самым страшным проклятием, полной анафемой и лишением всех привилегий человеческого существа. Делайте с ним, что хотите. Он больше не является одним из людей, он все равно что Чудовище.
Затем объявлялось что-то вроде праздника. Из кусочков дерева, украденных на территории Чудовищ и припрятанных женщинами специально для этой цели, члены Общества Женщин воздвигали сооружение, особенности которого передавались от матери к дочери в течение многих поколений еще со времен предков, построивших показывающую машину. Оно называлось сценой или театром, Эрик также слышал, иногда его называли плахой. В любом случае, каким бы ни было его истинное имя, большинство касающихся его подробностей являлись частью тайных знаний Общества Женщин и мало заботили мужчин. Однако было нечто, что знали все. На нем развернется живая религиозная драма: окончательный триумф Человечества над греховностью Чудовищ. Для этого центральное действующее лицо должно отвечать двум требованиям. Это должно быть разумное существо, как и Чудовища, чтобы его можно было заставить страдать так, как в один прекрасный день Человечество заставит страдать Чудовищ; и это должен быть не человек, как и Чудовища, чтобы каждая капля негодования и ненависти была пролита на его плоть без малейшего намека на сожаление или сострадание. Для этой цели объявленные вне закона подходили идеально, так как все были согласны с тем, что такие отвратительные существа перестали быть членами человеческой расы.
Когда в плен попадал объявленный вне закона, работа в убежищах останавливалась, и военные отряды Человечества отзывались домой. Это было великое время, веселое время, время праздника. Даже дети делали все, что могли, для того чтобы подготовить это славное событие: выполняли поручения работавших женщин, подносили питье и еду доблестным стражникам, даже дети хвастались друг другу, как они выразят свою ненависть к пойманному представителю нелюдей, этому связанному и вопящему существу.
Каждый получал такую возможность. Все, начиная с вождя и кончая самым маленьким ребенком, способным процитировать наставления, все по очереди взбирались на сцену, или театр, или плаху, которую воздвигали женщины. Всех сжигало желание излить часть ненависти Человечества на существо, объявленное изгоем, как пролог того, что однажды они все вместе сделают с Чудовищами, укравшими их мир. Сара Целительница Болезней была одной из первых в этом ритуале, после чего она стояла на сооружении и внимательно следила за церемонией. В ее обязанность входило следить, чтобы никто не зашел слишком далеко, чтобы каждый честно и справедливо принял участие в происходящем, и даже чтобы в самом конце строение сжигалось дотла — вместе с окровавленной жертвой — как символ того, что Чудовища должны быть превращены в пепел и развеяны по ветру. И Человечество вернется в свой дом, — распевала она, в то время как обгорелые останки презрительно вышвыривали из убежища. — И с Чудовищами будет покончено. С ними будет покончено навсегда и на всей широкой Земле не будет никого, кроме Человечества.
