— Через три года, — тихо сказала Надежда.
— Будет бойня технологий, — подытожил Кирилл. — А знаете, на ком обкатали синтез? На нас!
— Почему?! — спросили Надежда с Мартой.
— Потому что у нас все три канала восприятия видоизменены, иначе мы бы давно на все это подсели! Только для сотрудников «Рубикона» технология синтеза применялась со знаком минус. В виде блокировочной системы вроде той, которая в приманках установлена.
— Кирилл, а что тебя смущает? — спросил Игорь Залесский. — Людьми манипулировали всегда: с помощью религии, войн, денег, сверхценной идеи — всего не перечислишь. Ты что, хочешь сказать, что в обществе когда-то была истинная свобода? — он пожал плечами. — Даже если ты прав, лучше пусть моим детям мозги в нужную сторону разворачивают, чем сбросят на них ядерную бомбу или голодом уморят. Пойдем работать, Олег сигналит.
Их развезли по домам уже под утро. Кирилл перешагнул порог собственной квартиры и остановился. Эти две комнаты могли принадлежать кому угодно. Не было ощущения дома, каким он был в детстве. Не было запаха кожи и табака, который встречал его, притаившись в отцовской куртке на вешалке, вечно тершегося под ногами кота, аляповатого натюрморта, висящего на стене в гостиной, из-за которого вечно ругались мать с отцом. Кровь на льду. Грань жизни и смерти… Он бы многое отдал, чтобы это испытать на себе… Кирилл, не раздеваясь, прошел на кухню, закатал рукав плаща и полоснул ножом по запястью. Кровь побежала, а затем закапала на пол частыми каплями. Не то! Он схватил телефон: позвонить Ларисе, спросить фамилию врача кардиоцентра, который ее в «Три сосны» отправил? Если он замешан, его уже допрашивают. Еще некоторое время Кирилл метался по квартире, пока не признался себе, что постепенно сходит с ума.
Тогда он обмотал запястье лейкопластырем прямо по ране, вышел из дома, в промозглом осеннем тумане добрел до ближайшего круглосуточного супермаркета и под удивленными взглядами полусонных продавщиц предъявил на кассе дурацкую картинку в рамке, на которой лубочный заяц радостно прыгал по солнечной полянке. Прижимая к себе произведение массового искусства так, словно это был портрет работы Леонардо да Винчи, свободной рукой Гольцов вытащил телефон.
— Кирилл? — удивленно сказал сонный голос. — Что случилось?!
— Привет, Влад. Выпить хочешь? Я компанию ищу.
— Хм… а сколько времени?
— Пол-шестого.
— Утра или вечера?
— Утра.
— Н-ну… уже снова могу. Наверное… А ты меня потом закодируешь?
— Не вопрос.
— Тогда приезжай.
Кирилл положил картину на подоконник, вернулся в торговый зал и снова вышел к кассе с двумя бутылками водки в руках. В осоловелых глазах продавщиц засветилось понимание. Кассирша удовлетворенно кивнула и даже что-то приветливо буркнула, порадовавшись за покупателя, к которому вернулось чувство реальности. Засовывая бутылки в один пакет с зайцем в рамке, Гольцов вспомнил слова соседа дяди Коли о том, что водка нынче не та. Но какой должна быть «та» водка, Кирилл не знал. Скорее всего, и Влад тоже. И потому современный вариант традиционного напитка их обоих вполне устраивал.
Александр Голубев
Рекрутер
Рассказ
— Все, — сказал Костя, остановив ЗИЛ перед широким песчаным переметом, слизнувшим кусок шоссе, — дальше не поеду. Если сяду, полчаса мудохаться, не меньше.
Витька, прищурившись, прикинул расстояние.
— Метров двадцать всего. Может, проскочим?
Костя насмешливо посмотрел на Витьку.
— А если нет, вы с Юриком меня вместо тягача выталкивать будете? Мне через двадцать минут на аэродроме надо быть, так что гоните сигареты и мотайте. Если что, я вас не видел, а вы меня тем более.
— А что, если что? — спросил Юрка, доставая из нагрудного кармана голубой тропической куртки три пачки «Охотничьих». В кабине он сидел с краю, выставив в раскрытое боковое окно локоть, стараясь не прижать его к раскаленной снаружи двери.
— Да хрен вас знает! — пожал загорелыми дочерна плечами Костя, он был в одних трусах и кожаных тапках. — Шарахаетесь где ни попадя. Вчера ночью на складе ГСМ кто-то пальнул. Часовой говорит, пуля прямо над головой прошла. Хорошо, вьетнамцы с автоматами прибежали. А к вам кто прибежит?
— Кто, кто… конь в пальто — проворчал Витька. — Не хочешь дальше везти, не надо. Пошли, Юрик. Учить еще будет, куда ходить, куда нет. Сам-то на своем ЗИЛке по ночам носишься, кроликов давишь, это нормально?
— Я по дорогам, на них мин нет. А вы по дюнам лазите, там никто ж не проверял.
— Вот мы и проверим, — сказал Юрка, ступая с подножки на проминающееся под каблуками асфальтовое покрытие.
— Ага, — добавил Витька, спрыгивая рядом с ним и захлопывая раздраженно скрипнувшую дверь. — И тебе доложим. Разрешите идти, товарищ командир?
— Да пошли вы! — огрызнулся Костя, развернул машину и с ревом умчался.
Юрик проводил его взглядом. Обратно придется топать пешком, это километров десять, по сорокапятиградусному пеклу и с одной флягой воды на двоих. Хотя к жаре они за год привыкли, а пить хочется только первые полчаса; если перетерпеть, жажда пропадает.
— Чего стоим, пошли, — пихнул его в бок Витька. — Если до вечерней поверки не вернемся, кипеж на весь городок подымется!
Юрик шагнул вперед, и нога провалилась в горячий песок, тут же набившийся в ботинок. Он привычно пожалел, что не сделал себе «вьетнамки» из автомобильной покрышки, но это было такое тягомотное и нудное дело, что лучше уж ходить в армейских «прогарах».
Витька зачем-то разулся и сделал несколько шагов, но подошвы так обжигало, что он зашипел от боли и поспешно натянул ботинки на ноги.
Дорога тянулась между невысокими песчаными холмами, поросшими кустарником с выцветшей до буро-желтого цвета листвой. Оттуда так громко и пронзительно звенели цикады, что казалось — невидимые, они летают в воздухе где-то рядом, возле самого уха. На склонах, будто зрители в амфитеатре, замерли вараны и безучастно смотрели на идущих людей, подрагивая узкими раздвоенными язычками. За грядой холмов было море, и шум прибоя перехлестывал через кустарник, накатывая волнами.
Они миновали первый перемет, потом второй, третий, сначала они разувались и высыпали из обуви песок, а потом перестали, потому что скоро дорога оказалась почти полностью засыпанной уже не переметами, а настоящими дюнами, и асфальт только изредка выныривал черными проплешинами.
Руки и ноги у Витьки были багровые, точно ошпаренные кипятком, — к нему совсем не приставал загар, кожа просто краснела, а потом облезала клочьями. Ему бы не шорты и безрукавку носить, а нормальные брюки и рубаху с длинными рукавами, но Витька не сдавался, утверждая, что рано или поздно организм все равно адаптируется к солнцу Вьетнама.
