- Это все чепуха! - решительно заявил Падла. Поднявшись на ноги, он подтянул свои невозможных размеров семейные трусы и свирепо уставился на притихших пацанов. - Это все чепуха по сравнению с главным. Кто брал мое пиво?
- А мы-то здесь при чем? - очень убедительно удивился Кирилл. - Я лично вообще "Жигулевского" не пью. Я только лимонад...
- Поди-ка ко мне, цыпочка, - ласково протянул Падла. - Я сейчас тебе в деталях разъясню, при чем здесь конкретно ты.
- Падла, ну не надо! Ну зачем? - забеспокоился Кирилл, ничуть не стремясь приблизиться к возвышающейся подобно грозному утесу фигуре. Может, лучше двадцать отжиманий? - с надеждой обернулся он к хихикнувшему Антону.
- Надо, Кириллка, надо! - грустно подтвердил тот. - Все тайное рано или поздно становится явным, по всем долгам приходится платить. Меня-то словами не уведешь, - он вдруг замолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли прислушиваясь к чему-то.
- Да, его не уведешь, - рассеянно подтвердил Чингиз, отрываясь от шашечных расчетов. - Его разве что проведешь... Ольга, может, вы и правы. В кои-то веки... Хватит, в самом деле, потакать разгильдяйству, многозначительно указал он взглядом на изобилующие гибкими ветками кусты.
Как знать, чем бы это кончилось... Но дрогнул темнеющий воздух, заискрился радужными переливами, протяжно выдохнуло плоское небо - и на песок, с высоты чуть более трех метров, шлепнулся мальчишка. Лет этак двенадцати, худенький и длинноволосый. Упал на четыре точки, ойкнул и растерянно поднялся, отряхивая лиловый пуховик.
- С приземлением! - желчно поприветствовал его Падла. - Велкам ту наш гостеприимный остров. Не очень ушибся-то?
- Здрасте, - растерянно выдавил из себя мальчишка и заозирался. - А это где? А вы кто? А зачем зонтик?
- Сейчас, - хмыкнул Игорь, - сейчас все узнаешь. Но сперва, ясноглазый ты наш рыцарь, скажи, звать-то тебя как?
- Егор... - протянул новоприбывший. Он удивленно крутил головой, таращил серые глаза и мелко дрожал, не в силах осмыслить ситуацию.
- Какие люди и без охраны! - хохотнул Антон. - Я давно тебя поджидал.
Мальчишка недоуменно уставился на него.
- Не бойся, у нас тут классно! - подбодрил новичка Кирилл. Привыкнешь. Главное, ни уроков тут, ни киллеров, ни прочих глупостей...
- И зубы можно не чистить! - высказался Лэн. Нонова метнула в его сторону осуждающий взгляд и уже открыла было рот...
- У вас там, значит, февраль? - деловито поинтересовался Антон.
- Не, март, - отозвался пацан. - А что?
- А то, что шкур на тебе нацеплено... - объяснил Антон. - А у нас тут двадцать семь по Цельсию. Ныне и присно, и во веки веков. Так что давай, скидывай одежку-то. Вон, на ребят посмотри, - кивнул он на прожаренных солнцем Лэна с Кириллом. - Здесь у нас так ходят. Как бы тропики, блин...
- Я... - тихо прошептал Егор, - я не знаю. Я лучше домой... Можно?
- Нельзя, Егорушка, - печально проговорил Чингиз, жестом останавливая готового отпустить сомнительную шутку Антона. - Увы, отсюда не возвращаются.
- А почему? - смаргивая навернувшиеся слезы, спросил пацан.
- Потому что ты отработан, - сухо пояснил Чингиз. - Как и все мы тут.
- А что значит отработан? - хмуро спросил Егор, подозрительно шмыгнув носом.
- Вот что, пойдем, погуляем, я тебе дорогой все объясню. - Чингиз положил мальчишке руку на плечо и повел куда-то вдоль прибрежной полосы.
На западе еще расплывалось рыжее пятно, капля томатного сока на чернильно-синей скатерти неба, но темень уже обволакивала остров, сухая, беззвездная и безлунная. Просто синева, незаметно становящаяся чернотой.
- Молодежь, кончай дуться, занялись бы костром, что ли, - миролюбиво предложил Падла. Он не глядя хлопнул присосавшегося к волосатой ляжке комара и высказался в пустое, душное пространство:
- Ничего, привыкнет пацан. Все мы через это прошли. В конце концов, могло быть и хуже.
