Изредка встречаются женские лица, невольно заставляющие нас посмотреть на свою жизнь со стороны. У нее было именно такое лицо. Я представил, как минут через десять-двадцать она встанет, поблагодарит за небольшую услугу безликого для нее водителя и, плотно закрыв за собой дверцу, навсегда уйдет из моей жизни. А я останусь, развернусь, подъеду к дому номер семнадцать. Стоянка во дворе, как всегда, окажется занятой, придется приткнуть машину у самого тротуара на улице и потом весь вечер беспокоиться, что ее борт обдерет проезжающий грузовик, так уже было однажды.
На ужин мне предложат все тот же опостылевший салат: от макарон полнеют, котлеты на ночь вредно. - Разговоров особых не будет - все уже переговорено за пятнадцать лет супружеской жизни. Может быть, я закончу статью о биоценозе. Хотя вряд ли, настроение сегодня не то. Возможно, вместе с женой мы посмотрим телевизор или почитаем. Наш единственный ребенок так и не родился на свет, других не будет, и вообще ничего не будет. Ничего неожиданного, волнующего, вредного для здоровья. Нас считают очень удачной и вполне благополучной парой. У моей жены золотой характер. Мои друзья завидуют мне и говорят, что в семейной лотерее я вытянул счастливый билет. Наверно, все это так и есть.
Мы въехали в город. Уже включили освещение. Желтые пронзительные огни ртутных ламп словно бросали вызов дождю своим химическим светом.
- Теперь направо, пожалуйста. Мне нужно... - Она на секунду замялась, словно не сразу решилась назвать адрес. - Улица Ганопа. Мой дом напротив газетного киоска сразу за углом.
Я удивленно посмотрел на нее. Эту улицу я хорошо знал и киоск тоже. Я не раз останавливался около него, чтобы купить газеты. Но месяца три назад его снесли, и теперь на всей улице не было газетных киосков. Ни одного.
Однако я сразу нашел это место. Мы завернули во двор и остановились у подъезда. Кажется, мое приключение окончилось. Я чувствовал легкое сожаление и разочарование. "Чего она медлит? Все равно ведь сейчас уйдет..." Спросить у нее номер телефона почему-то казалось мне почти неприличным.
Моя спутница явно не спешила. Она внимательно осматривала двор, мокрый подъезд соседнего дома, и вдруг вновь я заметил на ее лице то самое выражение совершенно непонятного страха, которое мелькнуло в ее глазах впервые еще там, в балке...
- Может быть, вы проводите меня?..
Через минуту мы уже стояли у дверей ее квартиры. Она не стала звонить. Провела рукой по притолоке, достала маленький плоский ключ, с видимым усилием повернула его и молча посторонилась, пропуская меня вперед. Из прихожей хлынула волна затхлого воздуха. Пахло какой-то плесенью, гнилью, черт знает чем. Так не пахнут жилые помещения. Я невольно попятился, за моей спиной клацнул замок. На секунду мне показалось, что я попал в западню. В прихожей было совершенно темно, я весь сжался, ожидая неведомой опасности. В квартире было абсолютно тихо, не доносилось ни единого звука, только с улицы приглушенно ворчали проходившие мимо машины. Секунды исчезали в темноте, и ничего не происходило. Потом вдруг щелкнул выключатель, и в прихожей вспыхнул свет. Она стояла, прижавшись спиной к двери, и в глазах ее стоял ледяной ужас, только поэтому она, наверно, не заметила моего страха. Я услышал, как она прошептала:
- Что же это... Боже мой...
Я проследил за ее взглядом. Прихожая выглядела странно, не спорю. И все же я не понимал, чего она так испугалась. На всем лежал толстый слой пыли. Из приоткрытого стенного шкафа выпала какая-то одежда и теперь валялась на полу. На шкафу, под самым бра, висел большой перекидной календарь со своей картинкой на каждый месяц. На той, что сейчас тускло поблескивала из-под слоя пыли, летали бабочки, цвели цветы...
Она уже взяла себя в руки, подошла к календарю и провела пальцем по названию месяца, слово "май" вспыхнуло на глянцевой странице ярким бликом.
- Похоже, вы давно здесь не были...
- Да... Целую вечность. - Она как-то странно посмотрела на меня. - Вы промокли из-за меня. Если хотите, я сварю кофе.
Кажется, она полностью пришла в себя. Мне не хотелось кофе, но, конечно, я не стал отказываться, хотя обилие загадок начинало меня немного раздражать.
- Тогда пройдите на кухню и подождите минуту. Мне надо переодеться.
Она вернулась минуты через три. Одежда всегда очень сильно меняет женщину. Под строгим серым костюмом у нее был теперь тонкий черный свитер. Больше она не походила на заблудившуюся школьницу. Достав из шкафа чашки и с сомнением оглядев их, она отвернула кран, который не сразу поддался ее усилиям, но наконец фыркнул и выплюнул в чашку порцию ржавой коричневой жижи. Несколько секунд она молча рассматривала чашку, потом выплеснула ее содержимое в раковину, повернулась и внимательно посмотрела мне в глаза.
- Из моей жизни кто-то украл несколько месяцев. Мне бы очень хотелось знать, какое вы имеете к этому отношение?
Я так растерялся, что в ответ на ее вопрос лишь пролепетал:
- Я? Почему я?
- Вчера был май, понимаете, вчера! А сегодня вы подбираете меня на пустынной дороге. И сегодня уже не май, ведь правда?
- Октябрь.
- Октябрь... Находите меня именно вы - а вчера был май...
Как ни странно, в ее вопросах была некая недоступная моему пониманию логика. Ведь почему-то же случилось так, что именно я встретил ее и теперь уже не был так уверен в своей непричастности к тому, что сегодня был именно октябрь.
- Действительно... Здесь что-то не так...
Она открыла хлебницу и с отвращением, словно это была огромная живая гусеница, вынула из нее батон, покрытый длинной бахромой плесени. Мне невольно захотелось на свежий воздух.
- Я схожу в магазин. Здесь недалеко.
Она выронила батон и загородила мне дорогу:
- Нет! Вы никуда не уйдете! Не уйдете, пока не объясните мне, что произошло!
- Но я понимаю в этом меньше вас! Я встретил вас совершенно случайно, подвез, и вот теперь вы еще предъявляете какие-то претензии!
- А вчера... Где вы были вчера?
- В институте, на лекции! Потом у меня был коллоквиум, потом семинар! Я сам не понимал, почему оправдывался с таким раздражением, почему вообще оправдывался.
- И вчера... - она собралась с духом, прежде чем задать следующий вопрос, - вчера тоже был октябрь?
- И вчера, и позавчера! Вот уже двенадцать дней.
- Да... Это странно... Вы можете уйти, если хотите. - Она отошла в сторону, села на стул и уставилась в противоположную стену.
Я не помнил, как оказался в лифте. И только когда начал открывать дверцу машины, заметил, что у меня дрожали руки.
- Итак, ты попросту решил сбежать? - спросил я себя в упор.
И тут же понял, что никуда не сбегу и, в какую запутанную, нелепую историю я бы ни попал, голос здравого смысла уже был надо мной не властен.
