В гигантском зале наступила гробовая тишина, и только мертвящий душу волчий вой и жалобные поскуливания, исходившие от кувыркающегося в воздухе мохнатого дымящегося тела, нарушали ее.
Происходящее было так необычно и непонятно, что царские охранники не стреляли… Все, кроме одного, инстинкт телохранителя у которого оказался сильнее всех прочих чувств.
Луч бластера ударил Квентину в спину. Но это был уже не Квентин. Враг был повержен, программа выполнена. Квентин, счастливый своей победой и отмщением, ушел в небытие…
ЭТО БЫЛ Я.
Я — Роман Безуглов. Бывший студент-филолог, джузатаман джипси, претендент на российский трон…
Боль сожгла мне позвоночник, и я рухнул на пол. Я умирал, я чувствовал это. Но я видел, как рядом со мной дымящейся бесформенной кучей упало то, что было когда-то Рюриком.
Я видел дядюшку и Ромку, подлетающих ко мне. Я слышал дядюшкин крик: «Скорее! На помощь! Санитары, врачи, черт бы вас побрал, где вы есть! Человек ранен!!!»
Я видел лица ошеломленных зрителей. Однако сознание мое начинало гаснуть и раздваиваться. Одновременно с реальной картиной я грезил тем, что я как будто бы нахожусь сейчас в автомобиле, что я попал в аварию и вижу через лобовое стекло в салонах машин перекошенные испугом лица людей, некоторые уже успели расквасить носы и лбы, а на лице девушки, вцепившейся в руль новенького белого Седана, я заметил оскал упоительного азарта…
То ли память вытаскивала все это из моего подсознания, из тех времен, когда я чуть не погиб, то ли душа не желала умирать дважды и совместила две моих смерти воедино…
Но видение это длилось лишь миг и тут же растаяло. В сознание меня привел возбужденный шепот безжалостно трясшего меня за плечо дядюшки Сэма:
— Государь! Ради всего святого, очнитесь! Мы спасем вас, но на всякий случай, если окажется слишком поздно, долг велит вам…
Я понял, чего он хочет от меня. И он был прав. Но даже не столько чувство долга, сколько желание, чтобы он оставил меня в покое, заставило меня говорить.
— Я отрекаюсь от трона, — прохрипел я, — в пользу сына Романа… — И подумал об Аджуяр: «Старая карга. Накаркала. Так все и вышло…»
Я слышал Ромкин плач и чувствовал, что мое тело, превратившееся в сплошной сгусток боли, поднимают и несут куда-то…
А последним, что я запомнил, был голос дядюшки, разносящийся под сводами зала:
— Возрадуйтесь, россияне! Лирянский оборотень Рюрик низложен! На царствие ныне вступает малолетний отпрыск рода Романовых, помазанник божий Роман Романович! Официальное генное тестирование будет произведено сегодня же, церковные хранители мощей святого Николая Второго уже дали на это согласие. Но мы, «Общество свободных пчеловодов», не сомневаемся в его результатах…
И все потонуло в вязкой розовой тишине.
Храни меня Господь
В сухом прохладном месте.
Макс Батурин
Я очнулся в больничной палате, с удивлением осознав, что у меня ничего не болит и что чувствую я себя прекрасно.
— С вами, Роман Михайлович, все будет в порядке, — сказал с улыбкой склонившийся надо мной молодой доктор. — Ничего опасного.
— Сколько… — начал я, но доктор опередил меня:
— Вы были в медицинском анабиозе ровно неделю. Мы ввели вас в это состояние для скорейшего выздоровления. Мы сделали вам операцию — заменили пораженную плазмой почку и пересадили в поврежденную область позвоночника имплантат. Уже через месяц вы сможете самостоятельно ходить, а пока придется передвигаться с помощью гравитата.
Неделя… Без сознания я был, а точнее, спал — неделю. За это время могло произойти многое…
— Где мой сын? — спросил я.
— Здесь. Недалеко. Вашим близким сообщили расчетное время вашего пробуждения, и они уже ждут, когда им будет позволено войти.
— Так какого же… Почему вы их не зовете?
— Вы уверены, что в состоянии принять их?
— Да, — сказал я, решив быть лаконичным.
— Хорошо, — кивнул доктор, переняв мою манеру. — Зову.
… Они вошли — Ляля и Ромка. И дядюшка Сэм. Я улыбнулся им. Ляля присела на стул возле моей кровати, и я заметил, что она очень устала, хотя и прекрасно держится.
— Здравствуй, яхонтовый мой, — сказала она.
Я уже заметил, что такие чисто цыганские эпитеты-«приговорки» она употребляет, когда не совсем уверена в себе.
— Здравствуй, — кивнул я, — ну, как вы там?..
