Ознакомительная версия.
Саша сидел на койке и пытался во всех подробностях представить себе тарелку горячего украинского борща с пампушками. Не самое, кстати, удачное занятие для человека, только что отстоявшего вахту в машинном отделении.
Первый месяц в рейсе здорово напоминал Саше театр абсурда. Знаете, что это такое? Берется, например, описание Цусимского сражения и водевиль "Лев Гурыч Синичкин". Тщательно перемешивается, разрезается на куски и раздается команде. Реплики подаются когда угодно и кем попало. Место действия - заброшенный склад металлолома, который по рассеянности все называют теплоходом. Прибавим к этому звучное имя, типа "Академик Забайкал-Кобылин", средней силы шторм в Атлантике и полное отсутствие благодарных зрителей. А нот что такое четвертый механик на подобной посудине, поймет далеко не каждый. Для любопытных поясним: только благодаря Саше Самойлову пожилой "Академик" мог двигаться как единое целое. В тот же первый месяц на все Сашины претензии к двигателям "дед" (то есть старший механик), меланхолично пожимая плечами, тянул:
- А куда ж ты раньше смотрел?
И Саша уходил в машинное отделение, чувствуя себя деревенским лохом, которому ловкий папаша всучил в жены девицу легкого поведения.
В общем, не до раздумий было Саше Самойлову в рейсе, не до воспоминаний. Где-то в глубине души свербила привычная, обязательная для любого моряка тоска по дому. Хотя, чего себе-то врать, по какому дому? По надоевшей до зубовного скрежета койке в провонявшей всеми пороками человечества общаге? Или, может быть, по крикливой своей мамаше скучал он, болтаясь между Европой и Америкой? Кто разберет...
Потом была нереально солнечная Куба, нищета, смуглые, удивительно гладкие тела, пляжи, и пальмы, и пиво, и женщины, женщины, женщины, готовые прямо здесь, сейчас, за деньги, или за хороший обед, или просто за банку сгущенки...
И тут уж тем более было не до воспоминаний. Удобная штука - человеческий мозг. Казалось: после всего, что пережил Саша этой осенью в Питере, не просто "крыша", а "все верхние этажи" должны были съехать напрочь. Ан нет: серые мудрые клеточки закопошились, подсуетились, запрятали в дальние углы грозящие сумасшествием образы. И команду дали: работай, мол, ни о чем не думай. И работал. Пахал как проклятый. Что еще делать, когда остаешься один на один с раздолбанным двигателем, у которого все отваливается и везде течет... А над тобой - сорок человек команды. И все хотят идти в жаркие страны - денежку заработать, а заодно и текилы попить, кубинок-шоколадок потискать... А вот пойдем мы куда-нибудь на нашей хилой посудине или прямо здесь затонем - от тебя, браток, и зависит. Ну и что? А то, что не боги горшки обжигают. И пошли. И не потонули.
Все было вполне прилично. С едой, конечно, могло быть и получше. Именно поэтому навязчивый образ тарелки горячего борща преследовал Сашу почти постоянно. И к началу третьего месяца плавания этот образ настолько оформился, что, возвращаясь после вахты, Саша почти чувствовал в каюте аппетитный чесночный дух.
На этот раз предаться любимому занятию не пришлось. Без стука ворвался третий механик Славка и радостно сообщил:
- Семеныч подвинулся!
- Чего? - не понял Саша.
- Ну, в смысле - тронулся! - Славка употребил еще несколько слов, которые в сочетании с энергичным покручиванием пальцем у виска означали, что Семеныч сошел с ума.
Правда, сошел. Несколько человек, смущенно хихикая, толкались перед дверью в каюту старпома, откуда слышались возбужденные голоса. Матрос Бражников (он же - Семеныч, он же - Брага, он же - Дуремар) сидел, поджав под себя ноги, на старпомовской койке и громко доказывал:
- ... не давал я ему разводного ключа! Хрен, говорю, гебе, а не разводной ключ! Самому нужен! А он, блин, рукой вот так повел, - Семеныч попытался продемонстрировать широкий жест и чуть не свалился на пол, - я гляжу: вентиля-то и нет!
- Подожди, подожди, Бражников. - Старпом чувствовал себя неловко. С одной стороны, у него явно чесались руки дать матросу по шее и согнать с койки. А с другой стороны, Семеныч - вроде и не пьяный - нес такую околесицу, что было как-то не по себе. - Что за мужик к тебе приходил?
- Да я же и говорю: голый! Как есть голый, в желтом костюме! И брат его с ним! Инструмент пропал... Я все в докладной написал! - Бражников цапнул со стола измятый листок. Хорошо было видно, что бумага совершенно чистая.
В этот момент, растолкав любопытных, в каюте появился врач.
- Ну-с, - заправски начал он, - что случилось? - После чего дверь закрыли, и бесплатный спектакль закончился.
Вот и все, пожалуй. Матроса Бражникова, ласково поддерживая под белы рученьки, отправили на берег. Особо назойливых интересующихся доктор отшивал одной суровой фразой: "Пить надо меньше", - и в подробности не вдавался. Конфуз с Дуремаром еще долго обсуждали на судне, а фраза про голого мужика в желтом костюме быстро стала крылатой.
Никто не знал, какое сильное впечатление произвело это событие на четвертого механика Сашу Самойлова. Да нет, никаких теплых чувств к обалдую Бражникову он не испытывал. И ничего жуткого в этой истории не было: ну, сдвинулся человек, бывает. И пить действительно надо поменьше... Вот только... Эх, не надо об этом думать!
Но окончательно Сашу пробил совершенно незначительный эпизод.
Забрел он как-то случайно в кают-компанию. Мужики увлеченно смотрели по "видику" космическую эпопею. "Держись, Сэм, - без выражения переводил голос за кадром. - Они атакуют. Плазменная пушка вышла из строя".
- Жжарги, - громко сказал кто-то над ухом.
- Что?! - Саша заорал так, что все обернулись.
- Жарко, говорю, - мимо прошел боцман, вытирая платком лицо и шею. - Скоро вся команда взбесится.
Саша немедленно отправился к доктору и потребовал самого сильного успокаивающего, какое только есть.
Сергей Сергеевич внимательно посмотрел в глаза четвертому механику и молча накапал ему сорок капель корвалола. Саша обиженно выпил корвалол и побрел к "деду". Неплохой он мужик, наш доктор, но его тоже донимала жара и многочисленные случаи расстройства желудка у членов экипажа. Прояви он к Саше чуть более профессиональный интерес, неизвестно, как бы закончился для Самойлова этот рейс. Потому что он шел к Сергеевичу с намерением поговорить по душам. И по сравнению с тем, что мог бы рассказать Саша, голые мужики, являвшиеся к матросу Бражникову, показались бы детскими игрушками.
У стармеха оказалась "в заначке" бутылка хорошей нодки. Сашин порыв выложить все начистоту о своих приключениях уже угас. Поэтому просто посидели, поворчали, деликатно обложили капитана, почмокали о кубинских девушках, покряхтели о бывших женах (оба, как оказалось, разведены) и разошлись, довольные друг другом.
Ознакомительная версия.
