Берент хлопнул по подлокотнику в виде оскаленной морды горного льва.
— Через пару месяцев придут обозы с юга. Зерна и мяса нам хватит на любую осаду.
— Кол не осаждает, — возразил Райк. — Он берет штурмом.
Берент сердито нахохлился.
— Стены замка Облаков еще ни перед кем не пали.
— До него так говорили о Торноре, — сказал Эррел.
Райк, измученный четырьмя днями лазания по горам и езды на лошадином крупе, вертелся на жестком сиденье деревянного кресла.
— Лер, — позвал Берент. Мальчик появился. — Принеси подушку командиру.
Райк покраснел.
— И мне тоже, сынок, — добавил старик и сунул подушку за спину.
— Может, послать к Сиронену, — предложил Тав.
— На моей войне сражаюсь сам.
— Но у Сиронена много людей.
— Может, так, а может, и нет, — Берент качал головой. — У меня нет припасов для еще одного войска.
— Весной еды будет вдоволь.
— Никто не знает, что случится. Вдруг Кол прежде атакует замок Пел. Решит, что драку с Сироненом лучше затевать со свежими силами.
Райк принял подушку из рук Лера и улыбнулся. Мальчик кого-то напоминал ему. Снова заговорил Тав:
— Если бы Торнор, — он смутился. — Прошу прощения, если бы Кол Истр готовил атаку замка Пел, об этом знали бы его командиры. — Тав вопросительно смотрел на Райка.
— Кол не разглашает планов даже своим командирам, — Райк отвечал, взвешивая слова.
Тем временем паж примостился на полу возле отцовского кресла. Надеялся, что так останется незамеченным. Райк понял: Лер напоминал его самого в тринадцать лет. На мальчике, как на братьях, был широкий кожаный пояс с пряжкой и ножнами на боку, но пустыми. Райк подумал, что пажу лорда пристало иметь оружие.
Позднее, под мягким гнетом пухового одеяла, он наблюдал пляску языков огня за каминной решеткой. Не поворачивая головы, спросил:
— Принц, ты говорил тогда о Беренте, что думал? — Он потер застывший кончик носа.
— О чем ты? — сонно спросил Эррел.
— Что из него выйдет псарь.
— Нет. С чего стал бы я рассказывать Колу о человеке, который станет его противником?
— Наверное, я был несправедлив к Беренту. — Райк подтянул одеяло к подбородку. — Зря считал его слабаком.
— Он больше не кажется тебе трусом? Уверен, Берент придет в восторг, узнав, что ты даришь его своей благосклонностью. — Холодную насмешливость последней фразы Эррел поспешил смягчить. — Прости Райк, я в дурном настроении, хандрю от разговоров о войне.
Биться легче, чем думать о битве, мысленно согласился Райк. Повернулся на бок и зарылся в подушку, согревая лицо.
— Берент пропал, — сказал он.
— Да.
— Зачем же отдает сына в лапы Кола Истра?
— Он знает, что будет побежден, а сдаваться на станет. Слишком горд для этого. Когда придет война, где наиболее безопасное место для мальчика? В Торноре.
— Ты говорил, у Кола душа волка. Он может пригрозить убийством заложника, если замок откажется сдаваться. Не хотелось бы мне оказаться на месте Берента.
— Я хотел польстить Истру, называя его волком. Он человек, как ты и я. — Принц повернулся на другой бок, и его голос стал глуше. — Если Берент не нарушит условий перемирия, мальчику не причинят вреда.
— Ты называл Кола жестоким.
— Даже волки не убивают своих детенышей.
На следующее утро Райк отправился в конюшню выбирать лошадей. Кони в стойлах были косматы и длинногривы. Жевали сено, которым он их угощал, и фыркали. Конюхи шныряли мимо, изображая занятость, чтобы не нарваться на поручение. Себе Райк выбрал серого мерина, а Эррелу-каурого жеребца. Принц появился во дворе с луком в руках. Его сопровождали несколько воинов Берента. Райк слышал звонкий голос своего господина.
В конюшню вошел Тав.
— Я искал тебя, — сказал он. — Ты выбрал себе Серого? — Тав потрепал мерина по морде, тот заржал.
— Да.
— Он хорошо послужит. Я его сам воспитывал.
— Извини.
— Да нет. Тебе он нужнее. Меня радует твой выбор. — Тав взял Райка под руку, и тот почувствовал мощное мускулистое плечо сына Берента.
— Вечером что-то говорили о намерении засылать сюда людей под видом разбойников. Пойдем, расскажешь поподробнее.
Райк припоминал подробности разговора в сторожевой башне Торнора.
За обедом в зале говорили не о будущей войне, вспоминали былые битвы с Анхардом, героев, павших в боях. Тав и Эйш-средний сын Берента-участвовали в той битве, когда Атор убил вождя анхардцев. Райк вспомнил, как воины замка ждали сигнала к атаке-подъема боевого стяга. Была жара. Пчела искала мед в чашечке голубой маргаритки. Нашла ли она дорогу назад и свой улей…
— А ты помнишь? — Эйш обратился к Эррелу.
— Немногое. Мне было четырнадцать тогда. Помню, хотелось пить. Я стоял на стене с другими лучниками.
Старый Берент молча кивал. Лер стоял у отцовского локтя. От военных историй у мальчика горели глаза.
Эррел ел левой рукой, правую держал на коленях.
— Ты разбередил палец? — спросил Райк.
— Нет, никак не проходит.
— Уже шесть дней, как ты сломал его.
— Да, и увечье может остаться навсегда, если не заставлять себя пользоваться рукой.
— Это точно, — подтвердил Эйш.
— Не лучше ли дать кости срастись, — возразил Райк.
Эррел растопырил пальцы и попытался согнуть. Средний палец ему не повиновался.
— Я делаю как лучше, — крикнул принц гневно. — Пока я не могу толком натянуть этот проклятый детский лук.
— Серьезное испытание для любого характера, — заметил Тав.
Райк сидел понуро. Норрес и Соррен не явились к столу. Он задумался, почему? Или они уехали, исполнив свою работу.
— Посланцы уехали?
— Они просили извинить их отсутствие, — сказал Тав. — Обед подали им в покои.
Райк разозлился. Зеленые умнее нас, думал он. Им не до разговоров о войне и смерти. Впрочем, и в Торноре посланцы не баловали Кола своим присутствием. После упоминания Норреса и Соррен за столом всплыла история о человеке, с которого они содрали кожу. Райк слушал, не слишком доверяя этим байкам. Может быть, что-то и было, но скорее всего того человека гуа просто убили.
Сияющий черный серп взошел над черными пиками. Эррел и Райк возвращались по внутреннему двору в свою комнату. На темном ночном небе зажигались звезды. Райка знобило. Очертания построек и стен были чужими. Даже шаги по дворовым плитам звучали иначе, чем в Торноре. Он был вне опасности и среди друзей, но чувствовал себя одиноким.
— Что с тобой? — забеспокоился Эррел.
Райк не знал, как объяснить, и ответил:
— Ничего особенного.
