– Похоже, что его светлость господин герцог попал в немилость, – сказал розовощекий.
– Напротив, – усмехнулся его спутник с черной повязкой на лбу, – как бы это не знаменовало особое внимание высокой особы к нашему герцогу.
Молодые люди, решившие не торопить события, смешались с толпой, тоже заинтересованной происходящим.
Через каких-нибудь полчаса проем в стене был пробит, деревянный мостик возведен, и рабочие скрылись за стеной
Розовощекий, толкнув приятеля в бок, кивнул вдоль улицы.
Там появился отряд гвардейцев личной охраны его высокопреосвященства господина кардинала Ришелье.
Горожане толпились у стен домов и низко кланялись. Дюжие гвардейцы несли на плечах жерди носилок, на которых покоилось кресло. На нем гордо восседал в пурпурной мантии, бессильно свесив парализованные руки и ноги, кардинал Ришелье.
Он поворачивал голову на тонкой шее из стороны в сторону и ястребиным колким взором оглядывал все вокруг, являя собой несокрушимую силу, презревшую собственную немощь.
Многие падали перед ним на колени, протягивали руки, стараясь коснуться пальцами свисавшей с носилок алой мантии.
Впереди шел герольд со звонкой трубой, украшенной цветными лентами, вслед за ним и позади носилок шествовали вооруженные гвардейцы, которые грубо отталкивали ботфортами тянущиеся к властителю Франции руки.
Процессия остановилась перед мостиком и прошла по нему в пробитую в стене брешь, скрывшись во дворе замка герцога д’Ашперона.
Стоявшему в толпе молодому человеку с повязкой на лбу показалось, что немощный, но могучий кардинал, встретясь с ним взглядом, сверкнул глазами. Это заметил и его розовощекий приятель.
– Он узнал тебя, Сави! – прошептал он.
– Не думаю. Что я для него? Дуэлянт, скандалист.
– Не скажи! А кто выиграл у него заклад о том, что не допустит сожжения книг Декарта?
– Этого он забыть не мог! – с многозначительной улыбкой непоследовательно отозвался Сирано де Бержерак.
Конечно, он, прославленный драчун и забияка, не мог не гордиться победой в невероятной битве против ста противников у Нельских ворот. Ведь из-за этого кардиналу (что неизвестно историкам!) пришлось по условию заклада добиться в Риме освобождения вечного узника Томмазо Кампанеллы, первого провозвестника коммунизма в Европе, призывавшего к уничтожению причины всех зол – частной собственности при полном равенстве людей без различия пола, званий и сословий.
Прожив последние годы в приютившей его Франции, перенесший тридцатилетнее заключение, философ недавно умер в предоставленном ему Ришелье убежище под Парижем – местечке Мовьер, где родились оба молодых человека, наблюдавшие сейчас многозначительное посещение всесильным кардиналом Ришелье наверняка трепещущего перед ним герцога д’Ашперона.
– Надеюсь, носилки кардинала удалось внести в замок без выламывания парадных дверей? – не без иронии заметил Сирано.
– Тише ты! Здесь всюду шпионы кардинала, – зашипел Лебре, друг детства Сирано и соратник в бою.
– Совершенно с тобой согласен, но все же думаю, что его высокопреосвященство предпочтет беседу с его светлостью без нашего с тобой участия, дорогой Кола.
– Не могу этого отрицать, Сави. И будь у нас иная цель, я предпочел бы находиться где-нибудь подальше.
– Нет, зачем же? – возразил Сирано. – Отсюда мы увидим; как пышная процессия проследует обратно. Тогда настанет наш черед.
Друзьям не пришлось ждать долго. Очевидно, высокий визиг носил предупредительно символический характер, и его высокопреосвященство не удостоил герцога продолжительной беседой, и, может быть, главным в этом посещении была пробитая брешь в стене замка излишне влиятельного вассала. Герцогу предоставлялась возможность поразмыслить над тем, что кардинал не пожелал пару раз завернуть за угол, чтобы пройти через главные ворота, а приказал нести себя напрямик. Он никогда ничего не делал без задней мысли. Может быть, такая мысль пришла к нему на этот раз от воспоминания о выпускном акте в коллеже де Бове, когда наказанный выпускник Савиньон Сирано де Бержерак выломал наскоро сложенную в актовом зале стенку карцера, чтобы отвечать на вопросы его высокопреосвященства.
Через некоторое время толпа наблюдала, как в проеме показался герольд с украшенной лентами трубой, возвещающей о появлении повелителя Франции. Затем группа солдат с носилками на плечах вынесла покойное кресло с беспокойным, хотя и недвижным, кардиналом в пурпурной мантии.
Многие из собравшихся парижан, бросаясь на колени, кричали славу кардиналу.
Когда толпа за процессией замкнулась, наполнив улицу шумным говором, в проеме стены показался герцог д’Ашперон. Величавый, с белой эспаньолкой и озабоченным лицом, он вышел вслед за кардиналом без шляпы, и ветер развевал его длинные седые волосы. Он стал деловито распоряжаться вновь появившимися каменщиками и плотниками, приказав разобрать мостик и заделать стену камнями.
Лебре подошел к его светлости и как-то по-особенному сложил пальцы рук.
Герцог кивнул, жестом предлагая следовать за ним.
– А не служит ли, ваша светлость, работа этих каменщиков неким символом Добра? – вполголоса спросил Лебре.
– Лишь бы не стала символом отнюдь не Добра причина, призвавшая каменщиков сюда, – сумрачно отозвался герцог.
Сирано де Бержерак молча шел следом, привычно придерживая локтем рукоятку шпаги, создавшей ему легендарную славу в более чем ста удачных дуэлях, неизвестно как сошедших ему с рук.
Вход в замок д’Ашперона был с другой улицы, чтобы достичь его, требовалось дважды завернуть за угол, чего не пожелал сделать кардинал Ришелье, предпочитавший идти в буквальном смысле «напролом».
Герцог с двумя друзьями поднялся по винтовой, широкой мраморной лестнице и провел их анфиладой роскошных комнат. Хрустальные люстры, ценные картины, вазы тончайшей работы, фарфоровые безделушки из далеких стран, оружие со сверкающими ножнами и рукоятями, украшавшее стены там, где не было цветных панно.
Богатые комнаты кончились, хозяин особняка повел друзей по невзрачной крутой лестнице вниз, очевидно, в подвальное помещение.
Сирано, привычно усмехнувшись, подумал про себя: «Здесь гвардейцам с носилками его высокопреосвященства не удалось бы развернуться. Очевидно, прием кардинала и двух скромных солдат намечался в разных по убранству комнатах».
Герцог пропустил Сирано вперед, а сам вместе с Лебре задержался на ступеньках лестницы.
Спустившись, Сирано оглянулся и увидел, что оба его спутника оказались в белых замшевых запонах, передниках. Головы их накрылись белыми капюшонами с прорезями для глаз. Он не сразу понял, кто герцог, а кто Кола. Он узнал друга лишь по грузноватой фигуре, а герцога по величавой осанке.
