В своё время Бейли читал об этом. Он слышал, как многие выражали недовольство изобретением атомного реактора. Он и сам сетовал на это, когда уставал или когда что-то не ладилось. Человек всегда чем-то недоволен. В угольном веке люди ворчали по поводу изобретения парового двигателя. В одной из пьес Шекспира герой возмущался тем, что кто-то изобрел порох. А через тысячу лет найдутся такие, что будут недовольны изобретением позитронного мозга. Пошло оно всё к чёрту!
— Послушайте, Джулиус… — решительно начал Бейли. (Обычно он не позволял себе фамильярничать с комиссаром в рабочие часы, сколько бы тот ни обращался к нему просто по имени, но что-то в сегодняшнем разговоре, казалось, тянуло его перейти на более доверительный тон.) — Послушайте, Джулиус, чего вы ходите вокруг да около? Можно подумать чёрт знает что. Скажите наконец, в чём дело? Зачем вы меня вызвали?
— Не спешите, Лайдж. Я непременно открою вам тайну. Позвольте только сделать это так, как я задумал. У нас… неприятности.
— Ещё бы. Ничего другого на этой планете и не происходит. Опять что-нибудь с роботами?
— В некотором роде, да. Лайдж, я вот стою здесь и думаю: интересно, сколько ещё бед сможет вместить в себя этот старый мир? С тех пор как я установил окно, я не просто время от времени впускаю сюда небо, я впускаю Город. Я смотрю на него и спрашиваю себя: что станет с ним ещё лет через сто?
Бейли почувствовал отвращение к сентиментальности босса, но тут же обнаружил, что сам смотрит в окно с восхищением. Даже в такую погоду Город представлял собой грандиозное зрелище. Департамент полиции находился на верхних этажах здания муниципалитета, самого высокого в Городе. Из окна комиссара видны были верхушки соседних шпилей и башен, похожих на устремленные ввысь пальцы огромной руки. Стены зданий были совершенно гладкими и глухими — внешние оболочки человеческих ульев.
— Вообще-то жаль, что идёт дождь, — сказал комиссар. — Мы не сможем увидеть Космотаун.
Бейли взглянул на запад. Комиссар был прав. Горизонта не было видно. Очертания нью-йоркских башен становились вдали всё более расплывчатыми, а затем и вовсе исчезали в невыразительной серой мгле.
— Я знаю, как выглядит Космотаун, — отозвался Бейли.
— Мне нравится его вид отсюда. Он едва различим в промежутке между двумя секторами Брунсвика. Растянувшиеся вширь купола… В этом мы и отличаемся от космонитов. Мы стремимся вверх и стараемся прижаться друг к другу как можно теснее. У них же каждая семья имеет свой собственный купол. Одна семья — один дом. А между ними участки земли. Вы когда-нибудь разговаривали с космонитом, Лайдж?
— Приходилось несколько раз. Месяц назад я разговаривал с одним прямо отсюда, по вашей селекторной связи.
— Да, я помню. Меня просто распирает пофилософствовать. Мы и они. Разные образы жизни.
Бейли почувствовал, что внутри у него всё сжимается в тугой узел. «Чем изворотливее предисловие комиссара, — подумал он, — тем ужаснее может быть заключительная часть».
— Да, конечно, — проговорил он. — Но что в этом удивительного? Не можете же вы расселить восемь миллиардов людей по Земле в маленьких куполах. А у космонитов на их мирах хватает места, вот и пусть живут, как привыкли.
Комиссар подошёл к своему креслу и сел. Его глаза, немного уменьшенные вогнутыми линзами очков, не мигая смотрели на Бейли.
— Не все так терпимы к различиям в образе жизни. Ни среди нас, ни среди космонитов, — заметил он.
— Хорошо. И что из этого?
— А то, что три дня назад умер космонит.
Ну вот, начинается. Впечатление, произведенное словами комиссара, не отразилось на печальном лице Бейли. Лишь чуть- чуть дрогнули уголки его тонких губ.
— Очень жаль. Надеюсь, что-нибудь не слишком серьёзное. Какой-нибудь вирус или простуда?
Комиссар с недоумением взглянул на него:
— О чём это вы?
Бейли не собирался тратить время на объяснения. Всем была хорошо известна педантичность, с которой космониты искореняли болезни в своем обществе. Ещё более известна была тщательность, с которой они избегали, насколько это было возможно, контактов с землянами, переносчиками тысяч болезней. Но сарказм, видимо, комиссар вообще не улавливал.
— Так, ни о чём. Отчего же он умер?
Бейли снова повернулся к окну.
— Он умер оттого, что у него оторвало грудь. Кто-то расправился с ним при помощи бластера.
Бейли окаменел.
— Вы о чём говорите? — воскликнул он, не оборачиваясь.
— Я говорю об убийстве, — негромко сказал комиссар. — Вы сыщик и знаете, что такое убийство.
Только теперь Бейли смог повернуться:
— Но ведь убит космонит! Три дня назад, говорите?
— Да.
— Кто это сделал? Как?
— Космониты говорят, что убийца — землянин.
— Не может быть.
— Отчего же? Вам космониты не нравятся. Мне тоже. Да какому землянину они нравятся? Кто-то немного переборщил в своей ненависти к ним, вот и всё.
— Всё это так, но…
— На фабриках Лос-Анджелеса были пожары. В Берлине громили роботов. По Шанхаю прокатилась волна беспорядков.
— И что же?
— Всё это свидетельствует о растущем недовольстве. Может быть, даже о существовании какой-нибудь организации.
— Я вас не понимаю, комиссар. Уж не проверяете ли вы меня?
— Что?
Во взгляде комиссара отразилось искреннее недоумение.
Пристально глядя в лицо босса, Бейли сказал:
— Три дня назад убили космонита. В Космотауне считают, что убийца — землянин. И до сих пор всё тихо. Верно? — Пальцы Бейли пробежались по столу. — Комиссар, но это же невероятно. Думаю, если бы что-либо подобное действительно произошло, Нью-Йорк давно бы стерли с лица Земли.
— Не так-то всё просто. — Комиссар покачал головой. — Послушайте, Лайдж, меня не было здесь три дня. Я встречался с мэром. Я был в Космотауне. Вылетал в Вашингтон для разговора во Всепланетном бюро расследований.
— Да? И что говорят всепланетчики?
— Говорят, что расхлебывать эту кашу придётся нам. Преступление совершено в пределах Города. Космотаун находится под юрисдикцией Нью-Йорка.
— Обладая, однако, экстерриториальными правами.
— Знаю. К этому я сейчас и подхожу.
Комиссар опустил глаза под твердым взглядом Бейли. Казалось, его вдруг разжаловали, и он вёл себя так, будто был просто-напросто напарником Бейли.
— Космониты сами могут вести расследование, — заметил тот.
— Погодите, Лайдж, — в голосе комиссара послышались умоляющие нотки. — Не напирайте на меня. Я хотел бы обсудить это с вами, как с другом. Поймите моё положение. Я был там, когда это произошло. У меня была назначена с ним встреча. С Роджем Наменну Сартоном…
