Я вздыхаю. Этот фильм я уже видел, когда обучался на оперсотрудника. И нет никаких сомнений, почему для демонстрации выбрали именно Землю. Самый сложный пациент, к тому же находящийся непосредственно под нашей ангельской опекой...
–... Передача таких миров новым контролёрам – обратите внимание, уже не просто наблюдателям! – тоже возможна теоретически, но на практике осуществляется редко, – продолжает лекцию Юайя. – Кто знает, почему?
Я усмехаюсь. Ясно почему... Кто не поднялся за несколько тысяч лет, тот не поднимется вовсе. Тугая петля инферно будет сжимать застрявшую на подъёме цивилизацию, и по мере истощения доступных ресурсов – а дикарям нужно уже довольно много и притом легко доступных ресурсов – шансы выбраться будут всё более призрачными.
– Можно вопрос? – неожиданно для себя спрашиваю я.
– Говори, Победивший бурю, – отвлекается наставница.
– Как долго может продолжаться висение, и чем обычно заканчивается?
Юайя смотрит внимательно.
– Спасибо, Ди. Это очень хороший вопрос. Умирание разумных, зависших на уровне железного века, может длиться сотни тысяч лет. Проследить судьбу подобных безнадёжно-инфернальных миров очень трудно, поскольку за этот срок в Отрыв уйдут десятки поколений цивилизаций. Кроме того, их обычно вообще снимают с контроля, ввиду бесперспективности. Но по крайней мере один случай известен.
На этот раз экран загорается не сразу – очевидно, даже могучему ангельскому серверу не вдруг удалось найти нужный файл.
... Обширная равнина, поросшая кустарником и пучками жёсткой травы. По равнине бредут дикари, вооруженные палками, женщины тащат детей... Какие они мелкие, вдруг понимаю я, меньше даже Истинно Разумных... Вот уж точно земные мартышки, даже хвосты похожи.
– Их обнаружила довольно давно одна из уже ушедших в Отрыв цивилизаций, – преподавательница вертит в руках световую указку. – Сразу же бросилась в глаза неестественная бедность сухопутной флоры и фауны, при том, что в море жизнь просто кишела разнообразием. А потом были найдены следы городов возрастом более миллиона лет.
Меня пробирает дрожь.
– Может, те города принадлежали не им? – подаёт голос одна из стажёрок.
Наставница вздыхает.
– В руинах найдены скелеты очень похожих существ, только значительно крупнее. Генетический анализ показал, что это предки вот этих... А потом в древнейших архивах нашли материалы, из которых следовало, что бездну лет назад на планете существовала мощная рабовладельческая цивилизация.
Она помолчала.
– Очевидно, всё шло постепенно и незаметно. Войны, голод, великие переселения, великие империи, распадавшиеся и возникавшие вновь... И с каждым тысячелетием всё труднее было добывать железо – легкодоступные руды исчерпывались, а строить глубокие шахты дикарям не под силу. К тому же основой пропитания у них были некие чрезвычайно неразборчивые в пище черепахи – этот вид бывших разумных хищный – которые в итоге и превратили ландшафты в такую вот пустыню. А потом камень стал вытеснять железо, и в последних войнах последние империи развалились, чтобы больше никогда не возродиться. В последовавшем затем хаосе были вырезаны черепахи, и скотоводству пришёл конец. Ещё немного, и секрет выделки железа был полностью утерян. Так наступил вторичный каменный век, с той только разницей, что на ограбленной дочиста планете из дичи остались мелкие грызуны. А дальше начал действовать простой животный отбор, постепенно подгоняя размер хищника под оптимальный для подобной дичи. Выживали в основном менее крупные и наиболее юркие особи, и средний рост аборигенов из поколения в поколение начал снижаться. А слишком крупная голова непозволительная роскошь для мелкого существа...
Вот теперь мне страшно по-настоящему. И я чувствую, не мне одному.
–... Они тогда ещё умели добывать огонь, но речь уже была скудной. Пара сотен слов, не больше.
– Значит ли это, что они обречены утратить разум? – вновь не выдерживает та же девушка.
– Именно так, Кьо, спасибо за понимание. Мелкие, многочисленные и достаточно разумные хищники буквально давят остатки биосферы, не позволяя ей начать восстановление – никакие неразумные животные не в силах противостоять разумным. Единственный выход, это полная утрата бесперспективным видом разума. Они будут мельчать и охотиться на всё более мелких грызунов – поскольку более крупные будут съедены. И только когда они утратят связную речь и способность владеть огнём, превратившись в обыкновенных хищных животных, этот истерзанный мир начнёт новое долгое восхождение, длиной в десятки миллионов лет.
Преподавательница смотрит на меня.
"Я вижу, о чём ты думаешь, Ди. Разумеется, Земле в целом было далеко до такого сценария. Однако есть на твоей прародине такой остров, Рапа-Нуи, или Остров Пасхи... Когда первые лодки переселенцев достигли его, остров покрывали цветущие джунгли. А когда его открыли европейцы, уцелевшие обитатели Рапа-Нуи прятались в расщелинах голых скал, питаясь птичьими яйцами и друг другом. Даже огонь развести стало там проблемой, настолько был опустошён остров. Так что ничего нереального в таком развитии событий нет. Планета – тот же остров, только очень большой, и потому всё это дело происходит медленнее"
Все подавленно молчат, и я без труда ощущаю мысли и чувства моих товарищей. Как это страшно...
– Да, страшно, – без улыбки соглашается наша наставница. – Однако подобный исход встречается всё же редко. Это же "детская смерть" для разумных, по сути. Слишком неудачно всё должно сложиться для этого. Нет, "детская смертность" разума, к счастью, невелика. Гораздо чаще молодые миры гибнут всё же не так. Они гибнут уже на стадии перехода к развитой технической цивилизации. Ядерный барьер один из самых серьёзных.
И темой нашего следующего занятия будет именно это.
* * *
"А вот не догонишь!"
"А вот догоню!"
Я улыбаюсь так широко, как только это позволяет мой изящный ангельский ротик. Уже не счесть, сколько раз происходила подобная беседа. Разумеется, я её не догоню – моё довольно значительное превосходство в живом весе исключает такую возможность. Однако это вовсе не значит, что победа должна доставаться моей женушке даром.
"Сдавайся, о несчастная!"
"Кто сказал? Я счастливая!"
Ирочка резко сваливается на крыло, явно провоцируя меня на сходный маневр, но я не поддаюсь – сколько раз уже ловился, на выходе из пике и крутом подъёме моя ненаглядная легко оторвётся от преследования. Вместо этого я намеренно отстаю, дабы перехватить супругу на подъёме...
"Самый хитрый, да?"
"Ну, не самый... Но хитрый!"
