Ознакомительная версия.
...Время "кагасаны" кончилось. Нужно было бы разучить еще "уткурдану", но сейчас уже нет свободной минуты. Попрыгаем в следующий раз.
В обширном коридоре, возле Трапезной, где стояли шахматные столики, Иностранного Писателя не оказалось. Я решил поискать в холле первого этажа, возле лифтов. В этот сравнительно ранний час там было многолюдно. Труженики колхозных нив и угольных шахт, доярки, механизаторы, кооператоры, врачи-проктологи, официантки Центрального дома литераторов и другие Отдыхающие, кто сидя, кто стоя, обсуждали какие-то неотложные дела.
Справа от входа, среди живых цветов, висел портрет Писателя с Мудрым Взглядом. Неподалеку, за столом, расселись несколько человек, вроде бы какая-то комиссия или жюри. Они принимали и регистрировали бумаги, передаваемые им Отдыхающими.
В центре стола с важным видом восседал Старичок, видимо, председатель. Посеребренные сединой усы придавали лицу Старичка добродушное выражение. На нем была надета форменная куртка бойца вневедомственной охраны. В петлицах - изображение перекрещенных винтовок с примкнутыми штыками.
Вокруг стола суетились в основном женщины. То и дело они настойчиво повторяли:
- Борис Иванович! Не забудьте мою фамилию вписать!
- Борис Иванович! Прошу вас, не перепутайте!
- Когда результаты конкурса?
Приосанившись, Борис Иванович принимал рукописи, делал пометки карандашиком в журнале. Неторопливо отвечал:
- Через недельку, вероятно, подведем итоги, всем объявим...
Немолодая женщина забеспокоилась:
- А мне уезжать вскорости, через три дня, - и обвела очередь растерянным взглядом.
Старичок ее приободрил:
- Вы нам конвертик с марочкой и адресочком оставьте. А мы вам сообщим результаты по почте.
- А рукопись мою тоже вернете?
- Никак нет! - твердо возразил Борис Иванович. И добавил со знанием дела:- Рукописи не рецензируются и не возвращаются!
- На всякий случай запишите: Степанова я, - негромко сказала женщина. - Вдруг вам понравится. У меня рассказ про древних ящеров...
Я примостился возле Старичка на стуле, обтянутом искусственной кожей. В его уверенности в себе и умении разговаривать с незнакомыми людьми было что-то успокаивающее, надежное. Очередь таяла на глазах, поскольку Отдыхающие и члены жюри поспешали теперь в Трапезную.
Настал момент, когда Борис Иванович остался совсем один за столом. Он деловито сложил полученные рукописи в папки из мягкого желтого картона.
- Разрешите полюбопытствовать, - обратился я к Старичку, - что у вас тут происходит? Какой-то конкурс? Вы меня, конечно, извините за любопытство.
Старичок наградил меня доброй улыбкой.
- Мне ваш интерес, можно сказать, дорог, молодой человек! - с живостью проговорил он. - Сразу видно, что вы из Пишущих. Вот мы, Отдыхающие, задумали провести литературный конкурс. В актуальном жанре... научной фантастики! Находимся где? В Доме творчества! В каком? Литературного фонда СССР! К чему это обязывает? Не весь же день лежать на пляже. Нельзя же только и думать, что о постели и вкусной пище... Что еще требуется? Пища духовная. Иными словами, творить... по мере сил и способностей. Не одним вам, Пишущим, осмелюсь выразиться, дерзать...
- Ну, а жюри у вас есть?
- Как водится, существует и жюри из... компетентных людей.
Тут в голосе Бориса Ивановича прозвучала нотка неуверенности.
- Все в нем наши, Отдыхающие, - продолжал он. - Но... никак не могу найти настоящего писателя, чтобы возглавил.
- Как не можете найти? Да тут их пруд пруди. Полный пляж!
- А какие они с виду-то? Те, что на пляже, на писателей не похожи.
- Ну, это вы хватили, Борис Иванович! Присмотритесь как следует. Все один к одному. Элита!
- То-то и оно, что элита... - развел руками Борис Иванович. - А ты мне писателя подавай!
Я пообещал Борису Ивановичу узнать, нет ли тут кого-нибудь из писателей-фантастов, кто больше других пригодился бы для жюри. Затем я позавтракал каким-то блюдом с экзотическим восточным названием (отчего оно не стало вкуснее) и решил подняться к себе в номер до того, как отправиться на пляж. Я подошел к лифту в холле первого этажа и нажал кнопку вызова.
Мои личные отношения с лифтами издавна были сложными. Помнится, в доме, где я прожил два десятка лет, лифт словно бы невзлюбил меня. Иначе трудно было бы объяснить все происходившее между нами. Я всегда старался выполнять инструкцию пользования лифтами и потому никогда не курил в лифте, не сорил, не перегружал его, старался не нажимать на две кнопки сразу, ни разу не написал на стенке кабины ни единого слова. И все же, когда я обычно утапливал кнопку седьмого этажа, лифт редко доставлял меня по назначению. Он обычно останавливался на третьем. Я снова нажимал кнопку с цифрой 7. Мое упорство, видимо, выводило лифт из себя, но и тогда он не поднимался выше пятого этажа. Однажды мне даже пришло в голову, что высота, на которую поднимается лифт, зависит от его настроения. Чем оно лучше, тем выше он поднимается, и наоборот. Я, видимо, обладал собственным полем или излучал какие-то волны, которые действовали на лифт угнетающе.
При последующем надавливании на кнопку лифт непременно поднимался выше, чем требовалось. Если теперь я имел неосторожность снова нажать на семерку, лифт опускал меня на первый этаж.
"Вызову диспетчера!" - пригрозил я ему однажды. Тут же в кабине погас свет, и мне пришлось ощупью отыскивать кнопки на панели. В конце концов я приспособился: жал кнопку восьмого этажа, выходил там, а потом спускался на один этаж по лестнице.
На восьмой этаж лифт путешествовал беспрепятственно. Когда я выходил, он некоторое время стоял на месте, словно желая удостовериться, что больше не понадобится. Затем двери его захлопывались, снова открывались, опять затворялись, - и так раз до десяти. И было непонятно: то ли лифт торжествовал свою маленькую победу надо мной, то ли в нем просыпались угрызения совести, и он стремился показать, что извиняется.
Описываемые события относятся к моему второму приезду в Дом творчества, или Литфонд, как его тут называют для краткости. Впервые я прибыл сюда ранней весной, а точнее, в апреле позапрошлого года. Тогда все здешние лифты были норовистые, к тому же - устаревшей конструкции. Они редко останавливались на нужном этаже, но с этим еще можно было мириться. Конечно, во многих случаях виноваты были сами постояльцы дома, как Пишущие, так и Отдыхающие. Они произвольно манипулировали кнопками, нажимая их по две-три сразу. В результате они все-таки куда-нибудь попадали: либо на самый верх, в библиотеку, либо вниз, в холл первого этажа. Я же чаще всего оказывался на последнем, тринадцатом этаже, где, руководствуясь своим богатым опытом общения с подобного рода подъемниками, предпочитал выйти и завершить путь пешком.
Ознакомительная версия.
