Клиффорд Саймак - Роковая кукла

– Здесь город, – объясняла слепому Сара. – Огромный белый город, а деревья – выше города, они уходят вверх и вверх на мили. Это то, что вы видите?

– Нет, – ответил Джордж, весь зачарованно обратившись в слух. – Нет, я вижу не это. Я не вижу ни города, ни деревьев, он набрал воздух. – Я вижу, – сказал он, – я вижу…

Джордж попытался найти слова, но в конце концов сдался. Он размахивал руками, и его лицо морщилось от усилия поведать нам о том, что он видит.

– Я не могу объяснить вам, – прошептал он, – я не могу подобрать слова, я теряюсь в мыслях.

– К нам идут! – сказал монах Тэкк, показывая на город. – Не разобрать, что там происходит… Какое-то мерцание. Как будто что-то движется.

Я всмотрелся и действительно заметил мерцание. Но разглядеть что-либо еще было невозможно. Где-то там, у подножия городской стены ощущалось волнение, неотчетливое движение и блеск.

Сара смотрела в бинокль, потом она передала его мне, стянув ремень с плеча.

– Что вы думаете об этом, капитан?

Я приблизил бинокль к глазам и начал настраивать его до тех пор, пока не засек движение. Сперва я увидел передвигающееся пятно, оно медленно увеличивалось, потом распалось. Лошади? Я был изумлен. Как ни странно, но это были именно лошади. К нам скакали белые лошади – ведь если здесь и есть такие животные, то они, конечно, должны быть белыми! – и, к тому же, очень забавные лошади. Они бежали необычно, не так, как бегают лошади, они двигались неустойчивым аллюром, забавно раскачиваясь.

Когда они приблизились, я смог лучше разглядеть их. Это действительно были лошади. Настоящие лошади – изысканно стоящие уши, изогнутые шеи, раздутые ноздри, и даже гривы, хоть и неподвижные, но как будто вздыбленные ветром. Подобные изображения обычно помещают на календарях, где лошади застывают навеки в позе, выбранной для них художником. А их ноги? Нет же, не ноги, заметил я. Совсем не ноги, а полозья. Две пары полозьев – передняя и задняя, и когда лошади бежали, они поочередно касались ими земли – то раскачивались на передней, более узкой паре, то на задней.

В недоумении я опустил бинокль, передал его Саре и продолжал наблюдать за приближающимися лошадьми. Их было восемь, и все они были белые, похожие друг на друга так, что их нельзя было различить.

Сара убрала бинокль.

– Карусель, – сказала она.

– Карусель?

– Вот именно. Такая хитрая механическая штуковина, на ярмарках, или карнавалах, или в луна-парках.

Я отрицательно покачал головой.

– Я никогда не был в луна-парке. Но когда я был ребенком, у меня был конь-качалка.

Восемь лошадей стремительно приблизились и постепенно остановились. Даже на месте они продолжали слабо раскачиваться вперед и назад.

Стоящая впереди лошадь начала вещать на межкосмическом жаргоне. Этот язык уже существовал, когда человек более двадцати веков назад появился в космосе. Он был составлен из терминов, фраз и слов, выбранных из сотни различных языков и в конце концов превратился в подобие тарабарщины, но при его помощи существа, не похожие друг на друга, все же получили возможность общаться.

– Мы – лошади-качалки, – сказала лошадь. – Меня зовут Доббин, и мы пришли, чтобы забрать вас с собой.

Пока Доббин говорил, не дрогнула ни одна частица его тела. Он просто стоял перед нами – уши стоймя, точеные ноздри, развевающаяся на несуществующем ветру грива. У меня даже сложилось впечатление, что слова, которые он произносил, исходили из его ушей.

– Думаю, они очень милы, – восхитилась Сара, и это было в ее духе. Ей действительно хотелось думать, что они «очень милы».

Доббин не моргнул и глазом в ее сторону.

– Мы настаиваем на том, чтобы вы поторопились, – сказал он. – Для каждого есть оседланная лошадь, а четверо из нас помогут вам перевезти груз. Мы не располагаем временем.

Все, что происходило, не нравилось мне, совсем не нравилось. Плевал я на эту качалку!

– Мы не любим, когда нас подгоняют, – сказал я Доббину. – Если у вас нету времени, то мы проведем ночь на корабле и отправимся завтра утром.

– Нет! Нет! – страстно возразила лошадка. – Это невозможно. С заходом солнца возникнет великая опасность. Вы должны быть спрятаны до захода солнца.

– Почему бы нам не сделать так, как он говорит? – предложил Тэкк, поплотнее закутываясь в рясу. – Мне не нравится здесь. Если время поджимает, то мы можем вернуться и собрать вещи потом.

Доббин ответил:

– Мы возьмем ваш груз сейчас. Утром будет некогда.

– Мне кажется, – заявил я Доббину, – вы спешите. И если это правда, то почему бы вам попросту не повернуться и не уйти туда, откуда вы явились? Мы сами можем позаботиться о себе.

– Капитан Росс, – решительно сказала Сара Фостер. – Я не собираюсь идти пешком, если есть шанс двигаться верхом. Я полагаю, вы ведете себя глупо.

– Очень может быть, – рассердился я, – но я терпеть не могу, когда мной командуют нахальные роботы.

– Мы – лошади-качалки, – сказал Доббин. – Мы не роботы.

– Вы человеческие качалки?

– Я вас не понимаю.

– Вас сделали люди? Я имею в виду – существа, похожие на нас?

– Я не знаю, – ответил Доббин.

– Как бы не так! – сказал я и обратился к Смиту. – Джордж!

Слепой повернул ко мне одутловатое лицо. Восторженное выражение как будто прилипло к нему.

– В чем дело, капитан?

– Скажите-ка, Джордж, когда вы толковали о том о сем со своим приятелем, не упоминался ли в ваших беседах какой-нибудь конек?

– Мой конек? Вы имеете в виду коллекционирование?

– Нет, – сказал я. – Я подразумеваю конька, который качается. Вы говорили про коня-качалку?

– Впервые слышу, – ответил слепой.

– Но ведь у вас были игрушки, когда вы были ребенком?

Слепой вздохнул.

– Не такие, как вы думаете. Я слепой от рождения. Я никогда не был зрячим. Игрушек, обычных для других детей, не было…

– Капитан, – Сара злилась, – вы нелепы. К чему все эти подозрения?

– Я объясню, – сказал я столь же злобно. – И ответ прост…

– Я знаю… Я знаю. Вы подозревали всех и каждого – и тем самым спасали свою шкуру.

– Милостивая госпожа, – вмешался Доббин, – я прошу вас, поверьте: как только зайдет солнце, вам будет угрожать страшная опасность. Я умоляю вас, я заклинаю вас, настоятельно советую отправиться с нами, и как можно скорее.

– Тэкк, – обратилась Сара к монаху, – иди и начинай спускать из корабля наши вещи, – она воинственно повернулась ко мне. – У вас есть возражения, капитан?

– Мисс Фостер, – сказал я ей. – Корабль ваш, и деньги ваши. Музыку заказываете вы.

Она взорвалась.

– Вы смеетесь надо мной. Смеялись все время. Вы никогда не доверяли моим словам! Ни одному слову!

– Я привел вас сюда, – твердо сказал я. – И выведу назад. Мы договаривались об этом. Я только прошу, чтобы вы не усложняли мою задачу.