Она с улыбкой подала руку, и мы закружились в танце. Мы двигались в сторону музыки — все дальше от света из французских дверей. Мы болтали и смеялись, пока один тур вальса сменялся другим.
Вдруг я остановился и спросил:
— Разве эти парни не знают ничего, кроме вальсов?
— Вам не нравятся вальсы?
— Они хороши, но постойте, у меня появилась идея. Взявшись за руки, мы двинулись назад, сквозь французские двери, через танцевальный зал, мимо ряда огромных тропических растений, к скрытому в специальной нише оркестру. Дождавшись, когда музыканты прервутся для короткого отдыха, я подозвал дирижера. Он приблизился с вежливой улыбкой.
— Да, полковник?
— Вы хорошо владеете ремеслом? — Он недоуменно воздел бровь. — То есть...— «Как бы подоходчивее сформулировать собственную мысль?» — Если я напою мотив, вы сможете сыграть его?
— Зависит от того, как хорошо вы напоете, полковник,— ответил дирижер.
— Ладно, допустим, я напою правильно, тогда вы сможете уловить мелодию и сыграть ее со всеми... м-м... выкрутасами?
— Думаю, да.
— А с изменением темпа? Он нахмурился.
— Не угодно ли вам дать образец?
— Слушайте.— И я промурлыкал несколько тактов «Ночи и дня». Казалось, дирижер заинтересовался. Я прочистил горло.— А теперь попробуйте запомнить. Это отличный номер.
Дважды напев «Ночь и день» от начала до конца, я обнаружил, что так и не выпустил руку незнакомки. Оркестранты обступили нас и внимательно слушали.
— Прекрасно, полковник,— кивнул дирижер.— Думаю, мы запомнили.
Он чисто пропел мелодию, причем сразу взяв верный темп.
— Итак, господа, попробуем,— обратился он к музыкантам.
Те вернулись на свои места. Дирижер оглянулся на меня, кивнул с улыбкой и вскинул руки.
— Следим за темпом! — предупредил маэстро оркестрантов.
— Вперед.— Я повлек девушку в танцевальный зал. Оркестр заиграл. Сначала приглушенно, но тем не менее плавно и уверенно. Ритм звучал несколько тяжеловато, однако не теряя четкости, а мелодия — ясно и правильно. Музыканты отлично знали свое дело.
Пары, настроившиеся вальсировать, остановились и обратили недоуменные взоры туда, откуда неслась музыка. Оркестранты тем временем разыгрались. Они мастерски оживили старинную мелодию, разбавив ее легкой импровизацией.
— Просто повторяйте за мной.— Я сделал первое движение, и девушка оказалась в моих объятиях.— Ближе. Это не вальс.
Остальные танцоры расступились, будто по сигналу. По залу пробежал взбудораженный шепот. Мне досталась восхитительная партнерша. Она безошибочно повторяла за мной сперва простейшие, а затем и сложные вариации фигур фокстрота, которые входят в стандартный набор умений, необходимых дипломату для улаживания тысяч скучных дел.
— Незнакомая музыка.— Она смотрела на меня сияющими глазами.— И незнакомый кавалер.
Оркестр завершил третий рефрен старой мелодии и без остановки перешел к одному из своих привычных номеров, подстроив его под новый темп. Музыканты были на высоте.
Пары, наблюдая за нами, осторожно пробовали освоить новый танец. То тут, то там раздавался радостный смех, стоило кому-нибудь правильно изобразить незнакомое движение. Через несколько минут зал снова заполнили танцующие пары. Как только оркестр умолк, нас обступили со всех сторон.
— Как это называется?
— Чудесно!
— Впервые за столько лет новая музыка. Покажите что-нибудь еще.
В сопровождении толпы мы вернулись к оркестру и от души поздравили сияющих музыкантов.
— Не хотите попробовать еще? — спросил я дирижера. Он с радостью согласился, и я напел ему «Звездную пыль», «Я переживу» и другое, что помнил из Коула Портера[9]. Маэстро радовался, точно старатель, откопавший подряд несколько золотых самородков. Музыканты сыграли эти старые мелодии, придав им странный местный колорит.
— Мне нравится ваша музыка,— призналась моя партнерша.— Через считанные дни ее услышат во всех городах империи.
А танцоры желали еще и еще. Я добавил «Все, что есть,— это ты», «Любовь при луне» и, наконец, «Бегинку». Оркестр управился и с этими мотивами, но публика, войдя в экстаз, громко рукоплескала и требовала повторения.
Музыканты заиграли на бис.
Внезапно пол под нашими ногами содрогнулся от сильнейшего взрыва. Высокие стеклянные двери по всей восточной стене разлетелись вдребезги. Через пролом, сквозь облако пыли в здание устремились люди в пестрой униформе. Их вел чернобородый громила в выцветшей гимнастерке с защитным окрасом под зеленку, вроде той, что носят в армии США, и мешковатых брюках времен вермахта. Сжимая верхнюю скобу короткого пулемета с круглым магазином, он дал длинную очередь в самую гущу толпы.
Я застыл на месте. Высокий мужчина с окровавленным лицом, в пурпурном кителе полка императорской гвардии первым вырвался из рядов оторопевших империан. В руке его сверкнула сабля. Громила дважды выстрелил, и пулемет заело. Раздались шлепки ударивших в человеческое тело пуль. Офицера в пурпурной форме опрокинуло на спину, но через мгновение он, не выпуская сабли, перекатился и сумел подняться на колени. Пока бородач, сотрясая воздух ругательствами, лихорадочно тряс затвор пулемета, гвардеец, не спуская с него глаз, вздел себя на ноги и снова ринулся в атаку. Стальной клинок, пронзив гимнастерку, вошел меж ребер налетчика. Офицер безжизненно рухнул на груду оконных осколков и битого кирпича, а опутанный занавесками бородач обеими руками вцепился в рукоять сабли. Я видел, как он тянул ее, заставляя сдвинуться. Громила еще держался на ногах, тело его выгнулось дугой, мышцы под истрепанной униформой напряглись до предела. Показалось блестящее, чистое лезвие. Я смотрел точно завороженный. Бородач почти вытащил саблю из груди, когда его ноги подкосились и он повалился на пол.
Тем временем через пробитую в стене брешь лезли все новые и новые головорезы, без разбора паля по толпе. Люди в зале падали, подкошенные выстрелами, но уцелевшие и не думали спасаться бегством. Все мужчины, кто обнажив клинки, а кто и с пустыми руками, дружно устремились навстречу людям в униформе.
Рыжий небритый детина в узкой гимнастерке английского сержанта восемью выстрелами от бедра уложил восьмерых империан и отступил назад, собираясь перезарядить свою М-16. Девятый офицер пронзил ему горло шпагой с инкрустированной камнями рукоятью.
Я по-прежнему стоял как вкопанный, держа за руку девушку. На мой запоздалый окрик «бежим» она ответила таким невозмутимо-спокойным взглядом, что это мгновенно меня отрезвило. Незнакомка скорее бы согласилась принять смерть от пули, чем проявить малодушие перед лицом опасности.
