— По Ист-Лейк, — был ответ. — Не то пятисотые, не то шестисотые номера, точно не помню. Иду, а навстречу катится швейная машина. Я и подумал — вы бы тоже так подумали, если б повстречали швейную машину, — кто-нибудь, думаю, ее катил да упустил. Она и катится сама. Хотя чудно, улица-то ровная. Понимаете, никакого уклона там нет. Вы ж, наверно, это место знаете. Гладко, как на ладони. И кругом ни души. Понимаете, время-то раннее…
— Как ваша фамилия? — спросил Крейн.
— Фамилия? Смит моя фамилия. Джеф Смит. Я и подумал, надо помочь тому парню, кто упустил эту самую машину. Протянул руку, хотел ее остановить, а она увернулась. Она…
— Что она сделала? — заорал Крейн.
— Увернулась. Вот чтоб мне провалиться, мистер! Я протянул руку, хотел ее придержать, а она увернулась. Будто знала, что я хочу ее поймать, вот и не далась, понимаете? Увернулась, объехала меня и покатила своей дорогой, да чем дальше, тем быстрей. Доехала до угла и свернула, да так ловко, плавно…
— Вы где живете? — спросил Крейн.
— Где живу? А на что это вам? Вы слушайте про машину. Я вам дело говорю, чтоб вы в газете написали, а вы перебиваете…
— Если я буду про это писать, мне надо знать ваш адрес, — сказал Крейн.
— Ну ладно, коли так. Живу на Норс Хэмптон, двести три, работаю на машиностроительном заводе Эксела. Токарь я. И уж, наверно, целый месяц спиртного в рот не брал. И сейчас ни в одном глазу.
— Ладно, — сказал Крейн. — Валяйте рассказывайте дальше.
— Дальше-то вроде и нечего рассказывать. Только вот когда эта машина катила мимо, мне почудилось, вроде она на меня поглядела. Эдак искоса. А как может швейная машина глядеть на человека? У нее и глаз-то нет, и вообще…
— А почему вы решили, что она на вас глядела?
— Сам не знаю, мистер. Так мне почудилось… Вроде как мурашки по спине пошли.
— Мистер Смит, — сказал Крейн, — а раньше вы ничего такого не видели? Скажем, чтобы стиральная машина бегала, или еще что-нибудь?
— Я не пьяный, — обиделся Смит. — Целый месяц в рот не брал. И отродясь ничего такого не видывал. Только я вам чистую правду говорю, мистер. Я человек честный, это все знают. Кого угодно спросите. Хоть Джонни Джейкобсона, бакалейщика. Он меня знает. Он вам про меня расскажет. Он вам скажет, что я…
— Ясно, ясно, — миролюбиво сказал Крейн. — Спасибо, что позвонили, мистер Смит.
И ты, и еще этот Смит, сказал он себе, — оба вы спятили. Тебе мерещится железная крыса, и пишущая машинка начинает учить тебя уму-разуму, а этот малый встречает швейную машину, которая бегает по улицам.
Мимо, решительно стуча каблучками, прошла Дороти Грэм, секретарша главного редактора. Она была вся красная и сердито гремела связкой ключей.
— Что случилось, Дороти? — спросил Крейн.
— Опять эта окаянная дверца. Шкаф этот несчастный. Я оставила его открытым, точно помню, а какой-то растяпа взял и захлопнул, и замок защелкнулся.
— А ключом отпереть нельзя? — спросил Крейн.
— Ничем его теперь не отопрешь, — отрезала Дороти. — Придется опять звать Джорджа. Он умеет укрощать этот замок. Слово такое, что ли, знает… Прямо зло берет. Вчера вечером мне позвонил шеф, говорит — придете пораньше, надо приготовить магнитофон для Элбертсона. Он едет на север, на процесс того убийцы, и хочет кое-что записать. Я вскочила ни свет ни заря, а что толку? Не выспалась, даже позавтракать не успела — и на тебе…
— Достаньте топор, — посоветовал Крейн. — Уж топором-то открыть можно.
— Главное, с этим Джорджем всегда такая канитель! Говорит — сейчас приду, — а потом ждешь его, ждешь, позвонишь опять, а он говорит…
— Крейн! — на всю комнату заорал Маккей.
— Ага, — отозвался Крейн.
— Что-нибудь стоящее с этой швейной машиной?
— Парень говорит — она сама бежала по улице.
— Можно из этого что-нибудь сделать?
— А черт его знает. Мало ли кто что сбрехнет.
— Что ж, поговорите еще с кем-нибудь в том квартале. Поспрашивайте, не видел ли кто, как швейные машины разгуливают по улицам. Может получиться забавный фельетончик.
— Ладно, — сказал Крейн.
Можно себе представить, как это прозвучит:
«Вас беспокоит Крейн, репортер „Гералда“. Говорят, в вашем квартале бегает на свободе швейная машина. Вы ее, случаем, не видали? Да-да, уважаемая, я именно это самое и сказал: бегает швейная машина. Нет, мэм, ее никто не толкает. Она бегает сама по себе…»
Он лениво поднялся, подошел к справочному столу, взял адресную книгу. Отыскал Ист-Лейк и выписал несколько фамилий и адресов. Он старался оттянуть время, уж очень не хотелось браться за телефон. Подошел к окну, поглядел какая погода. Эх, если б можно было не работать! Дома в кухне опять раковина засорилась. Он взялся чистить, все разобрал, и теперь по всей кухне валяются трубы, муфты и колена. Нынче самый подходящий день, чтоб привести раковину в порядок.
Когда он снова сел за стол, к нему подошел Маккей.
— Ну, что скажете, Джо?
— Псих этот Смит, — сказал Крейн в надежде, что заведующий передумает.
— Ничего, — сказал тот, — может получиться колоритная сценка. Есть в этом что-то забавное.
— Ладно, — сказал Крейн.
Маккей отошел, а Крейн начал звонить по телефону. И получил те самые ответы, каких ждал.
Потом он принялся писать. Дело подвигалось туго.
«Сегодня утром некая швейная машина вышла погулять по Лейк-стрит…»
Он выдернул лист и бросил в корзинку. Помешкал еще, напечатал:
«Сегодня утром один человек повстречал на Лейк-стрит швейную машину: он учтиво приподнял шляпу и сказал ей…»
Крейн выдернул и этот лист. И начал сызнова:
«Умеет ли швейная машина ходить? Иначе говоря, может ли она выйти на прогулку, если никто ее не тянет, не толкает и не…»
Он порвал и этот лист, вставил в машинку новый, поднялся и пошел к дверям — выпить воды.
— Ну как, продвигается? — спросил Маккей.
— Скоро кончу, — ответил Джо.
Он остановился у фотостола, и Гетард, редактор, протянул ему утреннюю порцию фотографий.
— Ничего особенно вдохновляющего, — сказал Гетард. — Все девчонки нынче стали больно скромные.
Крейн перебрал пачку снимков. В самом деле, полуобнаженных женских прелестей было меньше обычного; впрочем, девица, которая завоевала титул Мисс Пеньковой Веревки, оказалась весьма недурна.
— Если фотобюро не будет снабжать нас этим получше, мы скоро вылетим в трубу, — мрачно сказал Гетард.
Крейн вышел, напился воды. На обратном пути задержался у стола хроники.
— Что новенького, Эд?
— Наши восточные корреспонденты спятили. Вот, полюбуйся.
