— О-о-о! Не-е-ет, — простонал Давид, глядя широко раскрытыми глазами, — это невозможно… это невозможно… невозможно.
Перед ним был не только собор Парижской Богоматери. Слева от него высилась над руинами Эйфелева башня без оголовка, полуразрушенная базилика Сакрекер на Монмартре, а ближе — развалины моста Менял, рухнувшего в воды Сены!
У Давида было такое ощущение, словно ледяная рука сжала ему сердце.
— Не-е-т… не-е-т… — стонал он, лежа на животе. — Господи Боже! Скажите мне, что это неправда. Не Земля… не-е-т… Не Земля!
Он скреб пальцами грунт, а в голове у него вихрем проносились мысли. Ему вспомнились старт с Земли в 2025 году, полет… авария «Фюрета» в субпространстве, дата, которую он увидел на электронном календаре: 2795 год.
Прыжок во времени… Прыжок на 770 лет. И он вернулся на Землю, хотя, слепой дурак, все еще продолжал верить…
— Франсуаза! — закричал он.
Стоя на коленях в вечной тишине мертвого города, он даже не отдавал себе отчета в том, что плачет как ребенок.
Забела и ее спутники молча и терпеливо стояли возле Давида. Пошатываясь, он поднялся на ноги и оглядел их одного за другим сквозь пелену слез. Потом прислонился к камню, и губы его искривись в усмешке.
Опс! — прошептал он, глядя на них… — Опс!
Как он не догадался раньше?! Опс… Гея… Цибела. В древних мифологиях Земля часто персонифицировалась под разными именами. А они! Они забыли все, вплоть до названия планеты — Земля! Они нашли статую, символизирующую этот мир, и использовали ее название — Опс… не зная, не понимая истинного смысла.
Давида затрясло от хохота:
— Опс… единственная планета Вселенной — это Опс, так вы утверждаете? Нет, вы посмотрите! Взгляните на себя, во что вы превратились! Кроты! Жалкие кроты, для которых невыносим даже дневной свет. Вы кроты… Кроты… Вы недостойны называться людьми…
Он перевел дыхание и еще раз презрительно бросил им:
— Кроты!
Внезапно он скорчился от резкой боли в животе и обхватил руками камень.
— Давид, — проговорила Забела, делая к нему шаг. — Давид надо возвращаться.
— Оставьте меня… оставьте меня… уходите… Этот город мой…
Он выпрямился. На губах у него выступила пена. Он взмахнул рукой, очерчивая пространство вокруг.
— Этот город мой… мой… Это мой город… Все это мое, только мое… Возвращайтесь в свои крысиные норы… и оставьте меня в покое. Уходите, ради Бога… Убирайтесь отсюда!
Он плакал и смеялся, крутился на месте, как пьяный, совершенно потерявший ориентацию…
— Они все разрушили!.. Мерзавцы… мерзавцы… О-о-о! Господи Боже, господи Боже, почему Ты это допустил? Посмотри на мой город… посмотри, что они с ним сделали… Ну, что ты за Бог? Что ты за Бог, если допускаешь подобное?
Давид медленно побрел вдоль развалин, глядя невидящими глазами себе под ноги. Он больше не думал ни о Забеле, ни о ее спутниках. Он, как слепой, еле передвигая ноги, шел по мертвому городу, по кучам пыли и каменным руинам.
Очевидно, это произошло вскоре после старта. Старта, с момента которого для него прошло не более двадцати дней.
Авария в субпространстве… прыжок во времени… прыжок, который перебросил его в будущее на 770 лет… И вот что он нашел.; опустошенная Земля, погибшая цивилизация и горстка людей, уцелевших при катастрофе, но быстро вырождающихся, попавших под иго захватчиков.
Иной мир, словно вывернутый наизнанку. Иной во всем, включая саму структуру молекул. Мир, который больше ему не принадлежал, мир, в котором он был… чужим!
— Франсуаза! — прошептал он.
Да, Франсуаза тоже была мертва. Она погибла 770 лет и 20 дней тому назад… 770 лет!
Он отказывался поверить в это. Его память еще хранила живой образ Франсуазы… ее голос… ее смех… запах ее кожи… Он помнил их небольшой загородный домик в окрестностях Нейли, его просторные комнаты и цветы в саду…
И звуки пианино… пальцы Франсуазы бежали по клавишам в ритме вальса:
Ля…ля…ля…ля…ля…ля…
Вальс отзвучал в воспаленном мозгу Давида, и мрачная тишина вновь опустилась на лежащий в развалинах Париж. На площади Звезды сохранилась половина Триумфальной Арки, и здесь, как и на всех улицах, по которым он шел, торчали старые каркасы машин разных марок, все они были источены ржавчиной, с провалившимися днищами. Они были и на извилистых улочках, спирально поднимавшихся к тому, что когда-то называлось «современным городом» двухтысячного года.
Альб Высокочтимый не обманул его. Катастрофа произошла внезапно, она одновременно охватила огромную территорию, и все было кончено через несколько секунд..
Водители погибли прямо за рулем — скелеты еще «сидели» на передних сидениях. На земле то там, то здесь валялись черепа, а когда Давид поднимал глаза, все то же невыносимое зрелище открывалось ему за потрескавшимися стенами домов.
А небо? Вечно тусклое, бесцветное, покрытое туманной дымкой, образующей вокруг планеты что-то вроде вечного занавеса. Но что же все-таки произошло здесь? Какие дьявольские силы были использованы пришельцами, чтобы так надежно изолировать землян от остальной части вселенной? Их изолировали, держа в неведении и невежестве; поколение за поколением люди все больше деградировали и вырождались. Что сохранилось от былой цивилизации кроме этих развалин, тянувшихся до горизонта?
Даже имена изменились. Их исказили, урезали, сократили, и в результате Альберт превратился в Альба, Бартелеми в Бартеля, Бернар в Берна, Изабелла в Забеллу… И так далее, и так далее…
Давид все шел и шел, чувствуя, что голова у него пылает, как в огне. Сам того не сознавая, он шел к Нейли, а бледное солнце, едва видимое сквозь туманную дымку, тем временем медленно клонилось к горизонту.
Одна нога вперед… другая нога вперед… он шел несколько часов подряд, увлекаемый каким-то инстинктом, подобно заблудившемуся животному, которое рыщет в поисках своего логова.
Все, что могло бы быть ориентиром, давно исчезло. Сохранились только несколько едва узнаваемых перекрестков, какие-то следы прежних улиц и проспектов. Только инстинкт подсказывал ему, куда идти, и еще помогало то, что перед полетом его тренировали на ориентирование в незнакомой местности. Его влекла какая-то сила, противиться которой он не мог… словно что-то притягивало его к себе…
Он разыскал свой загородный домик, небольшой загородный домик в Нейли, он нашел его не глазами, а сердцем. Сад исчез. Дикая растительность захватила лужайки, аллеи и террасу. Постройка стояла с провалившейся крышей, стены осыпались, но еще стояли, словно сдерживая наступление растительности.
