Я приказал закрыть шахты, прекратить работы и приготовить роботов к долгому хранению. Приказал колонистам готовиться к отъезду.
Они приходили ко мне.
Пришел Мелоун. Он соглашался и на проживание в болотах. Говорил, что желает искупить вину - он привез сюда Белые Дымы.
Уверял, что выловит их, подманивая собой.
Я отказался, а на болото послал роботов. Приказ: испарить его к чертям собачьим!
Приходила великолепная четверка - вон!
Оставил Мод Глен.
Оставил врача около орхи и токсинов.
Оставил любителя механики - это был застарелый холостяк и никому не нужный брюзга.
Починенный "Алешка" сделал несколько рейсов к нашему дому, к старт-площадке. Он перевез собак и Тима, роботов-малюток, затем Штохла и колонистов.
Эти ощущали себя побежденными. Хмурые, они сидели на вещах на краю старт-площадки и ждали ракетную шлюпку.
Я же следил за ее траекторией.
Я видел - там коммодор в парадной форме. Таков Закон.
Я видел - два его космонавта вооружены. Они станут охраной Красного Ящика, и коммодор надолго потеряет власть над ними.
Таков Закон.
Я видел - те члены команды "Персея", что дежурили в звездолете, а не лежали в сне долгого анабиоза, взволнованно ждали новостей. Они ждали Красный Ящик, ждали колонистов, ленивых и робких. Беспокойство вновь одолевало меня. Я не спал неделю, одежда много раз промокала и высыхала на мне.
Но я не ощущал слабости.
Я топтался на площадке, сжигаемый нетерпением. И при моем приближении колонисты отворачивались.
И Тим отворачивался. Но я видел его насквозь. Он ждал, когда я стану прежним. Тогда он возьмет свое. Он станет заботиться, нянчиться, покровительствовать мне.
Так и будет. Милый Тим, я соскучился по твоей воркотне.
Гм, колонисты... Повесили носы?..
"Слушайте, - внушал я. - Вы, сытые и нежные, ленивые и жадные. Поднимите головы! (Подняли.) Примите наказание, долгое как жизнь, с достоинством".
...Штохл? Этот желт (разлилась желчь) и презрителен.
Он все доставал и жевал свои шарики. Вот его мысль: "Твои время и сила кончаются".
Пусть кончаются, многое кончается. И с удовольствием я думал, что пора риска для Тима и его собак тоже кончается - я забрал всех роботов-исследователей Штохла. Их множество - от больших для сбора образцов до крохотных соглядатаев. Одни могли сидеть на деревьях, другие парить в воздухе и прослеживать жизнь любого зверя.
Хорошие штуки! Ими Штохл исследовал планету, затем вынес ей приговор.
Я подмигнул ему.
- Вы думаете, - сказал я, - о побеге.
- Представьте себе, да. Но это же младенчество! Знаете, Аргус, я думал не только о побеге, я думаю о себе. Раньше все времени не хватало, а тут... Что я такое? Какoва моя ценность? Понимаете, я не старик, всего семьдесят. А что мной сделано? Заметьте, безделья я не выношу, работал как черт. Тысяча чертей! Десять тысяч! Итак, семьдесят лет составляет шестьсот тысяч часов. Чем я их заполнял? Аргус, я расточитель. Двести тысяч часов я проспал, двести тысяч ушло на так называемую жизнь, на выполнение различных обязанностей. На образование, например. Еще сто тысяч я бросил на выполнение обязанностей гражданина вселенной. Не ухмыляйтесь, это серьезно. До пятидесяти лет я был неумолимо серьезен. Из оставшихся ста тысяч часов шестьдесят тысяч истратил на перемещения с места на место и лишь сорок тысяч на работу. А вы помешали мне. Даже планету не переделал. А сейчас поговорим о вас, мой бледнолицый красавец. Не думайте, что победа ваша полная: я дал хороший пинок этой планете, она завертелась иначе. Поймите это. О, я бы и с вами справился, если бы не ваш проклятый темп.
И вдруг он посмотрел на меня с любопытством. Даже глаза вытаращил. Будто мы вот только что встретились и он узнал, что я Аргус.
Его глаза обежали мое вооружение, отчего-то снизу: пистолет, жилет, шлем. Штохл оживился, разглядывая мою технику.
- А вы хорошо знакомы с вашими игрушками? Шлем, жилет, пистолет? расспрашивал он.
- Немного.
- Шлем... Тут вы все знаете. Жилет?.. Здесь мое знание ограничено, но, полагаю, его цена раз в десять выше цены всего моего оборудования. Пистолетик? Цена - второй мой поселок. Сумасшедшие траты, Закон в космосе доро-о-гое удовольствие.
- Необходимое.
Штохл продолжал:
- Пистолет - отличная вещь, моя конструкция. И не ешьте меня глазами, прошу вас... Ну... хоть на прощание. Вам, я знаю, это все игрушки, а мне тяжело, сердце жжет. Эх, Звездный! Помню, когда рождалась у меня идея повертеть планеткой, то бродили в голове схватки, удары лучей и прочее. А на самом деле все оказалось предельно трудной работой, а теперь еще и дурацкая лихорадка. Потрогайте руку. Горит? Это подземная лихорадка, мы на Виргусе ее знаем. Да. Судья, вы ощущали состояние: мочь и не хотеть? Я ощущал. Не из лени, не из трусости - я не боюсь даже вас. И не из боязни неудачи. Разве я мог добиться большего? Я был царем, маршалом двухсот сорока универсальных роботов. Я вспорол эту планету. Не-ет, я недурно провел время. И кибергом бы стал, и... планету переделал бы. Э-эх, пронюхали... Чертов Гро. Ведь он? Скажите, он?
Я молчал.
- А руку мне напрасно тогда сжали. Вот вся онемела и не отходит. Возможно, и кость сломали. Так вот я задумываюсь, в чем моя ошибка.
- Людей вы презираете, - сказал я ему.
Штохл вздернул плечи, вскинул нос-клюв.
- Люди? При чем тут люди? Некоторых я весьма уважал. Себя, например. И ты отличный мужчина, пока в этом костюмчике. Люди... Люди...
Он замкнулся в себе.
...Стал накрапывать дождь. Штохл ежился. Он, видимо, зяб.
Я стал ходить по площадке. Я ходил и ходил. Темнело. Сгущались тучи. В чаще поревывал моут. Недалеко охотилась стая загравов.
Хлынул ливень - вода заплясала на бетоне. Пищал зуммер. Что значило ракетная шлюпка идет на посадку. Надо дать приказ роботам перенести коллекции Тима сюда.
Итак, все кончается, сейчас я стану свободным, Аргусы улетят в далекий космос, я останусь.
Кончится?..
Хорошо, что всему в жизни бывает конец. Даже счастью.
Иначе бы жить стало невыносимо. А-а, голоса, Аргусы... Ну, ну, давайте попрощаемся... Да, да, прощайте.
Прощайте, мои друзья! Где-то вы теперь будете? Сколько лет проведете в сне ожидания, пока вас снова призовут? А меня ждет суета работы.
Прощайте!
ПОДАРОК НА ПАМЯТЬ
...Во сне бормотал Тим, повизгивали собаки. Я тоже лег спать.
Прислушиваясь к раскатам пришедшей ночной грозы, я думал, как было бы хорошо не говорить формулу отречения, промолчать и быть Аргусом. Всегда.
Я вспомнил: вот я снимаю шлем - и слабеют глаза, уходит Знание.
Снимаю бронежилет - и кажусь себе голым и слабым.
Отречение!.. Я лежал и с горечью думал о силе этого слова.