Слегка подавшись вперед, он внимательно всматривался в кромку на вершине столовой горы. Но она по-прежнему оставалась темной. Колея, которой он придерживался все это время, разделялась впереди на несколько дорожек, и он выбрал самую накатанную. Ему пришлось обогнуть большое старое дерево, известное под названием трехгранного тополя — верный признак близости подземных вод. Дальше он двигался по узкой дорожке света. И наконец оказался на вершине низкого песчаного холма. Здесь, выйдя из машины, он долго стоял, прислушиваясь к тишине ночи. Ему не давала покоя мысль, что Эрик мог бы выехать пораньше и встретить его на полпути. Он устал и не имел ни малейшего желания колесить всю ночь напролет по этому пустынному краю.
Эрик позвонил ему примерно месяц назад и предложил встретиться на дороге, ведущей через каньон. Это было как-то слишком неопределенно и совершенно не похоже на Эрика. Со своей стороны он предложил назначить встречу у Джекобз-Монумент — каменного монолита, который было невозможно ни с чем спутать. К тому же его местонахождение оба прекрасно знали.
— Нет! — запротестовал Эрик. — Только не там! Где угодно, но только не там!
Во время того телефонного разговора впервые зашла речь о его приезде сюда. Спустя три недели он получил наспех нацарапанное письмо, каждая строка которого отчаянно молила о помощи.
Стоя у машины, он тревожно оглядывался. Место было уединенным и зловещим. Стараясь отогнать тяжелые мысли, он с удивлением отметил, насколько глубоко в его душу запала та старая байка. Она засела в самых дальних, темных уголках памяти и при каждом удобном случае напоминала о себе. Полностью избавиться от этих непонятных воспоминаний ему никак не удавалось. Это было просто невозможно. Более того, несомненно, именно они и оказали решающее влияние на весь его жизненный путь. Однако, разговаривая с Эриком о здешних местах, он ни словом не обмолвился о том, что ему когда-то стало известно. Знакомство же Эрика с этим краем ограничивалось тем, что несколько раз он видел его с борта самолета по пути из Нью-Йорка или Чикаго в Лос-Анджелес. Эрик вряд ли стал бы слушать подобные байки.
Майку Раглану было девятнадцать лет, когда он услышал эту историю. А уже через две недели первый раз в жизни он увидел Ничейную гору воочию.
Он тогда работал на старом руднике близ реки Колорадо. И вот дирекция приняла решение на неопределенный срок приостановить здесь все работы. В тот день Майк и еще трое рабочих сидели в шахте на глубине трехсот футов под землей, обедали без аппетита и рассуждали, как быть дальше. Они прекрасно понимали, что после закрытия рудника им вряд ли удастся подыскать себе здесь другую работу. Майк не знал, что предпринять.
— А почему бы тебе не поехать вместе со мной? — предложил Джек. — Меня ждут кое-какие дела на Валлесито. К тому же в окрестностях Дюранго и Силвертона тоже есть рудники. Может, ты нашел бы там работу.
За неимением лучшего Майк Раглан согласился.
Джек был механиком в очистном забое. Вместе с Майком они уже проработали не одну смену. Джеку было лет шестьдесят, а может, и больше. По натуре человек общительный, он запросто сходился с людьми, располагая их к себе. Мог рассказать немало занятного о временах, проведенных им в Голдфилде, Тонопаге, Рэндсбурге и Криппл-Крик. Он родился и вырос здесь — в крае Четырех Углов. Его бабка была из племени индейцев-пиутов, и сам Джек тоже неплохо знал их язык. Поначалу Джек и Майк отправились во Флагстафф. Затем, миновав по пути Туба-Сити, поехали дальше по старой дороге, ведущей в сторону горы Навахо. На своем стареньком автомобиле Джек исколесил уже всю округу, забираясь порой в самые отдаленные уголки. Высокое днище позволяло машине преодолевать крутые каменистые склоны. К тому же он всегда возил с собой набор инструментов, запасное колесо, трос, целую россыпь болтов и гаек всех размеров, а также топор, лопату и пилу. В его машине всегда имелась пара двадцатилитровых канистр с бензином, канистра с водой и скатанная в рулон стальная сетка, помогавшая преодолевать глубокие пески. Пожалуй, нелегко было бы найти место, где Джек, путешествуя или занимаясь своими изысканиями, не смог бы проехать.
