– Привет, Нэнг, Лиерия.
– Приветствуем тебя, Джошуа Калверт. Прими наши поздравления.
– Спасибо. Хотя я не совсем так представлял себе свою брачную ночь. Я бы хотел, чтобы Корпус убрал ваших наблюдателей и системы датчиков из Конфедерации – сделайте это, пожалуйста. Наши будущие контакты будут основываться на честности.
– Корпус согласен. Их уберут.
– И еще медицинская помощь. Мы очень в ней нуждаемся, и как можно скорее.
– Каждое племя имеет права и обязанности тоже, чтобы управлять собственной судьбой. Эти два понятия невозможно разделить.
– Знаю: что посеешь, то и пожнешь. Мы, возможно, были слишком агрессивны и не прогрессировали так быстро, как следовало бы, но я хочу, чтобы Корпус знал: я в большой степени горжусь нашим соучастием друг в друге. И неважно, насколько баснословна ваша техника, считается только то, как ее используют.
– Принимаем вашу критику. Это та критика, которая постоянно воздействует на наш уровень. С нашей стороны она неизбежна.
Джошуа вздохнул и опять посмотрел на дугу.
– Мы будем время от времени вас навещать.
– В этом мы не сомневаемся. В конце концов начало вы уже положили.
– Подражание – самая откровенная форма лести, – сказал Джошуа. – Так что догадываюсь, что это значит – вы в конце концов не такие уж и злые.
На веранде появилась Джей, она тащила большой рюкзак. Она кричала и размахивала руками, потом начала спускаться по ступенькам.
– Ее мама в порядке? – в нетерпении спросила Трэйси.
– Ее можно вылечить, – ответил Джошуа. – Это все, что я могу сказать. Я теперь перестал вмешиваться. Это слишком проклятое искушение. Да и черная дыра больше особенно этого не позволит.
– А теперь больше и не нужно. Корпус проанализировал все, что вы сделали. Вы совершили несколько умных ходов. Теперешняя экономическая структура не проживет долго.
– Я обеспечил возможность перемен, да плюс еще одна маленькая активная мера. А что произойдет дальше – ну, скажем просто, что я в это верю.
* * *
Джед и Бет оставались вместе с Мэри в госпитале, в комнате ожидания. Бет не пришла от такой необходимости в сильный восторг, ей хотелось посмотреть парки Транквиллити. Но Гари, Навар и Вебстера поместили в педиатрическое крыло, которое оказалось недалеко. Она не знала, что произойдет с каждым из них дальше, но пока что это можно было отнести ко всему роду человеческому. Были и худшие места для приземления.
Из отделения неотложной помощи вышел врач, который раньше встречал их автобус:
– Мэри!
– Да? – она посмотрела на него снизу вверх, загоревшись надеждой.
– Мне ужасно жаль, мы ничего не смогли сделать.
Губы у Мэри беззвучно раскрылись, она закрыла лицо руками и начала всхлипывать.
– Что с ним произошло? – спросила Бет.
– У него в мозгу была нить нейросети, – ответил врач. – Молекулярная структура не выдержала. Из-за распада энергии получилось большое разрушение. Вообще-то я просто не понимаю, как ему удалось все это пережить. Вы говорили, он несколько недель был с вами?
– Да.
– Ну мы, разумеется, сделаем посмертное вскрытие. Но сомневаюсь, что многое из него узнаем. Я полагаю, это симптом времени.
– Благодарю вас.
Врач оживленно улыбнулся:
– Через минуту здесь будет консул. Мэри получит самую лучшую помощь, чтобы прийти в себя. Так что не беспокойтесь.
– Замечательно.
Бет перехватила взгляд Джеда, брошенный им на Мэри, как будто бы ему хотелось заплакать вместе с ней или о ней, избавляя ее от этого груза.
– Джед, мы здесь все закончили, – сказала Бет.
– Это ты о чем? – в растерянности спросил он.
– Все кончено. Ты идешь?
Джед перевел взгляд с нее на Мэри.
– Но мы не можем ее оставить.
– Почему же, Джед? Кто она такая для нас?
– Она была Кирой; она была всем, о чем мы можем только мечтать, Бет, началом новой жизни, чего-то более достойного.
– Это же Мэри Скиббоу, и она до конца своей жизни будет ненавидеть Киру.
– Мы не можем сейчас сдаться. Мы втроем можем снова начать Ночь Смерти, на этот раз в действительности. Были тысячи людей, таких же, как мы, которые хотели достичь того, что она обещала. Они опять придут.
– Верно.
Бет повернулась и направилась прочь из комнаты ожидания, не обращая внимания на его громкие призывы у себя за спиной. Она поспешила к лифту, сердце у нее возбужденно поднималось куда-то вверх от перспективы увидеть наконец парк, окруженный сияющим морем.
– Я молода. Я свободна, я на Транквиллити и уж определенно не собираюсь назад, на этот сволочной Коблат.
Это было великое начало.
* * *
В Зале Ассамблеи царила мертвая тишина, когда шло голосование. Первыми должны были зарегистрироваться послы.
Со своего места за столом Политического Совета Самуэль Александрович наблюдал, как подсчитывают голоса. Было, разумеется, несколько воздержавшихся, имена их не удивляли: Кулу, Ошанко, Новый Вашингтон, Мазалив, несколько их ближайших союзников. Но не более двадцати, и они заставили Первого адмирала с довольным видом улыбнуться. Пользуясь дипломатическими терминами, это было само по себе движением отрицательного мнения, резкими предостережениями более крупных сил.
Послы Политического Совета голосовали. Самуэль Александрович был последним, он нажал расположенную перед ним кнопку и увидел, как на большой доске мелькнула цифра. Смешной анахронизм, подумал он, хотя ситуация достаточно драматична.
Поднялся спикер Ассамблеи и коротко и нервно поклонился президенту. Олтон Хаакер смотрел прямо перед собой, не глядя никому в глаза.
В результате оказалось, что семьсот девяносто голосов свидетельствовали о своем недоверии к президенту, против них было девять.
* * *
Даррингем так и не оправился от разрушений, нанесенных Шасом Паске. Удар столкновения с водой лучше всего перенес сектор доков и складов. Они отнюдь не остановили ее нашествие. Мусор от разломанных рам образовал на волне крапчатый полумесяц, и она помчалась в основной торговый район города. Деревянные здания, имевшие минимальные фундаменты, моментально рухнули. Три самосвала с мусором опрокинулись и помчались по воде дальше.
За километр от них сопротивлению, оказанному усиленно снабженных энергией стен, удалось защитить дома, хотя грязь, среди которой они стояли, распространилась дальше и потекла по направлению к Джулиффу, между тем как воды отступали. Когда же они отхлынули, Даррингем остался в широком полукруге, продолжающем разрушать город и приближающимся к его центру, это было болото, где плавали миллионы грязных обломков. Среди этих обломков лежали трупы, запеченные в подсыхающую грязь и медленно разрушающиеся в этой жуткой влажности. Несмотря на это, Даррингем продолжал функционировать как городской центр во все те времена, когда Лалонд скрывался на краю мира, на задворках вселенной. Как и в Норфолке, его природа с низко развитой техникой позволяла жителям продолжать ту же самую жизнь, которая существовала здесь прежде. Корабли и лодки продолжали плавать под парусами вверх и вниз по Джулиффу, урожай созревал, и люди его собирали, деревья валили и распиливали.
