Дверь медленно, с жалобным скрипом отворилась. Рокуэлл вздрогнул. На пороге стоял Хартли. Его острое лицо было не таким напряженным после нескольких часов сна, но серые глаза по-прежнему смотрели враждебно и с горечью. - Если вы уйдете из комнаты, - сказал он спокойным голосом, - я уничтожу Смита за несколько секунд. Ну?! - Не двигайся с места, - чувствуя нарастающее раздражение, Рокуэлл подошел к Хартли. -В каждый твой приход тебя придется обыскивать. Честно говоря, я не доверяю тебе. - Оружия не оказалось. - Почему ты мне ничего не сказал о солнечном свете? - Что? - медленно произнес Хартли.- О да. Я забыл. Я пытался передвинуть Смита несколько недель назад. Солнечный свет упал на него, и он начал на самом деле умирать. Естественно, больше я его не трогал. Похоже, что Смит смутно сознавал, что его ожидает. Может быть, даже планировал, я не уверен. Когда он еще мог говорить и жадно все поедать, до того, как его тело полностью затвердело, он предупреждал меня не двигать его в течение двенадцати недель. Говорил, что не любит солнце. Говорил, что это все испортит. Я думал, что он шутит. Оказалось, нет. Он ел как животное, голодное, дикое животное, впал в коматозное состояние, и вот вам результат.Хартли тихо выругался.- Я скорее рассчитывал, что вы продержите его на солнце достаточно долго, чтобы нечаянно его убить. Макгвайр с трудом передвинул свои двести пятьдесят фунтов. - Послушай, а что, если мы подцепим от Смита эту болезнь? Хартли взглянул на тело, его зрачки сузились. - Смит не болен. Неужели вы не замечаете вырождение? Это как рак. Вы не заражаетесь им, вы наследуете тенденцию. Я начал бояться и ненавидеть Смита только неделю назад, когда обнаружил, что он существует, дышит и процветает с запечатанным ртом и ноздрями. Этого не может быть. Этого не должно быть. Макгвайр проговорил с дрожью в голосе: - Что, если ты и я, и Рокуэлл - все станем зелеными и чума охватит всю страну, что тогда? - Тогда, - ответил Рокуэлл, - если я не ошибаюсь, что вполне возможно, я умру. Но это ни в малейшей степени меня не волнует. Он повернулся к Смиту и продолжил свою работу.
Колокол. Еще колокол. Два колокола, два колокола. Дюжина колоколов, сто колоколов. Десять тысяч и миллион лязгающих, стучащих, грохочущих металлом колоколов. Родившиеся мгновенно и одновременно в тишине, вопящие, визжащие, ранящие, бьющие по ушам отголоски! Звенящие, поющие громкими и тихими, низкими и высокими голосами. Из-за всего этого колокольного звона Смит не мог сразу сообразить, где он находится. Он знал, что не может смотреть, потому что его веки были плотно прижаты; знал, что не может говорить, потому что его губы срослись. Его уши были тесно зажаты, но тем не менее колокола колотили вовсю. Он не мог видеть, хотя нет, он мог, мог, и это было как будто внутри маленькой темной красной пещеры, как если бы его глаза были повернуты внутрь его головы. Затем Смит попробовал пошевелить языком, и неожиданно, пытаясь вскрикнуть, он осознал, что у него пропал язык. Нет языка. Странно. Почему? Смит попытался остановить колокола. Они утихли, наградив его тишиной, окутавшей его холодным одеялом. Что-то происходило. Определенно происходило. Смит попытался шевельнуть пальцем, но он ему не повиновался. Руки, ноги, голова, туловище - ничто не двигалось. Секундой позже пришло ужасное открытие, что он больше не дышит, но крайней мере при помощи легких. - Потому что у меня нет легких! - вскрикнул он, но вскрикнул внутренне, про себя, и крик этот обволокло темным, красным потоком, который поглотил, растворил в себе и унес этот крик, принеся Смиту облегчение и спокойствие. "Я не боюсь, - думал он. -Я осознал это и не понимаю почему. Я понимаю, что мне не страшно, но не знаю причины этого. Без языка, без носа, без легких. Но, наверное, позже они появятся. Да, конечно, появятся. Ведь что-то происходит." Через поры его отвердевшего тела проникал воздух, пропитывая, как дождь, каждую часть его тела, вдыхая в него жизнь. Дыхание через миллионы жаберных пластинок, вдыхание кислорода, азота, водорода и двуокиси углерода и усвоение всего этого. Удивительно. Билось ли еще его сердце? О да, оно билось. Медленно, медленно, медленно. Неясный красный шорох, поток, река, вздымающаяся вокруг него, медленно, медленнее, еще медленнее. Как хорошо! Как легко!
