Анатолий Днепров - Пятое состояние

Химическая группа лаборатории разместилась на противоположной стороне коридора. В ней занимаются анализом и синтезом, хроматографией и ионообменной дистилляцией. Там установлены ультрацентрифуги и ионообменные колонки.

В общем наша лаборатория – это весь четвертый этаж института.

Мой рабочий стол стоит рядом с электронным микроскопом, хотя к нему я не имею никакого отношения. Моя область – парамагнитный резонанс. Я не физик, а биолог, который заражен физическими методами исследования. Я немало потрудился, чтобы вырваться из цепких объятий описательного мышления биолога и научиться думать в терминах строгой, математической науки. В этом заслуга Анны Зориной, с которой я познакомился здесь, в этой лаборатории, год тому назад… Она физик.

Вначале ребята приняли меня в свой коллектив с долей недоверия. Чувствовалось, что про себя они думают: «Вот затесался среди нас лягушатник». Не обошлось и без насмешек. Смеялись над тем, как я путался в элементарных физических понятиях. Но тут на выручку пришла Анна.

– Вот, начинайте с этого, – сказала она спокойно и протянула мне учебник физики.

Анна была строгим педагогом, более строгим, чем те, кому я сдавал физику на втором курсе. Несколько раз меня «отсылали», и я зубрил все сначала. Был случай, когда мне пригрозили поставить вопрос о моей «техучебе» на комсомольском собрании. Анна у нас комсорг! Мне было очень неловко. К тому же я успел влюбиться в белокурого учителя, который любил, прохаживаясь по комнате, повторять:

– Согласно закону Фехтнера-Вебера, даже если раздражение растет в геометрической прогрессии, возбуждение растет только в арифметической. Объясните, почему это так.

Само собой разумеется, что наши занятия происходили после того, как работа в лаборатории заканчивалась. Занятия со мной Анна называла «нагрузкой», ради которой она пропускала уроки художественной гимнастики.

Мое истинное увлечение физическими методами исследования произошло не тогда, когда я сказал Анне, что люблю ее и что не могу без нее жить, а значительно позже, совсем при других обстоятельствах. Нам привезли установку для изучения электронного парамагнитного резонанса. Это был уникальный прибор, созданный экспериментальными мастерскими по проекту профессора Карпова, макетированному Мишей Грачевым. Теперь мы могли исследовать магнитные свойства одной-единственной живой клетки. Прибор установили днем, а вечером я и Анна остались заниматься. И вдруг она сказала:

– Давай испытаем прибор!

– Ты с ума сошла! Испортим что-нибудь.

– Чепуха, не испортим. Я знаю, как он включается.

– Георгий Алексеевич рассердится. – Она мне подмигнула и, совсем как школьница, хихикнула:

– А он и не узнает.

Мы разобрали шнуры, проверили схему, подключили какие-то концы к силовому щитку, вывели изображение под микроскопом на телевизионный экран, а показания магнитометра на осциллограф.

– Теперь давай возьмем какой-нибудь препарат.

– Какой?

– Что-нибудь живое. Что у нас есть живое, Сережа?

– Что угодно. В термостате хранится культура bacila coli.

– Давай твою «Коли».

Пока я устанавливал под микроскопом предметное стекло, Анна включила телевизионный экран и осциллограф. Вскоре на экране появилось изображение бактерии.

– Вот мы и посмотрим, что с ней будет… – говорила Анна взволнованно.

Препарат покрыли колпачком и подключили к нему волновод. Загудел генератор. На бактерию одновременно действовали высокочастотное и постоянное магнитные поля. На осциллографе зеленая точка выписывала странную кривую.

– Ну, а что дальше? – спросил я.

– А я не знаю. Посмотрим. – Мы обнялись и уставились на телевизионный экран. Бактерия постепенно набухала, вытягивалась, ядро заколыхалось.

– Что это с ней? – удивленно спросила Анна.

– Сейчас наступит митоз, – сказал я.

– Что это такое?

Я посмотрел на нее насмешливо.

– Знаешь, после твоего курса физики я займусь с тобой по биологии!

– Не рано ли! – воскликнула она и рассмеялась. И вдруг она схватила меня за руку и зашептала: – Гляди, гляди, что творится на осциллографе!

По мере того как протекал процесс деления клетки, кривая на осциллографе начала резко меняться, стала четче, выпуклее, и в тот момент, когда ядро бактерии разделилось пополам, электронный зайчик ярко вспыхнул и взметнулся за пределы экрана, оставив после себя сияющий зеленый след. Деление клетки закончилось, и зеленая точка вернулась на прежнее место.

– Здорово! – восхищенно прошептала Анна. – Подождем еще, пока повторится митоз.

Мы терпеливо ждали, пока бактерия претерпела еще несколько делений, и всякий раз, когда ядро клетки раздваивалось, на осциллографе происходила странная пляска электронного луча…

В тот памятный вечер никто не мог сказать, что же происходило. Но про себя я решил, что вызубрю физику до последней точки. И во что бы то ни стало докопаюсь до объяснения странного явления. Самое поразительное явление жизни деление клетки каким-то образом сопровождалось всплеском напряжения на осциллографе, который измерял магнитные свойства живой материи… Тогда мне казалось, что, если найти разгадку этого явления, будет открыта великая тайна жизни, самая ее сокровенная сущность, над которой поколения ученых бесплодно ломают голову.

И вот сейчас, когда проделаны сотни опытов, когда исследован не только парамагнитный резонанс клетки на всех этапах ее жизни, когда исследована тончайшая химическая и физическая структура живой материи, когда все содержимое клетки – ядро, цитоплазма, митохондрии, оболочка проанализированы до мельчайших деталей, до последнего фермента, когда все составные вещества, входящие в живую клетку, выделены в чистом виде и для нас нет никаких структурных загадок химического строения живого вещества, проблема жизни стала еще более темной, туманной, неясной…

На лице Георгия Алексеевича Карпова появился налет усталости. В начале исследования он с таким энтузиазмом говорил, что все дело в структуре, в точном анализе. Сейчас все это мы знаем…

Я проходил по многочисленным группам нашей лаборатории и видел, как кропотливо и упорно трудились люди. Биохимики воссоздавали микроскопическое строение из тех же элементов, из которых оно состояло, когда было живым. После того как конструкция клетки заканчивалась, ее переносили в питательную среду, но жизнь не возрождалась…

Биофизики терзали кроликов и морских мышей, вставляли в их живые тела электроды и записывали на магнитную ленту электрические импульсы управления. Потом в сотый раз убеждались, что никаких электрических сигналов, так обильно сопровождавших процессы жизни, в искусственных клетках нет…