После завтрака я пошел повидать моего хорошего друга Александра Соворова и сердечно поблагодарить его за честь быть рекомендованным офицеру Иммиграционной Службы. В действительности мне надо было узнать о судьбе своей заявки на новое снаряжение. Я хотел взять его напрокат под некоторый процент от находок, которые привезу из экспедиции в нижние слои. Для них это было неплохое предложение — с учетом моего послужного списка. Хотя относительно будущих доходов большого оптимизма я не испытывал.
— Никаких официальных документов я пока не получал, — сказал Соворов, крутя ручку «Биро» в коротких, чем-то перепачканных пальцах. Я никогда не мог понять, чем же они испачканы. Даже подозревал, что он нарочно окунает их в какой-то реактив, дабы носить эти пятна как служебные знаки. "Смотрите, я ученый, — во всеуслышание заявляла грязь. — Я весь день тружусь в лаборатории, делаю тяжелую, грязную работу, докапываясь, что же означают все эти планетные артефакты, из чего они сделаны и как работают". Нет нужды говорить, что Александр Соворов считал себя одним из самых важных людей на белом свете. Он всерьез полагал, что будущее человеческой расы покоится на плечах людей его типа.
О Мирлине он тоже понятия не имел.
— А что, кто-то возражал против моей заявки? — спросил я. — Или мне отказывают не глядя? Может, кто-нибудь возьмет на себя труд сходить в комитет и сказать: "Слушайте, ребята, это хорошая идея, и Руссо — хороший человек?? Ты же сам знаешь, немного моральной поддержки мне бы не помешало.
Соворов пожал плечами.
— Лично я не знаю никого, кто возражал бы против твоей заявки, — сказал он. — Сам я не стал бы ее поддерживать. Но в данном случае это, естественно, не мое решение.
— Ты мог бы мне чуть-чуть помочь, если б захотел. Почему нет?
Соворов постучал по столу «Биро». Мне оставалось догадываться, что именно его подсознание пыталось сообщить мне столь оригинальным и невнятным способом.
— Я не могу ставить дружеские отношения выше своих принципов. Случилось так, что мы с тобой представители одной разумной расы и можем даже быть друзьями, но из этого не следует, что в твоих действиях есть хоть что-то общее с методами и принципами учреждения, к которому я принадлежу. Мы пытаемся раскрыть знания, спрятанные в артефактах, сохранившихся в подземных слоях. Мы пытаемся действовать осторожно и рационально, шаг за шагом. Мы посылаем собственные, отлично подготовленные поисковые экспедиции, высшим приоритетом которых является безопасность. Они точно знают, что делают и что ищут. Они не искатели сокровищ, они — ученые.
Ты же — прямая противоположность, старатель. Ты работаешь в одиночку, бессистемно блуждая по неизученным районам в поисках путей в нижние слои и подбирая лишь то, что привлечет твое внимание. Твоя главная цель — не приумножить знания, а сделать деньги, отыскав предметы, которых раньше никто не находил. Одному Богу известно, какой ты наносишь вред тем отдаленным районам, где работаешь. Будь на то наша власть, мы бы немедленно поставили вне закона собирательство, которому ты потворствуешь, и тогда нам не пришлось бы заключать сделки ни с тобой, ни с тебе подобными. Но дело, к сожалению, обстоит так, что нам приходится торговаться из-за многих находок, которые ты и такие, как ты, приносят в город. Обстоятельства вынуждают нас помогать вам, вместо того чтобы оградить от вас этот бизнес.
— Мы живем в свободном мире, — заметил я не без сарказма. — Обнаружили его тетраксы. Они могли оставить его полностью для самих себя. Им не было нужды пускать сюда вообще кого бы то ни было. Я не вижу, почему вы должны рассчитывать на какие-то привилегии только из-за того, что создали мультирасовый концерн, посвятивший свою деятельность продвижению знаний в сотнях миров, и ставить вне закона независимого искателя, пытающегося заработать себе на кусок хлеба. Никто не может присвоить себе то, что находится в нижних слоях. Исключая тамошних людей, если они действительно существуют. Все мы паразиты, рыскающие по потаенным местам внешней шкуры Асгарда, и все мы пытаемся извлечь выгоду из наших паразитических действий. Ты работаешь ради лучшего будущего человеческой расы и сотни других существ с похожим на наше мышлением, — я делаю то же самое, только по-своему, скромнее. Могу поспорить, вы узнали куда больше из материала, добытого старателями, чем из того, что нарыли ваши экспедиции. Они чертовски стреножены приказами и методиками. Спотыкаются на каждом шагу, заглядывают под каждый камешек. Нет у них такой интуиции, как у нас.
— Конечно, они не ходят так далеко и так быстро, как вы, — произнес Соворов. — Но по результатам их работы мы постепенно выстраиваем согласованную картину цивилизации гуманоидов, живших на Асгарде до "большого холода", как вы очень любите говорить. Со временем этот солидный фундамент знаний даст нам возможность открывать новые и новые тайны и технологии Асгарда. Да, сегодня те диковинные штучки, которые приносите вы, старатели, могут дать нам больше, чем ограниченные, но согласованные данные, получаемые нашими экспедициями, в перспективе наши методы плодотворнее. Когда мы овладеем новой технологией, вы все еще будете оставаться великовозрастными детьми, рыскающими повсюду в поисках забавных вещиц. И наступит время, когда ваши безделушки станут никому не нужны, ибо мы будем знать все, что они могли бы рассказать.
— Когда это время наступит, — дерзко произнес я, — вы все еще будете ползать по поверхности. Так и не продвинетесь глубже четвертого уровня. А мы будем на полпути к Центру.
В ответ он рассмеялся смехом мудреца, столкнувшегося с бредовой идеей. Такие смеялись над Галилеем. Такие смеялись над Колумбом. Они так же смеялись над многими, но это не повод, чтобы отрицать подобные явления и идеи.
Если бы мы не умели думать, мы никогда бы не добрались до Асгарда.
Глава 3
Своими заявками я предусмотрительно зарядил еще несколько мест и до конца дня пытался выяснить, сработала ли хотя бы одна из них. Но все они тоже сгорели вхолостую, а я потратил кучу времени, споря и торгуясь, пока в конце концов не пришел к этому печальному выводу.
Если никто не хочет дать то, что тебе нужно, надо просто пересмотреть свои потребности. Есть два способа. Первый — перестать работать в одиночку и присоединиться к команде. Я мог бы наняться в любой из дюжины концернов, они прекрасно обеспечивают своих полевых работников. Но проблема в том, что тогда я стану обычным служащим. Если моя команда найдет что-то особенно ценное, все мы получим свою долю, но это далеко не то, что я мог бы получить один. Я не хотел отказываться от мечты найти действительно что-нибудь стоящее. И не столько деньги играли здесь роль, сколько престиж. Я хотел, чтобы люди узнавали меня на улицах. Я хотел, чтобы люди моего родного мира, которого я никогда не видел, произносили мое имя с почтением. Я хотел быть героем, живой легендой. Уж не знаю почему, но мне действительно всего этого страстно хотелось.
