работы в зоне действия психотронного оружия. Туда отбирали лучших, но с ним никто и рядом не стоял. Именно поэтому и был из этой группы отчислен.
— Почему? — Анна спрашивает вроде с интересом, но такое ощущение, что ответ ей заранее известен.
— Он полностью неуправляем. Для него приказ, отданный хоть верховным главнокомандующим, не более чем повод задуматься и принять то решение, которое он сам сочтёт правильным. А при его морально-этических принципах…
Ладно, хватит меня тут по винтикам разбирать. Стучу в дверь, вхожу…
Сидим в кабинете втроём, обсуждаем технические детали. Мы с Петропалычем обсуждаем, Анна слушает.
— Для первого погружения какое наложение биополей даём? — спрашивает Петропалыч.
— Думаю, мне — пятьдесят процентов Олиных, ей — пять процентов моих, — отвечаю ему.
— Лезешь на рожон?! Начинать с пятидесяти процентов только совсем безбашенный авантюрист может, — Петропалыч даже голос повышает. На лице Анны — вопрос. Петропалыч пускается в объяснения:
— Ну, мы будем в Олины мысли подмешивать небольшую долю образов из головы Сергея. И наоборот, только ему — с приличным коэффициентом наложения.
— А это не опасно? — озабоченно спрашивает Анна.
— Для Оли совершенно безопасно при таком наложении. А вот для Сергея… ну, он и глубже погружался в чужой мир.
— Ладно, хватит время терять, — ставлю точку в беседе. — Давайте, я уж делом сейчас займусь.
У городских ворот меня не ждут. Две высокие зубчатые башни то выныривают из бледно-розовой мглы, то вновь стыдливо прячутся за мутную ширму тумана. Массивные ворота на замке, но маленькую калитку сбоку запереть забыли. Вхожу внутрь, и тотчас меня с головой накрывает облако. Тучка такая, как представляют дети, — густая, мягкая, пушистая. Сладкая на вкус. Облако сахарной ваты, не иначе. Оно обволакивает меня, источая едва уловимый аромат… Жасмин? Пион? Ночная фиалка?
— Наложение: пятьдесят пять, — даю команду дежурному оператору.
Сахарное облако начинает медленно расползаться в разные стороны, повиснув грязно-розовыми клочьями на ветках деревьев и крышах домов. Будто нарисованный шпионской ручкой с невидимыми чернилами, город проступает из тумана, когда выходит робкое солнце. Зыбкие улицы с неясными силуэтами домов; размытые контуры бульваров; кажется, деревья; кажется, фонари…
— Оля! — зову я, не особо надеясь, что хозяйка города отзовётся. Тишина в ответ. Только аромат усилился… Вербена? Ландыш? Какие ещё цветы существуют?
Делаю несколько шагов вслепую, но Олин мир опять наваливается на меня, мягкий, липкий, удушливый. Улицы текут голубыми реками, здания превращаются в смазанные пятна. Не город, а картина художника-импрессиониста!
— Давай шестьдесят, — очередная команда оператору.
— Только на три минуты, и отключаю, — как из глубокого колодца доносится ответ оператора. Его голос — будто с того света! Хотя так оно сейчас и есть…
И в этот момент картинка становится чёткой, словно до этого я смотрел на мир сквозь очки с неправильно подобранными линзами.
Он прекрасен до озноба, Её Город. Сверкающие улицы; одноэтажные домики из чистого хрусталя; серебряные флюгеры; часовня, сияющая, сотканная из тысячи солнечных зайчиков. Центральная улица утопает в зелени. Молодые каштаны, заросли голубой жимолости, кипень цветущей сирени…
Через дорогу от меня, за столиком уличной кофейни — девушка. Точёный профиль, длинные локоны, хрупкая фигурка девочки-подростка. Как и город, она озарена мягким внутренним светом. На неё хочется смотреть бесконечно, как на огонь или воду: никого прекраснее не встречал — ни наяву, ни во снах… и даже в чужих снах.
— Оля! — пытаюсь мысленно позвать её. Оля чуть поворачивает голову…
— Конец сеанса, отключаю. — Голос оператора. Прежде чем вынырнуть на поверхность, успеваю поймать вёрткую, как рыбёшка, мысль, которая почему-то кажется важной. Аромат. Я узнал его. Всё просто и банально.
Облака в городе Оли пахнут розами.
После первого погружения долго сижу в палате, где под прозрачным колпаком лежит Оля.
Ирреально красивая девушка, чем-то похожа на Анну… но ещё прекрасней, чем Анна. Мягкая, нежная, утончённая красота.
Лежит под хрустальным колпаком, лицо прекрасно, но неподвижно. Спящая красавица, Белоснежка, зачарованная принцесса.
Почему я такой чужой в её Городе? Иду разбираться с Анной и Петропалычем…
— Мне кто-нибудь может сказать правду? Вот только без вранья. Что случилось с Олей? — Анна с Петропалычем переглядываются, он — в полном замешательстве, она решается:
— Мы сидели в ресторане. На меня было покушение — киллер стрелял с нескольких метров. Коля, охранник, успел прикрыть… но Оля была вся в крови, в его крови… возможно, решила, что я убита. Ну вот и…
— Всё понятно. Она ушла в другой мир, в свой Город, где никого нет. Для неё теперь любой человек — чужак, враг. При таком раскладе ничего не получится. Она никому не доверится, никого не примет в своём Городе…
— Хорошо, как договаривались — вы получаете десять тысяч за пробное погружение… — Какая тоска в голосе Анны! Можно понять — последняя надежда была. Опять делаю в корне неправильный ход:
— Кто сказал, что я сдался? Завтра — повышаем коэффициент наложения. Оле — семь, мне — шестьдесят пять.
Здесь нет ни людей, ни времени. Озарённая солнцем часовня величаво возвышается над городом, но её хрустальные куранты мертвы. На сияющем циферблате стрелки замерли на цифрах шесть и пятнадцать, им незачем куда-то спешить.
Иду по городскому саду осторожно, лишь бы чего ненароком не разрушить. Так хрупко всё вокруг! Полупрозрачные скамейки с хрустальными резными подлокотниками; деревья, украшенные китайскими фонариками; сверкающие музыкальные фонтаны… Их репертуар впечатляет — от попсовой Селены Гомез в паре с Бруно Марсом до классики Вивальди и Эдварда Грига. Над цветущими кустами сирени порхают миниатюрные созданьица, похожие на пухлых ангелов с бледно-лиловой кожей. Судя по всему, лиловые малыши охотятся на соцветия с пятью лепестками… А конкуренция у местных ловцов удачи серьёзная: пока двое дерутся из-за редкого цветка, третий схватил добычу и улизнул… Всё как наяву!
Так странен и причудлив Её город! Там, где стою я, весна — ослепительное солнце; перламутровые брызги музыкальных фонтанов; цветущая сирень; крылатые лиловые существа — охотники за пятью лепестками, соревнуются за желанную добычу.
А в дальнем конце парка — декабрь, гибкие ветки деревьев прогнулись под тяжестью снега, озеро обледенело. И только куст белых роз, не ко времени зацветший, мёрзнет на промозглом ветру. Розам зябко на морозе!
Я смотрю на Олю и не могу отвести взгляд. Хрупкая фигуристка на льду озера танцует под неведомую, слышную ей одной музыку. Лёд под коньками искрится подобно алмазной крошке. А девушка всё кружится, кружится, изящно взмахивая рукой, взлетает вверх, парит над озером…
Я машу ей, пытаюсь докричаться, привлечь внимание. Бесполезно. Нас разделяет невидимая стена, как в полицейских участках. Я её вижу,