Дни слагались в недели, и картина становилась яснее. Помогал Макгвайр. Отставной хирург, он был секретарем Рокуэлла в течение нескольких лет. Не слишком много помощи, но хороший компаньон. Рокуэлл заметил, что Макгвайр много, нервно и грубовато шутил по поводу Смита, стараясь сохранить спокойствие Однако как-то он прекратил это, поразмыслил и медленно проговорил: - Слушай, до меня только сейчас дошло! Смит жив. Но он должен быть мертв. А он жив. О господи! Рокуэлл рассмеялся. - Что, черт возьми, по-твоему, я собираюсь делать? Я на следующей неделе приволоку сюда рентгеновский аппарат, чтобы посмотреть, что же делается внутри этой скорлупы. Рокуэлл ткнул иглой в тело, но она сломалась о жесткую оболочку. Он попробовал еще одну иглу, потом еще и еще, пока оболочку. Он попробовал еще одну иглу, потом еще и еще, пока наконец не пробил ее, откачал немного крови и поместил пластинки под микроскоп. Несколькими часами позже он спокойно пихнул пробу сыворотки под красный нос Макгвайра и быстро заговорил: - Боже! Я не могу в это поверить. Его кровь убивает бактерии. Я поместил в нее колонию стрептококков, которая была уничтожена за восемь секунд! Можно ввести Смиту любые известные болезнетворные микробы, и он уничтожит их всех. Через несколько часов - новые открытия. Они держали Рокуэлла в напряжении ночи напролет, заставляя его думать, сопоставлять, удивляться и разрабатывать титанические теории и идеи. Вот, например. Хартли до последнего времени ежедневно питал Смита огромным количеством внутривенных вливаний. Ни один миллиграмм этой пищи не был уничтожен. Вся она была запасена и не в жировых складках, а в совершенно нормальном виде - в икс жидкости, содержавшейся в высоко концентрированной форме в крови Смита. Унция ее могла обеспечить человека всем необходимым в течение трех суток... Эта икс-жидкость циркулировала по телу до тех пор, пока в ней не возникала надобность, тогда она усваивалась и использовалась. Удобнее, чем жир. Гораздо удобнее! Рокуэлл сиял, довольный своим открытием. Смит запасся таким количеством икс-жидкости, что ее хватило бы на многие месяцы. Самопитание. Макгвайр, когда узнал об этом, сказал, печально созерцая свое брюшко: - Хотел бы я хранить свое питание таким образом. Это было еще не все. Смиту не нужно было много воздуха. То, что он имел, он получал, видимо, посредством осмотического процесса через свою кожу. И он использовал каждую молекулу. Никаких потерь. - И, - заключил Рокуэлл, - в конце концов сердце Смита даже может отдохнуть от своей работы, полностью прекратить биться! - Тогда он будет мертв, - сказал Макгвайр. - Для тебя и для меня - да. Для Смита - может быть.Только может быть. Подумай над этим, Макгвайр. В общем-то Смит - это самоочищающийся поток крови, в течение месяцев не требующий восстановления, почти не подверженный нарушениям. Он не уничтожает отходы своей жизнедеятельности, каждая молекула используется. Этот поток саморазвивается и смертелен для всех микробов. Все это, и Хартли еще говорит о вырождении! Хартли был раздражен, когда услышал об открытиях, но продолжал утверждать, что Смит вырождался и был опасен. Макгвайр внес свою лепту. - Откуда мы знаем, а может быть, это какая-нибудь сверхмикроскопическая зараза, которая уничтожает все другие бактерии, пока расправляется со своей жертвой. В конце концов и малярийный вирус иногда используют для лечения, почему бы не