И вдруг - страшный удар. Что-то блеснуло, ослепляя...
Ангарцы, тянувшие бечеву, как шли, наклонясь вперед, так и свалились на землю. Лишь один Баков успел ухватиться за дерево и удержался на ногах.
Плотовщик упал на колени. Его огромный рот был открыт. Овцы шарахнулись к самой воде, жалобно заблеяли.
И тут - второй удар, еще страшнее. Избушку сорвало с плота, и она поплыла рядом с овцами. В воде мелькнула синяя рубаха...
Воздух, густой, тяжелый, толчком обрушился на Бакова. Его руки сорвались, и он полетел с обрыва в воду.
Выплыв на поверхность, он увидел на реке водяной вал, похожий на высокий берег. Захлебываясь, Баков ловил ртом воздух...
Баков видел, как переломился густой плот, как встали торчком бревна.
Вода обрушилась на Бакова.
Не запутайся бывший петербургский профессор Баков в бечеве, не вытяни его ангарцы из воды - не произошло бы многих удивительных событий...
Костер ярко пылал. У огня, растянутая на кольях, сушилась парка Бакова. Ангарцы сидели молча. Каждый из них один на один вышел бы на медведя, в шитике не устрашился бы переплыть пороги. Кое у кого за плечами были и не такие дела; не боялись они ни бога, ни черта, но сейчас присмирели, когда повалило их наземь, - крестились.
У костра обсыхал и угрюмый плотовщик в синей рубахе, потерявший всех своих овец.
Баков сидел, прислонившись спиной к лиственнице. Сердечный приступ прошел, но левая рука ныла. Однако Баков уже гремел своим завидным басом:
- Божьим знамением попы пусть пугают, а вам, охотникам, только глазу да руке верить можно. А камни, что с неба падают, и увидеть и пощупать можно. Находят их немало.
- Чтой-то камушек этот, паря, больно велик сегодня, - сказал седой благообразный ангарец.
- Верно! - согласился Баков. - Нынче брякнулась о землю целая скала, не меньше той, что на дороге у нас стояла. Только упавшая скала, по вероятности, была железной.
- Не слыхивал про такие скалы, - сказал плотовщик. - А вот про черта слыхал.
- Падают железные скалы, - заверил Баков. - Редко, но падают. Раз в тысячу лет.
- А ты видел?
- След, что такая упавшая скала оставила, видел.
- Это где же, паря, ты его видел?
- В Америке. На съезд один ездил. Есть в Северной Америке каменистая пустыня Аризона. И место в ней есть - каньон Дьявола...
- Я говорил - черт, - вставил плотовщик.
- В ту пустыню тысячу лет назад упала с неба железная скала. Я купил у индейцев два ее маленьких осколка. Смотрел и воронку, что там осталась. С доброе она озеро, шириной больше версты. А глубина до ста сажен!
- Ого! - отозвался молодой таежник.
- Без пороха та скала взорвалась, как ударилась о землю, - продолжал Баков. - Летела она раз в пятьдесят быстрее, чем винтовочная пуля. Вся сила, которую скала в полете имела, сразу в тепло перешла.
- Известно, - сказал плотовщик. - Пуля в железо ударится - расплавится от тепла. Только, по-моему, это не скала была, а черт.
- А ты у черта рога щупал? - лукаво спросил Баков.
- Попадется, так и пощупаю, - ответил сибиряк.
- Больше версты воронка! - свистнул самый молодой из таежников, видимо только теперь представивший величину кратера. - А какая нынче в тайге сделалась воронка? Страсть охота поглядеть.
- Наверно, не меньше, чем в Аризоне.
Плотовщик долго молчал, приглядываясь к Бакову, потом пододвинулся к нему.
- Я вижу, ты, мил человек, из ученых, - почтительно начал он. - Бечева, видать, сердцу твоему не под силу. Пошто бы тебе нам грамотой своей не пособить? Давай подрядись ко мне. Мы с тобой наперед плотов на шитике сплавимся. Страховую премию за овец мне схлопочешь?
Баков даже сел, забыв про сердце. Плыть вниз по Подкаменной Тунгуске, мимо места катастрофы в тайге?..
Профессор способен был юношески увлекаться. И когда он "вспыхивал", как говорили его былые сотрудники, то уж не знал удержу. Сутками напролет сидел в лаборатории, и его оттуда порой выводили под руки. А если не было вдохновения, неделями мог валяться на диване, ленясь подойти к столу.
Поднявшись во весь рост, он оказался почти на голову выше кряжистого плотовщика.
- Схлопочу тебе премию, хозяин! - заверил Баков. - Схлопочу, ежели доставишь меня к месту, где взрыв произошел, ежели согласишься вместе со мной кратер посмотреть.
- Смотреть - смотри. А я, паря, для опасности, в шитике тебя обожду.
Баков хохотал. Хлопая таежников по спинам, торопил своего нового спутника.
Плотовщика звали Егором Косых. Он дивился на неуемного ссыльного. Но и сам заразился его нетерпением. Поручив своим помощникам собирать разбитые плоты, он принялся снаряжать шитик, имевшийся на одном из плотов.
Через час Баков и Косых, простившись с ангарцами, поплыли вниз по Подкаменной Тунгуске.
Зашло солнце, наступили сумерки. Небо затянуло тучами, стал накрапывать дождь, а темноты все не было, и путники не останавливались.
- Что-то долго не темнеет, - удивился сибиряк, никогда не видавший белых ночей.
Остановились на привал, так и не дождавшись темноты.
- Тут уж, Михаиле Иванович, твоя скала ни при чем, - сказал Косых, смотря на освещенные без солнца тучи. - Говорю тебе - черт.
Ночью пошел сильный дождь, но по-прежнему было светло. Пораженный профессор отметил, что желтовато-зеленые, иногда розовые лучи пробиваются через слой дождевых туч.
На третьи сутки шитик достиг Ванавары. Три домика фактории ютились на высоком берегу. Здесь путники встретили первых очевидцев катастрофы охотников-тунгусов.
Баков сидел с тунгусами на берегу, угощал их табаком, рассуждал об охоте, о погоде и постепенно подводил разговор к интересующему его предмету.
Но старый тунгус Илья Потапович Лючеткан, с коричневым морщинистым лицом и такими узенькими глазами, что они казались щелками, неожиданно сам заговорил об этом:
- Ой, жаркий ветер был, баё! Потом наши люди ходили в тайгу. Олени находили, дохлый, шерсть паленая... Видали: вода вверх сильно бьет. Много сажен... Пришли, рассказали. Потом очень кричали, корчились. Все сгорели, померли. Пойди посмотри, баё. Ожогов не найдешь, однако.
Старый, иссохший, в высокой шапке и в парке с цветными ленточками, шаман начал камлание. Он бил в бубен и кричал, что ослепительный Огды, бог огня и грома, сошел на землю и сжигает всех и вся невидимым огнем.
Глаза у шамана закатывались, он страшно вращал белками и бился о землю, пока на губах у него не выступила пена.
Собравшиеся в кружок тунгусы курили трубки и кивали головами.
- Говорю, черт, - сказал Косых и сплюнул.
Верный условию, он готов был ждать Бакова, который решил отправиться в тайгу. Плотовщик, которому почему-то полюбился ссыльный, пытался даже подрядить ему в провожатые тунгусов, но никто из них не согласился.
