— Почему? — пробормотал профессор Крот. Он почувствовал недоброе, как только увидел ее лицо, показавшееся ему странно незнакомым.
— Дело в том, Петр Карлович, что я организовала группy студентов и эта группа с завтрашнего дня начинает ударными темпами издать методы полевых почвенных обследований. Разумеется, мы проработаем также почвенный анализ, и весной, как только начнется практика, по договору с товарищем Лаппой (Нина кивнула на директора), — поедем в Кривушинский зерносовхоз.
— Очень хорошо, — пробормотал профессор Крот. Он поклонился и, соединив Нину и директора одним взглядом, тихо добавил:
— Желаю успеха!
* * *
У моста неуклюже покачивались лихтера Карской экспедиции. Белые лучи прожекторов скрестились над ними, сгорбленные фигуры двигались по широким трапам, железные руки лебедок тянулись к берегу. Они несли какие-то грузы. Быть может, они несли хибинские апатиты.
Профессор Крот не знал этого. Он стоял на мосту, подняв воротник плаща. Под ним струилась река, большая и спокойная.
Каланча обронила одиннадцать ударов. Где-то в затоне проревел пароход. Профессор вынул часы и, не посмотрев на циферблат, сунул их обратно.
Потом он побрел.
Он прибрел в институт, — тяжелая дверь хлопнула. Не ответив на поклон сонного швейцара, он прошагал по вестибюлю и поднялся во второй этаж. Пройдя по коридору, он остановился у белой двери, на которой чернела дощечка с надписью «Геологический музей».
Улитка уходила в раковину. Ему нужно было отсидеться от дум. Геологический музей был его раковиной.
Он отпер дверь. В передней было темно. Он ощупью повесил шляпу и прошел в кабинет. Луна дробилась на холодном паркете. Он дал свет. Холодные грани кристаллов блеснули на его столе. Он медленно оглядел комнату. Ничто не переменилось за время его отсутствия. Мраморные олени бежали но бархатному полю скатерти, шаманская кованая гагара распласталась над столом, сабля сибирского землепроходца мирно ржавела над продавленным диваном.
Профессор удовлетворенно гмыкнул. Раковина ждала его. Диван предлагал ему дружественные объятья.
Внезапно он вздрогнул. В простенке между книжными шкафами он увидел поясной портрет якута из Назимовского улуса. Ему показалось, что якут похож на товарища Алыгезова.
Так Алыгезов настиг его. Все стало ясным. Алыгезов поразительно походил на якута и это живо напоминало профессору образы якутской ссылки.
— Время надо понять! — пробормотал профессор Крот.
Очень странно! Алыгезов произнес ту самую фразу, которая была написана на транспаранте, висевшем в его студенческой комнате. Он сам выписал ее из какой-то книги. Там она звучала несколько иначе.
— «Время надо чувствовать», — сказано было там, — «лодка жизни только тогда ждет вперед, когда время наполняет ее парус попутным ветром».
Ветер времени, — он его чувствовал! Ветер был с ним в те ночи и дни, когда он поджидал смерть. Ветер был с ним, когда он шел в якутскую ссылку.
И после, когда он возвращался из ссылки, чувство времени не оставляло сто.
За годы ссылки сверстники его сильно продвинулись вперед. Они стали довольно известными врачами иль довольно приметными адвокатами. Они стали тем, что тогда называлось «люди с положением». У него не было положения. Он был человеком погубленной карьеры. Его это мало огорчало. Он не завидовал сверстникам. Он знал, что время было не с ними. Мышья беготня их жизни смешила его. Он шел своим путем. Годы ссылки не были для него потерянными: в Якутии он стал поэтом. Он стал также ученым. Его не смущало пренебрежение, с которым относились к нему поэты. Он знал, что иначе не могло быть, потому что они воспевали изысканность, а он воспевал тайгу и древних пращуров. Его не смущало также недоверие ученых. Они не доверяли ему потому, что он был человеком без положения. Кроме того, он писал стихи и одевался, как лейтенант Глан.
Все это нисколько его не волновало.
Он одинаково смеялся над поэтами и над учеными. Он не ходил к ним и не пускал их к себе. Он жил один. Его лето было посвящено экспедициям. Зимой он замыкался в кабинете. Его время принадлежало стихам и науке.
Он презирал собратьев по институту с их никчемными монографиями о скакунах и жужелицах. Он переносил только общество своих учеников. Он надеялся поднять их до горных вершин одиночества. Так он жил, — ученый поэт.
Он жил так до того часа, когда вокруг раздался близкий гул катастрофы.
Он еще не знал, что с ним произошло. Было только известно, что время покинуло его. Как-то раз на вершине горы он видел однобокое дерево. Все ветви этого дерева были обращены в ту сторону, которая была закрыта от суровых ветров. Он был похож на такое дерево. Он слишком долго прозябал в кабинете, защищенный от ветров жизни.
И вот время его покинуло. Оно покинуло его не вчера и не сегодня. Нина не захотела встать с ним рядом, потому что у нее сохранилось чувство времени.
Неизвестно еще, что с ним будет. У него нет еще двухтомной монографии о скакунах и жужелицах. Но она может появиться.
Она может появиться, потому что ветер его покинул, — ветер времени.
* * *
Он распахнул двери, ведущие в музей.
Знакомое зрелище предстало перед ним.
Серебро луны блестело на паркете и на стекле витрин. Птеродактиль разбросал по стене черные крылья. Мамонт занес над паркетом белую ногу. Казалось, это был не музей, а затонувший мир. Лунь сомкнулась над ним, как вода океана.
Профессор постоял перед мамонтом.
— Стоишь? — сказал он, похлопывая его по бедру. Мамонт не ответил.
Профессор подошел к окну. Прямо перед ним встала полуразрушенная стена крепости и легкая арка ворот. В просвет арки он увидел луну, иззябшую и круглую. Он увидел также реку, покачивающую колыбели барж. Ночная работа шла. Железные руки лебедок несли на берег заморские грузы. Быть может, они несли апатиты.
Профессор не знал этого. Ему было холодно. Дыхание его осело на стекло седой дымкой. Он вдруг заметил, что руки его затянуты в перчатки.
Протянув палец, он вывел на седой дымке: «Безрогий носорог».
Новосибирск 1931 г.
К. Терентьев. Обезроженный «носорог»
В № 11–12 «Сиб. Огней» за 1931 год помещена повесть М. Никитина — «Безрогий носорог». Сравнительно с последним беллетристическим произведением того же автора — «Суданский негр» — «Безрогий носорог» несомненный шаг вперед.
Видно, что автор пытается понять нашу современность, понять значение нашей эпохи и происходящих в ней событий. Но пытаться это не значит еще понять правильно и на все, как говорят, сто процентов, и в «Безрогом носороге» есть ряд существенных промахов.