существовать новой бацилле, которая уничтожает всех остальных? - Хорошая мысль, - сказал Рокуэлл, - но ведь мы не больны, не правда ли? - Может быть, ей нужен инкубационный период? - Типичный ответ старомодного врача. Неважно, что происходит с человеком, если сеть отклонения от нормы. Это твоя мысль, Хартли, - заявил Рокуэлл,- а не моя. Доктора не удовлетворяются до тех пор, пока не поставят диагноз и не наклеят ярлык на каждый случай. Я же считаю, что Смит здоров, так здоров, что вы боитесь его. - Ты ненормальный, - сказал Макгвайр. - Может быть. Но я не считаю, что Смит нуждается в медицинском вмешательстве. Он сам работает над своим спасением. Ты считаешь, что он вырождается, а я говорю, что он растет. - Посмотри на его кожу, - произнес Макгвайр. - Овца в волчьей шкуре. Снаружи - жесткий, хрупкий эпидермис. Внутри - упорядоченное перерастание, изменение. Почему? Я на грани понимания. Эти перемены внутри Смита настолько интенсивны, что потребовалась оболочка для обеспечения их действия. А что касается тебя, Хартли, скажи мне честно, когда ты был молод, ты боялся насекомых, пауков и всего такого прочего? - Да. - Ну пот. Невроз страха, фобия, которая отразились на твоем отношении к Смиту. Это объясняет твое отвращение к происшедшим с ним переменам. В течение последующих недель Рокуэлл тщательно исследовал прошлую жизнь Смита. Он посетил электронную лабораторию, где работал и заболел Смит, проверил комнату, в которой Смит провел первые недели своей "болезни", и осмотрел стоявшую там технику, выяснял что-то о радиации... Пока его не было в санатории, Рокуэлл запер Смита и поставил Макгвайра охранять дверь на случай, если в голову Хартли полезут какие-нибудь странные идеи. Детали двадцати трех лет жизни Смита были просты: он в течение пяти лет работал в электронной лаборатории, занимаясь экспериментами. Он ни разу серьезно не болел за свою жизнь. Рокуэлл долгое время прогуливался в одиночестве около санатория, обдумывая и детализируя невероятную теорию, которая начала выкристаллизовываться в его мозгу. И однажды днем он остановился у куста жасмина, который рос около санатория, улыбаясь, протянул руку и снял с длинной ветки темный блестящий предмет. Он взглянул на него, положил в карман и направился к санаторию. С веранды он позвал Макгвайра, за которым притащился Хартли, бормоча угрозы, Вот что сказал им Рокуэлл: - Смит не болен. Бактерии не могут в нем жить. В нем нет ни духов, ни монстров, которые "овладели" его телом. Я специально сказал об этом, чтобы показать, что не упустил ни одного момента. Я отвергаю все обычные диагнозы и предлагаю самую важную и самую легко допустимую возможность - замедленная наследственная мутация. - Мутация? - Голос Макгвайра прозвучал странно. Рокуэлл поднял к свету теплый блестящий предмет. - Я нашел это в саду. Это превосходно проиллюстрирует мою теорию. После изучения симптомов, осмотра лаборатории и изучения нескольких подобных вариантов, - он повертел предмет пальцами, - я уверен. Это метаморфоза, превращение. Это регенерация, изменение, мутация после рождения. Вот, лови, это Смит. - Он бросил предмет Хартли, тот поймал его. - Это куколка гусеницы, - сказал Хартли. - Правильно, - кивнул Рокуэлл. - Не хочешь же ты сказать, что Смит - куколка? - Я уверен в этом, - ответил Рокуэлл. Рокуэлл стоял у тела Смита в вечерней темноте. Хартли и Макгвайр тихо сидели напротив и слушали. Рокуэлл мягко прикоснулся к телу Смита. - Предположим, что жизнь - это нечто большее, чем родиться, прожить семьдесят лет и умереть. Предположим, что в человеческом существовании есть еще один великий шаг вверх, и Смит - первый из нас, делающий этот шаг. Глядя на гусеницу, мы видим то, что считаем статическим объектом. Но она превращается в бабочку. Почему? Не существует законченных теорий, объясняющих это. В основном это прогресс, развитие. По