- Почему хуже? - сейчас же вклинился Кирилл. - Разве бывает хуже?
- Бывает, - заметил Падла. - Растаяли бы, и все дела.
Игорь мрачно усмехнулся.
- Ты и в самом деле полагаешь это худшим вариантом?
Откинув наползающую на глаза седую прядь волос, он отвернулся в сторону моря, пытаясь что-то разглядеть за иссиня-багровым рубцом заката.
- А разве нет? - неожиданно миролюбиво заметил Падла. - Имхо, лучше икстишка, чем "Агат". Другие вон растворились. Типа мороженого во рту... Нам, ребята, еще повезло, Автор достался более-менее, с некоторой фантазией. Что, скажете, плохой остров слепил?
- Все-таки какая-никакая, а жизнь... - деликатно кашлянув, согласился с ним профессор. - Да, раньше нам всем было лучше, но поймите, молодые люди, нельзя же вечно кататься с горки... Наступает пора возить саночки.
- Аркадий Львович, - мрачно перебил его Игорь, - знаете, в чем неустранимый порок вашей философии? Вы способны оправдать что угодно, где угодно и когда угодно. Господи, да ведь мы тысячу раз все это обмусоливали. И я тысячу раз вам говорил - прощать Автору свинство не намерен. Я не просил этого курорта, меня вполне устраивала тихая, уютная смерть от атомарника. Ну неужели вы не понимаете - стыдно брать подачку. Там мы жили по-всякому, пускай иногда и плохо, но знали, что мы - настоящие, и все вокруг нас настоящее. Верили, дрались, любили, трусили - все было истинным. И насколько милосерднее было бы просто вычеркнуть нас. Если уж он никак не мог не придумывать. Так нет же, этот лауреат полкило булыжников подарил нам списанный остров. Вместе с сознанием нашей иллюзорности. Он, наверное, пьян был, скотина.
Зальцман вновь принялся протирать очки - похоже, ему просто необходимо было чем-то занять руки. Низенький, худой, он напоминал сейчас подростка, за минуту постаревшего на шестьдесят лет. И лишь окаймляющие лысину снежно-седые пряди разрушали иллюзию.
- Игорь, дорогой, мы и в самом деле тысячу раз все это обсуждали. И вы тысячу раз отказывались меня понять. Что ж, давайте начнем в тысячу первый. И прежде всего - откуда взялось это деление - настоящая жизнь, квазижизнь? Никто еще не опроверг старика Декарта. Мыслю - стало быть, существую. Вот и мы поскольку мыслим, то и существуем, живем... Я не считаю остров иллюзией большей, чем Ботанический сад, где в меня всадил несколько пуль этот довольно странный молодой человек.
Вы говорите, унизительно? Позвольте, коллега, никто не может унизить меня, пока я сам не растопчу свою душу. Автор, говорите? Во-первых, все это не более чем предположение. Да, каждый из нас смутно вспоминает нечто, да, из этих фрагментов складывается довольно занятная мозаика. Но с неменьшим успехом можно выдвинуть и иные версии. А даже если и принять в качестве рабочей гипотезы... Тогда получается примерно так. Мы для нашего Автора всего лишь плоды его натренированной фантазии, о нашей реальности он, бедняга, и не подозревает. Он придумал нас? А если все наоборот и это мы придумали его? Или есть некто, кто сочинил и его, и содержимое его грез, то есть нас? А может, воображение и реальность - лишь разные измерения чего-то единого, непостижимого нашим рассудком? Может, наш Автор ничего и не сочиняет, а просто инициирует уже существующие виртуальные вселенные? Грубо говоря, он давит кнопки на компьютере, но компьютер-то изобрели другие. Просто он оказался в нужное время в нужном месте. Так чего же на него злиться? Кому от этого станет лучше? Да, он выкинул нас из головы, выкинул сюда, на остров. Так он никогда и не верил в нас по-настоящему. А представьте, он все понял и осознал? Вам его не жаль, Игорь? С ума ведь сойдет человек. В лучшем случае сопьется. А то и как один из твоих старших друзей, мальчик, - сухоньким пальцем он неожиданно ткнул в притихшего Кирилла. - Творческие люди, они непредсказуемы. И, кстати говоря, что тогда случится со всеми нами? Впрочем, и это не главное. Поймите, Игорь, я философ, я не могу давать волю эмоциям, мой долг - рассмотреть проблему профессионально...
