И хотя ни у одного из друзей его матери не позволяли себе такого легкомысленного занятия, как выращивание цветов, Старбак втайне восторгался их ярко-красными соцветиями. Без них он просто не мог себе представить свою мать.
Улыбка исчезла с его лица, между бровей пролегла морщинка, когда он вспомнил, как вернулся с Земли на Сарнию и как Хотек Вентуриан, злобный сарнианский мальчишка с зеленой кровью, вырвал у него игрушку и раздавил каблуком тяжелого ботинка из кожи крокогатора.
Ничто не дается даром – это Старбак усвоил. Эйдетичная память, как бы полезна она ни была, тоже обходилась недешево.
Любые переживания – приятные ли, плохие ли – автоматически и навечно откладывались в банке его памяти и ждали лишь, чтобы их вызвали к жизни.
Старбак вздохнул и снова сконцентрировал внимание на дисплее Джулианны, всмотрелся в пылающий внутри одной из спиралей галактики шар.
Он обменялся с сестрой многозначительными взглядами. Величественное раскаленное светило было солнцем планеты Земля.
– Теперь уже скоро, – сказал он.
Красивое лицо Джулианны выражало сейчас все что угодно, только не то спокойствие, к которому ее приучали с младенчества. Обычно безмятежные светлые брови нахмурились, прозрачные янтарные глаза – наследство их матери – светились напряженной тревогой, а в уголках губ залегли озабоченные морщинки.
– Еще есть время передумать, – посоветовала она.
Старбак не ответил. Это было ни к чему. Пусть Джулианна и не обладала способностью к телепатии, но Старбак знал, что сейчас ей вовсе не требовалось уменье читать мысли, чтобы понять, о чем он думает. Его сестричка, в чьих жилах тоже текла земная кровь их матери, тонко ощущала то неистовое стремление, что грызло Старбака всегда, сколько он себя помнил.
Отсюда, с самой выгодной позиции, Старбаку видны были все планеты: Плутон, стремительная искорка, мелькнул и исчез; ледяной Нептун с его восемью спутниками и облаками метанового льда; туманно-голубой Уран со спутниками-близнецами Обероном и Титанией; устрашающе грозный Юпитер; охваченный кольцами Сатурн и Марс, чей багровый ландшафт казался с этого расстояния до боли похожим на ландшафт его родной планеты.
И вот наконец она, Земля.
Предварительное скрупулезное изучение позволило Старбаку сразу распознать окруженные голубыми морями материки, ослепительную белизну полярных шапок, неровные, убеленные снегами зубцы Гималаев, Альп, Анд и Скалистых гор.
Вдохнув поглубже, он наклонился к дисплею, всматриваясь в тончайшую сероватую ленту, извивающуюся на поверхности Азии, и понял, что обнаружил Великую Китайскую стену. Ему припомнился рассказ матери о том, как люди собственными руками возвели чудовищных размеров стену, чтобы отразить нападение завоевателей, но тогда он был слишком мал и не смог до конца воспринять идею существования вооруженного смертельно опасного врага.
На Сарнии уже много поколений царил мир. Точнее, прошло более шестисот солнечных циклов с тех пор, как его планета в последний раз переживала войну.
Сердце его учащенно забилось, когда он ступил в центр воображаемого круга. Его пальцы сомкнулись на компактном квантовом ускорителе. На разработку этого устройства ушли годы, но в конце концов ему все же удалось уменьшить молекулярный ускоритель до размеров достаточно малых, чтобы он умещался в мужской ладони. Однако и эти небольшие размеры позволили встроить в ускоритель миниатюрное переводящее устройство. Голосовой модуль для переводчика был имплантирован в среднее ухо Старбака. Ни одному опытному космолетчику и в голову бы не пришло покинуть Сарнию без собственного универсального переводчика или без голограммного кредит-диска.
Старбак сконцентрировал всю свою энергию на экстрасенсорное восприятие. Эта способность была одной из немногих врожденных черт, генетически роднившая его с сарнианами. Для того чтобы полностью понимать людей, населяющих планету его матери, он должен вести себя так же, как и они. И если он намерен жить среди них, не привлекая к себе ненужного внимания, он должен быть уверен, что его внешность ничем не будет отличаться от наружности местных жителей.
И, учитывая, что его собственная одежда сшита из неизвестной на Земле материи и по последней моде сарниан, ему необходимо было изменить ее на соответствующую обычаям землян.
Обратившись к силам воображения – любой сарнианин делал это так же естественно, как и дышал, – Старбак представил, что ощущает на своем теле тепло солнечных лучей, слышит шум прибоя Тихого океана у берегов Венецианского залива в штате Калифорния. В лицо ему словно подул солоноватый, прогретый солнцем бриз.
От медленно вращающегося изумрудно-голубого шара Земли до него доносилась разноголосица звуков и странным сумбурным эхом отражалась у него в ухе.
Перед глазами, как кадры лазерного фильма, вспыхивали образы, сверкая в туманном, призрачном луче белого огня.
Ему только-только удалось выхватить из общего хаоса мысли женщины-землянки, как изумленный возглас Джулианны прервал его сосредоточенное напряжение.
– Что ты хочешь сказать – ошибка в расчетах? – кричал он, но его уже мощным потоком несло все ближе и ближе к белому огню.
Старбак чувствовал глухую яростную пульсацию внутри своего тела, ее нарастающие удары в одном ритме со вспышками огня, который теперь переливался всеми цветами радуги.
Он разлетался на кусочки, распадался на атомы, растворялся в ослепительном золотом огне.
– О нирвана! Да где же этот Касл-Маунтин, штат Мэн?!
Это были последние слова, которые произнес Старбак, прежде чем исчезнуть из лаборатории. И со своей планеты.
Остров Касл-Маунтин,
штат Мэн, 17 января.
СНЕГ ИДЕТ уже пять дней.
Влажные белые хлопья почти двадцатидюймовым слоем накрыли Касл-Маунтин, и если прогноз погоды хотя бы близок к истине, на очереди еще дюймов десять, пока не утихомирится буран, прозванный «Канадский Экспресс».
Черити выросла на уединенном острове у скалистых берегов Мэна, но за шесть прожитых в Калифорнии лет совсем забыла, каким холодным бывает временами ее родной штат.
Она налила кофе в чашку с выщербленным краем, опустилась в кожаное кресло, забросила ноги в высоких ботинках на старый исцарапанный стол, принадлежавший, как и кресло, ее отцу, подула, чтобы остудить кофе, и уставилась в окно, на круговерть белого пуха.
Стараясь не забывать, что устала от вечного калифорнийского солнца, что именно ностальгия по смене времен года была одной из причин, по которым она покинула полицию в Калифорнии и приколола отцовский значок здесь, в Касл-Маунтин, Черити тем не менее лелеяла надежду, что затянувшийся буран хотя бы позволит ей вернуться домой.