Как-то раз за ужином в одной из захудалых закусочных Флагстаффа им повстречался старый ковбой, оказавшийся к тому же давнишним знакомым Джека.
— Эти края мне хорошо знакомы, — сказал старик Майку. — В твои годы я уже был ковбоем. Объездил всю округу. Вкалывал с ребятами на ранчо «Хэшнайф» и у французов. Потом захотелось романтики, потянуло на поиски клада — «потерянного золота Эдамса». Перебивался случайными заработками, тем и жил. Бывало, приходилось и коров перегонять от Уинслоу до берегов Биг-Сэнди. Потом вернулся в эти места и снова взялся за поиски. — Он пристально разглядывал Майка. — Ты еще совсем молодой. Вся жизнь впереди. Надеешься отыскать что-нибудь?
— Ага. Работу. Мы с Джеком вместе работали в Аризоне, — ответил Майк.
— Я тоже по молодости был таким, — продолжал старик, — все мечтал, как заживу, когда разбогатею… Да… Большого богатства так и не накопил, но и не бедствовал. Встретил хорошую женщину. До сих пор вместе. А чтобы век скоротать, нам со старухой хватит и того, что у нас есть. — Старый ковбой смерил Майка оценивающим взглядом. — Ты небось парень отчаянный?
— Так себе. Не хуже и не лучше других.
— Парень что надо, — перебил его Джек, вставая. — Я видел его в деле. Здорово работает. Ты, Майк, как хочешь, а я пойду спать. Завалюсь пораньше. Выезжаем завтра на рассвете.
— И я. Вот только кофе допью, — сказал Майк.
Старик разлил кофе по чашкам и, облокотившись на стойку, снова перевел взгляд на Майка.
— Знаешь, сынок, мне уже восемьдесят девятый год пошел. В седле держусь уверенно, как и раньше, но вот по горам лазить нет сил. Да и ни к чему это мне. Ведь нам со старухой уже много не надо. Сынок наш умер. А больше детей Бог не дал. Я никогда и никому всего о себе не рассказывал. Не хотелось прослыть лгуном. Люди-то считали, что мне удалось напасть на золотую жилу. И в общем, были где-то правы. Почти. — Старик усмехнулся. — То, что я нашел, оказалось гораздо лучше простых самородков. Или песка. Чистое золото. Высочайшей пробы! Причем — навалом. Бери, сколько душе угодно, если не боишься проклятий и прочей чертовщины. Мне под девяносто, и старухе моей почти столько же. Как ни крути, а выходит, что я и так уж задержался на этом свете. Всю жизнь я таился, даже с собственным сыном не говорил об этом, боялся за него. А теперь хочу поскорее сбросить с души этот груз. Но, запомни, сынок, — продолжал старый ковбой, — доберешься до золота, возьмешь сколько сможешь и поскорее выбирайся. Не задерживайся. Уходи. И заклинаю тебя всеми святыми: не помышляй вернуться туда снова! Они так и не узнали, что я нашел. За мной даже погоню снаряжали… Но я скажу тебе: если у человека голова на плечах, то его даже в пустыне никто не сможет выследить. Никто! Короче, они так никогда и не узнали, кто посмел пробраться в их владения. Ну а я с тех самых пор туда больше носа не казал, обходил стороной то место. В этом мире, сынок, порой случаются странные вещи, которым нет объяснения. Ты слышал о пустыне, что окружает гору Навахо, к востоку отсюда?
