Орнульф был поражен.
- Как давно? - недоверчиво спросил он.
- Вот уже несколько лет!
- А фашистская Германия? А Япония? А их союзники?
- Да говорят же вам, - уже резко крикнул Гущин, - разгромлены впрах! Как это вам до сих пор неизвестно?
Орнульф потупился и молчал. Нет, лицо его вовсе не было похоже на лицо сумасшедшего - скорее он напоминал человека, который мучительно борется с каким-то кошмаром. Гущин долго смотрел на него и поймал себя на какой-то даже симпатии к нему. Вид сильного, отчаянно борющегося человека всегда вызывает сочувствие.
- Послушайте, - сказал Цветков, - мы вам себя назвали, рассказали о себе и еще расскажем. Скажите же нам, кто вы такой, зачем вы забрались сюда, почему у вас такие странные представления о том, что делается на Большой земле? Мы явились к вам с самыми лучшими намерениями, хотя и попали к вам невольно.
Орнульф молчал. Что-то трепетало в глубине его синих глаз. Сильное чувство отразилось на его сухощавом лице. Так сквозь прозрачный, еще крепкий лед видно, как нарастает полая вода.
Цветков тронул Орнульфа за руку:
- Господин Орнульф, разве вы не чувствуете, что можете довериться нам?
Орнульф продолжал молчать. Потом поднял голову, посмотрел им обоим в глаза и отчетливо произнес:
- Я - академик Таусен.
Глава 8
История Таусена
Цветков оторопел. Ведь он десять лет назад прочитал в газетах о смерти Таусена! Это был один из известнейших эндокринологов Западной Европы. В 1939 году было напечатано сообщение о его самоубийстве. Он оставил мрачное письмо. Цветкову даже запомнились некоторые выражения из этого письма. В нем говорилось, что для человечества наступает "беспросветная ночь". Так вот откуда уверенность Таусена в том, что фашисты владеют миром! Но почему же он не знает, что происходит на свете? И как он оказался в живых?
Цветков пристально глядел на Таусена.
"Итак, Рашков и в этом был прав! Действительно мы имеем дело с выдающимся ученым".
- Лева, - взволнованно сказал Юрий, - оказывается, наш хозяин - крупнейший ученый! И в некотором роде - воскресший из мертвых!
- Да, - безразличным тоном подтвердил Таусен и добавил: - За десять лет я вчера впервые увидел вас, людей с Большой земли.
- Как же вы сюда попали? - нетерпеливо спросил Гущин.
- И почему вы оторваны от всего мира? - недоумевал Цветков.
- Господа, - сказал Таусен, - я не могу вам ответить в двух словах, это история многих лет. И мне даже трудно привыкнуть к мысли, что я могу об этом кому-нибудь рассказывать. Знаете что? Сегодня нам, как видно, не придется больше осматривать остров. После обеда я постараюсь вам рассказать все. А с островом вы еще успеете познакомиться детально, у вас будет очень много времени...
- Почему же? - подозрительно спросил Гущин. - Разве вы собираетесь надолго задержать нас здесь?
- Я совсем не хочу делать ничего против вашего желания, - сказал Таусен, но не думайте, что отсюда можно выбраться в любой момент. У нас еще не холодно, но кругом пловучие льды. Только весной - и то не каждый год - можно доплыть до Большой земли.
- Но мы можем радировать нашему правительству! - воскликнул Гущин.
- Здесь нет радио, - медленно произнес Таусен.
- Мы так и думали, - сказал Цветков. - Но почему же?
- Так вышло, - ответил хозяин. - Я потом расскажу вам. Да... радиостанции у нас нет, и построить ее мы не сможем. Нет ни материалов, ни знающих людей. Я биолог, а не техник. Из моих помощников только Эрик, которого вы видели, справляется с электростанцией, но о радиотехнике он понятия не имеет. А вы?
- Я, как вы уже знаете, тоже биолог, - сказал Цветков.
- А я - журналист, - сказал Гущин. - Кое-какое представление о радиотехнике имею, но поэтому-то мне и ясно, что радиостанции нам не построить.
Внезапно раздался резкий гортанный крик. Гущин вздрогнул.
- Что вы? - невесело улыбнулся Таусен. - Это ведь утка, которая так заинтересовала вас.
Птица оправилась в тепле. В клетке стоял большой таз с водой. Она начала было плескаться в нем. Полетели брызги. Птица выскочила, стала отряхиваться. И тут же принялась за корм.
Однако сейчас уже не она интересовала москвичей. Им хотелось поскорее узнать про судьбу Таусена. Что заставило его пойти на такую странную мистификацию и скрыться от людей?
Они нетерпеливо ждали, когда Таусен начнет рассказывать о себе.
Быстро потускнел короткий полярный день. Сразу же после обеда пришлось включить свет. И до поздней ночи гости Таусена слушали его необычайное повествование.
- Я начну издалека, - говорил он, - так будет яснее. Я уроженец Осло. Родился в богатой семье. Тогда еще наша столица называлась Христианией. У моего отца был довольно крупный маргариновый завод. Жили мы в собственном небольшом, но комфортабельном особняке. В столице Норвегии я и провел большую часть своей жизни.
Когда я кончил гимназию, отец настаивая, чтобы я поступил в политехникум в Тронхейме. Но у меня уже тогда появился интерес к биологии. Я поступил на медицинский факультет университета, окончил его и перешел на биологический.
Я был оставлен при университете, стал доцентом, а потом вскоре и профессором. Я очень увлекся самостоятельными исследованиями.
Особенно меня интересовала внутренняя секреция. Я много работал над гипофизом - нижним придатком головного мозга. Ну, вы не специалист, обратился он к Гущину, - скажу вам немного подробнее. Этот орган залегает на нижней поверхности головного мозга, на дне черепной коробки, где есть углубление. Оно называется благодаря своей форме "турецким седлом". Так вот гипофиз заполняет это углубление. Один из гормонов передней доли гипофиза имеет огромное значение для роста организма.
- Мы видели в Ильинске акромегалика, - заметил Гущин.
- А где это Ильинск? - спросил Таусен и, не дожидаясь ответа, сказал: - Вы знаете, отчего это бывает? Человек до зрелого возраста развивается нормально, и вдруг гипофиз у него начинает разрастаться и отделять в кровь повышенное количество гормона. Тогда, хотя общий рост уже не может увеличиться, уродливо разрастаются отдельные части тела - особенно кисти рук, ступни, язык, нос, скулы и другие части лица. Ученые выяснили, что акромегалия связана с разрастанием гипофиза. Если гипофиз чрезмерно разрастается в ранней юности, то человек будет великаном, а если недоразовьется - выйдет карлик.
Вдруг Таусен прервал себя и обратился к Цветкову:
- Простите меня, коллега, я увлекся и рассказываю вашему товарищу.
- А я слушаю с интересом, - не совсем искренне сказал Гущин: на самом деле его гораздо больше интересовала необычайная судьба Таусена, чем происхождение и лечение акромегалии.
Затем Таусен погрузился в воспоминания и, не глядя на своих слушателей, рассказывал, словно сам перед собой воскрешал прожитые годы. В его приглушенном голосе чувствовалась грусть.
