Подал голос строгий Сергеич.
— Не, в баке черствые булки были, а я люблю черный и мягкий. У баб, в хлебном, на упаковку палтуса выменял. Всю обнюхали, сучки привередливые.
— Все, за стол, братва, полкан готов. Щас как в лучших домах похаваем. Понос, почему без смокинга? С полотенцем через руку стоять должен!
Дело происходило в чудный теплый вечер, начала южного лета и картинка была живописна и привлекательна. На берегу маленькой и чистой речки, сквозь сумерки, проглядывал большой балаган, собранный из досок и закрытый полиэтиленом. Рядом догорал костер, над россыпью образовавшихся углей шкворчала первая партия шашлыка, и от мощной волны запаха у ничего не евших с утра бомжей сносило голову. Недалеко от костра лежала разосланная клеенка. На клеенке, на разовых тарелочках, были красиво разложены мясные и рыбные деликатесы с помойного бака. На таких же тарелках, только побольше размером, лежали огромные горы мяса с убиенного Поносом сербернара. Мясо было щедро посыпано репчатым луком и полито соком свежевыжатого лимона, т. к. вкушать собачатину с кетчупом — жуткий моветон, а тут общество совсем другого уровня, с манерами и воспитанием.
Наконец водка разлита по пластиковым стаканчикам, и Сергеич грянул тост.
— Ну, господа вольные художники, чтоб каждый вечер кончался именно так и не как иначе, вздрогнули!
И тут грохнул выстрел. Сергеич сел на жопу, Хоттаб подавился водкой и зашелся в жутком кашле, Вадик упал на землю и закрыл руками голову. А Понос… Понос бился на земле. От пояса и до лба тело его представляло сплошную рану, просто вывороченное мясо, кровь хлестала в стороны, все вокруг заливая. Костер освещал круг диаметром не больше трех метров, за спиной стояла кромешная тьма.
Это было восьмое убийство бомжа за последний месяц, через неделю назначили большой сходняк всего бездомного братства.
Глава 2. Сходка. Вопросы без ответов
— Ну давай, Сергеич, рассказывай!
Заседание открыл невысокий коренастый человек по кличке «Блюхер», про которого слышали все, а вот живьем видели немногие. Свое прозвище он получил благодаря блестящей лысине и командирскому голосу, и являлся негласным авторитетом всего бомж сообщества, его слово было законом. Он никогда не собирал ни с кого дани, в разборки вмешивался только если где то творился откровенный беспредел как сейчас, и был плотно завязан на реальных бандосов. Под ним ходили несколько персональных бригад, которые контролировали добычу цветмета по свалкам, так же он скупал все, проходящее через бродяг, золото. Он мог так спрятать человека, что никаким ментам не найти, так же без проблем решал вопросы с криминальными трупами. Но бомжи, в общей массе, люди тихие и без гонора, а так же весьма понятливые, когда речь шла о их бедных задницах. Приказы Блюхера не обсуждались, а тот ими не злоупотреблял. Но история с этим убийством не лезла ни в какие рамки.
— Так че, Блюхер? Нас все знают, мы не людоеды. С двух стволов Поноса, рублеными гвоздями. Пяти минут не прожил, кровища как из фонтана. Прикопали его там, могу показать место.
— Все как в те разы. Два ствола, дуплет, дикая кровопотеря, ему и Склиф не помог бы. Но, бля, почему Понос? Кому он нахрен помешал, придурок?
— Слышь, Блюхер. Он нас там всех перемолотить мог не напрягаясь. Просто патроны менял бы не спеша и стрелял. Мы, это, в шок маленько впали.
— Да если бы он подождал в кустах часик, вас бы, чмошников хоть за уши бери и к стенке приколачивай. Водяры сколько было? Литра три небось, а?
Сергеич мрачно кивнул. Прифартило им в тот день с водкой, ничего не скажешь.
Тут подал голос пришедший на стрелу вместе с шефом Вадик:
— А может за собак его? Он их кончил не меньше, чем водки выжрал. И в тот день сербернара у тетки из ошейника выдернул, та визжала как свинья недорезанная.
— Остальных тоже за собак? Глисту, Пал Семеныча, Талиба, Иполлита? Из всех них псину только вы, придурки, жрете. Блин, и на скинхедов не похоже, те совсем по другому работают. Фиг бы хоть один из вас ушел от той публики.
— Слышь, Блюхер, а ментов привлечь, не? Всем сообществом скинемся, лишь бы спать спокойно, как раньше. А то народ уже в другие города лыжи точит. Мы бы тоже уехали, но сам знаешь, схвачено все местными, трудно будет.
— Вот ты, Сергеич, вроде авторитетный бродяга, мозги еще не пропил, а такую дурь гонишь. Вот почему ты, именно ты на очко присел? Если бы кто то, с вашей троицы ему еще нужен был, сейчас рядом с Поносом лежал бы. Скажи не так?
— Сергеич мотнул седой гривой.
— Расслабьте булки ребята и валите в свой балаган. Ваш коллектив свою дань отдал. Другим теперь беречься надо. Не, ну точно маньячина какой то. Одно понять не могу, почему именно Понос? Придурок же безобидный. Я бы, например, Хоттаба грохнул.
Блюхер оскалил золотые зубы.
— В нем весу больше и вообще. Сам то, что скажешь? Ты, вроде, этого Поноса приволок в семью.
Хоттабыч нервно заерзал и натянуто улыбнулся.
— Понос не придурок. Отвечаю.
Воцарилась немая сцена, все уставились на говорившего.
— Обоснуй.
Это веско подал голос мощный, с бычьей шеей Сеня, правая и обычно молчаливая рука Блюхера, что — то вроде советника и личной охраны.
Сергеич достал из кармана газету и подал ее Сене. Газета была на английском языке.
— Он читал ее. Точно читал, мы видели, шевелил губами. Не обратили внимания, но когда хоронили, прошманали барахло его. И вот еще что.
В руку Сене лег миниатюрный пистолет Глок 26.
— У него сзади, за ремнем, в кобуре был.
— Ни хрена себе, вот вам и Понос. Который совсем не Понос. Это вы, все трое Поносы, ничему вас жизнь не учит. Хорошо хоть пушку не закрысили, ума хватило показать.
Блюхер выглядел таким ошарашенным, что если бы в ладонь Сене легла еще и ФСБешная корочка с фоткой покойного, он бы не удивился.
— Все, братва, разбежались. Вы трое — не теряйтесь. Надо обкумекать всю эту ботву.
Глава 3. Знакомьтесь, Тимоха
Андрей Николаевич Тимошенко, он же Тимоха, к своему сорокалетнему рубежу, подошел бравым молодцем, с очень спортивной фигурой без капли лишнего веса, что вовсе не удивительно. Всю свою жизнь он посвятил спорту, точнее единоборствам. Начал с лыж и бокса, закончил тренером по техвондо у пацанов — малолеток. Обладал обостренном чувством справедливости, категорически не переносил понтов и высокомерия, но совсем не богатырская внешность и привычка себя не выпячивать, часто создавала у оппонента опасную иллюзию превосходства. Дело в том, что когда в споре окончательно заканчивались аргументы, иногда следовало самоуверенное предложение выйти на улицу и окончательно подвести итог дискуссии. А ведь были такие придурки, соглашались, и получалось очень обидно. Приходилось в корне пересматривать мнение не только на личные боевые качества, но и вообще на общий порядок вещей в этой жизни.