существу, предположительно неизменный объект превращается в промежуточный, совершенно непохожий, куколку, и затем появляется бабочка. Внешне куколка выглядит мертвой. Это заблуждение. Смит ввел нас в заблуждение, понимаете? Внешне - мертв. Внутри - водоворот, перестройка, лихорадочная работа с невероятной целью. Из личинки - в москита, из гусеницы - в бабочку, из Смита - в... - Смит - куколка? - Макгвайр неестественно засмеялся. -Да. - Люди не ведут себя таким образом. - Перестань, Макгвайр. Эта ступень в эволюции слишком значительна для твоего понимания. Осмотри тело и скажи мне что-нибудь другое. Кожа, глаза, дыхание, течение крови. Недели усваивания пищи для этой хрупкой спячки. Почему он ел всю эту пищу, для чего ему понадобилась эта икс-жидкость в его теле, как не для метаморфозы? И причиной всего этого была радиация. Жесткое излучение от лабораторного оборудования Смита. Запланированное или случайное, я не знаю. Оно затронуло определенную часть его основной генной структуры, определенную часть эволюционной структуры человека, которая не была предназначена для работы, возможно, еще в течение тысячелетий. - Ты думаешь, что когда-нибудь все люди ... - Личинка мухи не остается в стоячем пруду, личинка москита в почве, а гусеница на капустном листе. Они меняются, волнами расходясь в пространстве. Смит - это ответ на вопрос : "Что происходит с человеком, куда мы движемся?" Мы стоим перед неизвестностью вселенной и сложностью жизни в ней, и человек, такой, каким он сейчас является, не готов к борьбе с ней. Малейшее усилие утомляет его, излишняя работа убивает его сердце, а болезни - тело. Может быть, Смит будет готов ответить на извечную философскую проблему смысла жизни. Может быть, он даст ей новый смысл. В самом деле, все мы всего лишь крошечные насекомые, копошащиеся на планете величиной с булавочную головку. Человеку не предопределено всегда оставаться здесь и быть болезненным, маленьким и слабым, но он еще не открыл секрета великого знания. Но измените человека. Постройте вашего совершенного человека, вашего, если хотите, супермена. Устраните слабый интеллект, дайте ему полный физиологический, неврологический и психологический контроль над собой: дайте ему ясный проницательный ум, дайте ему неутомимую кровеносную систему, тело, которое может существовать месяцами, не получая питания извне, которое может приспосабливаться где угодно к любому климату и расправляться с любыми болезнями. Освободите человека от оков и слабостей плоти, и тогда он уже не будет более бедным, несчастным маленьким человеком, боящимся мечтать, потому что знает, что его хрупкое тело стоит на пути исполнения его желаний, тогда он будет готов вести войну, единственную войну, которую стоит вести , - столкновение перерожденного Человека со всей потрясенной Вселенной! В величайшем напряжении, с тяжело бьющимся сердцем Рокуэлл склонился над Смитом и закрыл глаза, Вера в Смита переполняла его. Он был прав. Он знал, что был прав. После нескольких секунд молчания заговорил Хартли: - Я не верю в эту теорию. Затем Макгвайр: - Откуда ты знаешь, что Смит внутри не просто желеобразная каша? Ты его просвечивал? - Я не рискнул этого делать, это могло помешать его перерождению так же, как и солнце. - Итак, он будет суперменом. А как он будет выглядеть? - Подождем и увидим. - Как ты думаешь, он может слышать, как мы сейчас о нем разговариваем? - Может или нет, в одном можно быть уверенным - мы стали обладателями тайны, которая для нас не предназначалась. Смит не намеревался посвящать меня и Макгвайра в это дело. Ему пришлось с этим примириться. Но супермены не любят, когда люди узнают о них, потому что у людей есть противные привычки завидовать, ревновать и ненавидеть. Смит знал, что он не будет в безопасности, если о нем узнают. Может быть, это объясняет и твою ненависть, Хартли.
