«Инструкция как телеграфный столб: ее нельзя перешагнуть, но обойти можно. Однако как убедить в этом робота?» — размышлял незадачливый лаборант.
— Послушай, мне не собрать орнитоптер и за месяц напряженной работы, — жалобно произнес лаборант.
— Не надо было заключать пари, — назидательно произнес Шахимат, протирая выпуклый экран — око компьютера.
В отсеке сгущалась вечерняя мгла. Казалось, она вливается в полуоткрытые фрамуги окон и оседает по углам.
— Идея есть, — решившись, начал Антон. — Тебе не нужно двойниковаться. Ты просто придешь завтра в клуб и станешь рядом с моим стулом.
— Подсказывать ходы? — немедленно отреагировал Шахимат. — Это противоречит правилам игры и шахматному кодексу…
Антон соскочил на пол.
— Никаких подсказок! — воскликнул он. — Ты должен просто соглашаться или не соглашаться с каждым моим ходом.
Белковый озадаченно переспросил:
— Это как?
— Понимаешь, — заторопился Антон, — прежде чем сделать ход, я буду протягивать руку то к одной, то к другой фигуре, словно обдумывая вариант.
— Взялся — ходи, — напомнил робот одно из незыблемых шахматных правил.
— Нет, нет, касаться фигур я не буду! Если с моим ходом ты будешь согласен, то незаметно коснешься под столом моей ноги, и тогда я буду знать, как ходить.
Шахимат, оставив свое занятие, с интересом слушал человека. По молодости лет он не успел еще познать все хитрости, на которые пускаются его творцы — люди. Похоже, странное предложение лаборанта не противоречило никаким роботозаконам, известным Шахимату…
— А вдруг кто-нибудь заметит мои действия? — усомнился робот после продолжительного молчания.
— Никогда! — пылко возразил Антон. — В клубе будет такое столпотворение — яблоку негде упасть. Посетители обожают азартные зрелища. Так придешь?
— Нет.
— Почему?
— Хочу завтра закончить задание, — указал робот на мешанину проводников и транзисторов.
Спорить с Шахиматом было бесполезно. И тогда Антон решил прибегнуть к последнему способу, рискованному и категорически запрещенному институтскими правилами.
— Послушай, — вкрадчиво произнес он. — А ты хотел бы получить на будущий год подписку на «Всемирное шахматное обозрение»?
На той стадии обучения, на которой находился робот, шахматная литература была запрещена: до всего он должен был доходить сам. А запретный плод, как известно, сладок…
По тому, как блеснули фотоэлементы собеседника, Антон понял, что удар попал в цель. Хватательное движение, которое непроизвольно сделал робот, было красноречивее любых слов.
— Ну? — нетерпеливо спросил Антон.
— Приду, — буркнул робот.
Ликующий Антон летел домой как на крыльях. Если завтра в клуб придет Шахимат, победа обеспечена. После матча можно будет поразмыслить, куда слетать в отпуск на выигранном орнитоптере.
К назначенному часу клуб, как и предполагал Антон, оказался переполненным. Вокруг шахматного столика, поставленного в центре зале, толпились люди и роботы. Антон оглядел собравшихся: Шахимата среди них не было.
Бледный от волнения Антон присел к столику и принялся расставлять фигуры: отступать было некуда. Его противник, долговязый Грегор, был уже здесь, и его фигуры были аккуратно расставлены. Он невозмутимо сидел на стуле и пускал веселые колечки дыма.
— Отойдите, отойдите от столика! — взывал, обращаясь к густевшей толпе, кто-то из болельщиков, добровольно взявший на себя обязанности судьи. — Вы мешаете бойцам.
Он так и сказал — «бойцам».
— Не нужно, пусть остаются. Они не мешают, — быстро произнес Антон. Партнер удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал.
Время начинать, а Шахимата все не было. «Может, забыл?» — подумал Антон, но тут же отверг эту мысль: роботы, как известно, никогда ничего не забывают, если им специально не размагничивают блоки памяти.
Тем временем болельщики заключали между собой пари.
Игра началась.
На каждую партию отводилось, как было оговорено вчера, по пятнадцать минут.
Вначале Антон каким-то чудом поддерживал позиционное равновесие. Однако он обдумывал каждый свой ход недопустимо долго для блица, и стрелка его часов неумолимо ползла к фатальному флажку, который вскоре начал угрожающе подниматься. И ни для кого не явилось неожиданностью, когда Антон уже в безнадежной позиции просрочил время и ему было зачтено поражение.
— Один — ноль в пользу Грегора Гарада! — провозгласил громко судья.
«Взять себя в руки! Все еще можно поправить». Антон торопливо бросил в рот успокаивающую таблетку, а его улыбающийся партнер тем временем перевел часы.
Таблетка, увы, не помогла. Вторая партия закончилась, как и первая, поражением Антона.
Во время игры лаборант каждую минуту отрывал взгляд от доски, словно кого-то высматривал.
Началась третья партия. Стараясь на сей раз играть быстро, Антон с первых ходов умудрился создать весьма трудную позицию. Еще через десяток ходов его король попал под согласованные удары ферзя, слона и ладьи противника. Мат казался неизбежным, и Антон протянул уже руку, чтобы перевернуть своего короля в знак капитуляции, когда кто-то наступил ему на ногу. Скривившись от боли, Антон поднял голову, чтобы обругать недотепу, и едва не вскрикнул от радости: рядом стоял Шахимат.
Следуя совету, король Антона отказался от капитуляции, и не зря. Фортуна смилостивилась над ним.
Болельщики вокруг игроков сгрудились теснее, стараясь не пропустить момент неизбежного финала.
— Волнуется, бедняга, — прошептал кто-то из немногочисленных болельщиков Антона.
И в самом деле, Антон стал вести себя словно лунатик. Его рука рывками тянулась то к одной, то к другой фигуре, едва не касаясь их. Затем Антон делал ход, после чего вся процедура повторялась сызнова.
На доске происходило нечто непостижимое. Король лаборанта, покинув жалкое укрытие, добровольно двинулся вперед, навстречу испытаниям. Затем Антон с безрассудной смелостью принялся жертвовать фигуры. После нескольких ходов от его войска осталась только ладья, которая сиротливо ютилась где-то на седьмой горизонтали.
Партнер Антона отвечал молниеносно, почти не думая.
И вдруг свершилось чудо, настоящее шахматное чудо. Присутствующие ахнули в один голос. Ладья Антона прыгнула под удар, обрекая себя на гибель. Не побить ее было нельзя. Противник взял ладью, и король Антона, оставшийся в гордом одиночестве, не смог больше сделать ни одного хода. Этюдный ход привел его к ничейной гавани. Ничья!
Антон ошеломленно улыбался, принимая со всех сторон поздравления. Грегор несколько минут не мог прийти в себя. Он находился в состоянии, которое боксеры называют «грогги».
