Такой эффект дает боковой свет и три линзы, их необычная оптическая ось - вот и весь секрет. И ничего необычного здесь нет. Чтобы убедиться в верности предположения, Авилов снова поднял линзы к рисунку - воин опять ожил, преобразился. Авилов чуть сдвинул линзы влево и увидел не только профиль воина, но почти полный анфас. Это было поразительно!
Это было как бы заглядываиием за плоскость рисунка! Тяжело дыша, он сдвинул линзы в противоположную сторону, анфас исчез, но теперь воин был виден со спины. Авилов затаил дыхание, боясь спугнуть изображение воина. Теперь он рассматривал его уже с трех сторон, все более удивляясь происходящему и в то же время сознавая, что на сосуде зафиксировано лишь плоскостное изображение, профиль…
Притихший, будто колдующий у сосуда, Авилов привлек внимание Митиной…
– Вам интересно… Это наша последняя находка…
– Да, да, ничего. - Авилов не хотел говорить о своем состоянии, тем более что он не мог его вразумительно объяснить.
– Это казуаль, - просто сказала Митина.
– А почему… это так называется? - Авилов поймал себя на ощущении, что ведет себя как мальчишка-хитрец, который хочет “выдурить” у товарища редкую почтовую марку, прикинувшись, что ничего не ведает о ее подлинных достоинствах…
– Что-то… наподобие древнего микроскопа или лупы, - объясняла Митина, и Авилов понял, что она и не подозревает о свойствах казуали. А предмет сей, казалось Авилову, словно прирос к руке, будто магнит, не отпускал.
– А почему все-таки так странно называется? Казуаль…
– Это не наша находка, кто-то принес… много лет назад. Уверял нас, что вещь найдена археологами-любителями. Чуть ли не в прошлом веке… Принес и исчез, больше не появлялся. Мы даже фамилию не записали…
– И давно? - с дрожью надежды спросил.Авилов.
– Я еще студенткой была здесь на практике… Вот с тех нор и валяется…
– А если я у вас попрошу эту… казуаль… на время, - робко произнес Авилов.
– Пожалуй… можно. Хозяин за ней уже больше четверти века не является… И в описях экспедиции эта вещь не значится… Бронзовый век. Мы думали, что тогда над нами просто подшутили… Вещица явно более позднего происхождения… Знаете, Вадим Сергеевич, как изощрялись ребята на первых раскопках! Иногда современный пятак подсунут, зароют… И кто-то делает лжеоткрытиe!… - Она улыбнулась.
– Интересно все-таки, - Авилов уже цепко держал в руке прибор, - почему назвали казуаль?
– Наши острословы придумали. Давно. Уж и не вспомню кто. Ну, можно предположить, что название от слова “казус”: случай, отдельный факт. Казусный - значит, сложный, затрудненный… - Митина снова улыбнулась. - Искали, отгадывали: что? Зачем? Откуда?
В хранилище-лаборатории сотрудники отмывали, склеивали, закрепляли осколки древностей, наносили на них номера. Авилову не терпелось уйти и унести казуаль, но в нем боролось чувство стыда, что он скрыл от Митиной волшебное свойство казуали, и неуемное желание завладеть удивительными линзами. Если археологи узнают, что позволяет увидеть казуаль, ни за что не отдадут. А ему, Авилову, сейчас, особенно сейчас, этот необычайный прибор был просто необходим.
Уже на улице он понял: сейчас нельзя довериться со своим сокровищем городскому транспорту, и лихорадочно останавливал машины. Наконец, уговорив какого-то “левака”, помчался домой, предвкушая, как станет через магические линзы казуали открывать объем, пространство па сохранившихся старинных акварелях и гравюрах; только на них и остался облик зодческого шедевра XVII века - Радужного дворца, до фундамента разрушенного в годы фашистского нашествия. А ведь предстояло создать рабочий проект и возродить дворец. Он был уверен, что волшебная казуаль поможет ему в работе. Прежде он обходился и без нее, а вот теперь, чувствовал он, уже не сможет.
2
Воображение - на то и воображение, чтобы восполнять действительность.
В. Ключевский
Фантазия, лишенная разума, производит чудовища; соединенная с ним, она мать искусства и источник его чудес.
Ф. Гойя
Для Авилова стало уже привычкой, когда, приступая к восстановлению памятника великого зодчего, он дотошно изучал все, что возможно разыскать, чтобы полнее, точнее отразить задуманное великим зодчим и разрушенное войной или временем. Но порой Авилов, человек нашего времени, не мог ухватить настроение, чувства своего знаменитого предшественника, отдаленного двумя-тремя столетиями, и мучительно искал эмоциональный ключ, чтобы зарядиться необходимым настроением минувшей эпохи, ее ритмом. Помогали записи старинной музыки - клавесинной, органной, но долго удержать настроение, созвучное минувшей эпохе, не удавалось.
Авилов вешал на стены, расставлял вокруг рабочего стола старые гравюры, акварели - они также помогали. Он стремился читать только то, что как-то было связано с минувшим временем. Но все это не позволяло оставаться в нужном настроении те недели и месяцы, в течение которых он разрабатывал проект, наблюдал за строительством (восстановлением) здания, его отделкой, убранством. Другие его коллеги были также озабочены проникновением в далекое время, свидетельство которого - зодческий шедевр - они восстанавливали.
Случайно найденная загадочная оптическая машинка со смешным названием “казуаль”, возможно, и станет тем ключом, который поможет проникать сквозь скупые следы времени - гравюры и рисунки - в XVIII век…
Ансамбли великих зодчих словно симфонии, хоралы, поднимающиеся к небу. Архитектура, как музыка в камне, звучит в веках. Большой Ленинград, его пригородные дворцы и парки - и это прекрасные симфонии зодчества…
Павловский дворец, стиль - русский классицизм. Петергофский дворец - петровское барокко. Екатерининский дворец, стиль - классицизм и барокко… Для Авилова эти строения были сродни творениям Мусоргского и Лядова. Авилов понимал, что и у городов, храмов, крепостей, как и у всякого великого творения, были гениальные авторы - у Санкт-Петербурга - Петрограда - Ленинграда: Андреян Захаров и Варфоломей Растрелли, Савва Чевакинский, Иван Старов и Карло Росси, Василий Баженов и Тома де Томон, Василий Стасов и Валлен Деламот, Джакомо Кваренги.
Немало славных гордых имен. Были и талантливые строители, мастеровые люди из крепостных да заморские умельцы.
Величаво стояли дворцы и простирались парки Северной Пальмиры - Ленинграда, и древних городов - Пскова, Новгорода, Смоленска, Киева и Одессы, Севастополя, Нового Иерусалима в Подмосковье. Многие из них война сделала руинами. Ущерб, нанесенный только Ленинграду и его пригородам в дни войны, превышает 46 миллиардов рублей. Но многое нельзя возродить ни за какие деньги…