И они стали рассказывать мне.
Да. Это была не самая простая неделя в их жизни. Теперь-то я понимаю, этот чертов дядюшка был абсолютно уверен в том, что я выживу. Для современной медицины моя рана — просто пустяк. Конечно! При малолетнем царе быть советником намного удобнее, чем при взрослом… К тому же, пока Ромка не достигнет совершеннолетия, а это случится еще очень не скоро, дядюшка остается регентом, то есть фактическим правителем государства…
Он боялся смуты. Потому ни он, ни мои близкие не делают и шага без охраны его «пчеловодов» и Гойкиных джипси. Генетическое сканирование подтвердило, что Ромка потомок Романовых, и коронация должна состояться через десять дней. Дума распущена, все приближенные Рюрика, знавшие о его нечеловеческой сущности, арестованы. Все, кому Рюриком было даровано бессмертие (а список имеется), отстранены от должностей.
На мой вопрос: «А как же вы сами?» — дядюшка хитро улыбнулся и пояснил: «А я официально никакой должности и не занимаю. Так… Друг семьи».
По всей Руси объявлен всенародный праздник, кульминацией которого станет Ромкина официальная коронация. Все средства массовой информации освещают предоставленные им, еще недавно засекреченные материалы о Рюрике, о лирянах, о «пчеловодах», об операции по доставке меня из двадцатого века, о клятве русского народа Романовым, данной на Великом Земском соборе в семнадцатом веке и нарушенной в двадцатом, о том, как Рюрик боролся с нами, а мы с ним… Так что я нынче — национальный герой.
И только. Царем я быть перестал, еще не успев стать им. Впрочем, лично я такому раскладу только рад. Какой я, к дьяволу, царь? А вот Ромка… Он готов к этой роли. А если и не готов, то у него есть время подготовиться.
… На его пышной коронации мне пришлось затянуться в корсет: имплантат в позвоночнике был еще слишком слаб. Зато гравитат позволял мне обходиться без костылей и иных приспособлений. Впрочем, не касаясь земли, передвигался не только я.
Ромка был великолепен. Расшитые драгоценными камнями бархатные одежды сверкали и переливались на нем всеми цветами радуги. На всем пути от царского дворца до храма Христа Спасителя (копии того, что был восстановлен в конце двадцатого века) перед Ромкой раскатывали златотканый ковер. Но это была чистейшей воды условность, ведь он плыл над этим ковром, не ступая на него.
А за руку его держал архиепископ уничтоженного Рюриком храма Николая Второго, старец Арсений. На том, чтобы вел Ромку к трону именно он, настоял я, ведь, как выяснилось, это он, отец Арсений, рискуя жизнью, загрузил в свою шлюпку мощи Николая II, а значит, только благодаря ему стало возможным доказать, что Ромка — потомок великой династии.
За ними плыли Ляля, я и дядюшка Сэм. Справа и слева, на шаг позади нас, также чуть над землей, двигались две колонны гвардейцев-«пчеловодов» с оркестром, играющим гимн России. Люди, толпящиеся вокруг, выглядели радостно, и я понял, что россияне, во всяком случае те, кто пришел сюда, довольны таким поворотом дел.
В церкви у меня разболелась спина, но я, находясь в полуобморочном состоянии, из чувства долга выстоял-таки, точнее провисел, процедуру, мало, правда, что запомнив из нее. Но я слышал, как вновь была произнесена древняя клятва, данная почти тысячу лет назад, и видел, как на голову Ромке была возложена шапка Мономаха. Как ни странно, она не смотрелась нелепо на детской голове, то ли это была уменьшенная ее копия, то ли она мистическим образом подстроилась под наконец-то объявившегося законного хозяина… Все возвращалось на круги своя, и по тому, как были настроены люди вокруг, я чувствовал, они верят: Россия возродится.
Боль отпустила лишь за пределами храма. Вечерело, и под открытым небом царила полутьма. Сперва я удивился, почему не работает обычная уличная иллюминация, но ответ подоспел тут же. Полутьма эта была создана искусственно, чтобы еще ярче, еще эффектнее выглядел праздничный фейерверк.
Только мы ступили за церковный порог, как грянул гром, и в грудь мне ударила взрывная волна такой силы, что я с трудом удержался на ногах… А миг спустя в вечернем небе я увидел… себя! Это было мое лицо, мой портрет, составленный из тысяч разноцветных огней различной световой интенсивности. Мое лицо висело над Кремлем не более десяти секунд, затем черты его словно бы сплавились, расплылись и опали пестрыми искрами. Грянул новый залп. С шипением ракеты взвились в небо, и миг спустя там возникло лицо Ромки с царской короной над ним. Я почувствовал, как защемило сердце в моей груди.
