И в тот же миг проносившаяся рядом машина резко тормозит и останавливается рядом с моей. Кажется, дорожная инспекция. Из нее выходит крепкий мужчина средних лет и степенным шагом направляется ко мне. Барабанит в стекло костяшками пальцев, вглядываясь в тонированную темноту салона. Смахивает брызги капель, попавших на лицо, и снова стучит.
Я опускаю стекло, пристально разглядывая подошедшего гаишника. Его выправка все еще производит впечатление, хотя он уж немолод, лицо избороздили ранние морщины, а виски тронула седина. Он вглядывается в мое лицо, пытаясь заранее определить свои возможные действия.
- Вам плохо? - странно, эти слова он произносит шепотом, участливо наклоняя ко мне голову. Я отрицательно качаю головой, пытаясь изобразить на лице некое подобие ободряющей улыбки.
- Нет, нет, все в порядке. Я... просто немного устал.
Видно по долгу службы, он хочет знать, не пьян ли я, не нахожусь ли под действием наркотика. Однако уже через минуту подозрения оставляют его, инспектор сочувственно кивает головой.
- Смотрите, будьте осторожны. Вот ведь какая погода разыгралась. Вы куда едете?
Я искренне пожимаю плечами.
- Просто гуляю.
- Вы из Москвы? Тогда вам лучше вернуться домой. Поворот через пару километров. Время сейчас не для прогулок. Да и посмотрите на небо - дождь только усилится.
Он пытается меня растормошить, но как-то неудачно. Инспектор чувствует это сам, но отходит, все еще качая головой, только когда я включаю зажигание и вывожу машину на шоссе. Он идет в свою новенькую "ауди" и ловким движением забрасывает свое грузное тело в машину. Некоторое время следует за мной, убеждаясь, что я действительно в сносном состоянии и действительно собираюсь возвращаться. Я включаю поворот, слегка притормаживаю, и патрульная машина легко обходит меня.
Мгновение - и сине-белая "ауди" исчезает в пелене дождя далеко впереди, а я медленно разворачиваюсь, и так же неторопливо ползу по пустому шоссе в противоположную сторону.
Снова включаю радио. Все та же ностальгия по ушедшему. На сей раз "Мадемуазель поет блюз". Госпожа Каас немного развеивает мою хандру, я перехожу на третью передачу, а спустя несколько секунд и на четвертую. И легко обгоняю промокший автобус, полупустой, который явно не спешит к конечной остановке - Речному вокзалу. Продрогшие его пассажиры невольно провожают глазами мой кабриолет, единственное светлое пятно, появившееся на мокром шоссе.
Мадемуазель допела свой блюз, и непривычно бодрый голос ведущего доносит до моего сознания эту новость. После чего сообщает:
- Вы слушаете радио "Олимпик", единственное радио, настроение которого меняется вместе с вашим. Сейчас мы прервемся на небольшой блок рекламной информации, а после этого продолжим наше путешествие по волнам классики. Следующие полчаса будут для вас приятным сюрпризом.
Диктор напоминает номер телефона, по которому следует давать сообщения на их пейджер, сообщая свои пожелания и, критикуя репертуар, после чего пускает рекламу.
Я приглушаю звук, гадая, что за сюрприз собирается преподнести своим слушателем радио. Мне нравится эта станция, недаром, она выставлена в карте памяти моего автомобильного приемника под номером один. Сам точно не определюсь, за что, быть может, за любовь к музыке благословенных восьмидесятых, за великолепную подборку песен, может, за то, что станция и в самом деле, как обещано в ее рекламном слогане, разделяет мое настроение, варьируя мою печаль и грусть музыкой.
А вот и долгожданный сюрприз. Хорошо поставленным голосом, выдерживая паузы, ведущий сообщает:
- Сейчас вам предстоит прослушать запись живого концерта Сьюзи Кватро и группы "Смоки".
И тишина, не прерываемая ничем, даже музыкальной заставкой, точно он ожидает, пока аудитория придет в себя и устроится поудобнее перед приемниками. Или, напротив, фыркнув презрительно, поспешно переключится на другую станцию.
Не знаю, много ли таких, как я, на лице которых зарождается невольная улыбка. Моя рука непроизвольно тянется к поворотной ручке громкости, огонек на ней мигает, когда я усиливаю мощь динамиков. Попутно замечаю, что только что миновал Зеленоград. Значит, еще несколько десятков минут - и я в Москве. Нет, так не годится, мне следует остановиться и спокойно прослушать легендарную диско-группу, еще ребенком приводившую меня в невообразимый восторг и трепет. В отношении "Смоки" я так и не изменился с того далекого времени, даже не знаю, есть ли еще что-то, столь же....
"Шевроле" сворачивает на обочину и медленно тормозит. С принесенной из неведомого далека радиоволной я слышу, как Крис Норман приветствует аудиторию, представляет свою группу и сообщает о программе на ближайшее время. Зал взрывается после каждого слова, одобрительный гул и аплодисменты волнами прокатываются по салону моей машины. Едва гитары берут первый аккорд, тотчас же по слышится новый рев, на сей раз рев узнавания, в секунду достигнув апогея, он мгновенно смолкает, и устанавливается мертвая тишина.
Молчу и я, вслушиваясь в каждое слово, в до боли знакомую мелодию. Про себя начинаю невольно подпевать. А, едва гитары и синтезатор смолкают, вслушиваясь в неровный гул зала, с нетерпением и трепетом ожидая следующей песни. Потом еще одной и еще.
Сорок минут, отведенных на запись концерта, пролетели как одно мгновение. Оркестранты уходят на перерыв, и запись прерывается, о чем немедленно сообщает диктор.
Все хорошее когда-нибудь кончается, истина эта тем вернее, чем более приходится сожалеть об ушедшем. Вот и мне приходится возвращаться с концерта в ту реальность, где я существую столь давно, что не мыслю себя без нее, сколь горькие сюрпризы не преподносила бы она. Романтика проведенных минут останется со мной еще на какое-то время, пока свежи в памяти отзвуки прослушанных мелодий. И пока не исчезли они окончательно, мне надобно включать первую передачу да трогаться с места.
Все кончается. Дождь утих, кое-где в пелене облаков стали появляться белесые просветы. Я вывожу машину с обочины и медленно возвращаюсь на пустынное шоссе, совершая усилие.
Сознание неохотно возвращается в привычную колею. Прошлое оживает, неумолимо приглашая с собой в настоящее. Снова домой.
Бросаю взгляд на часы. Половина третьего. Наверное, Лена уже волнуется. Она и так боится отпускать меня одного куда бы то ни было, правильно, конечно. С некоторых пор, да что уж там, со смерти Светы - не могу никому в этом признаться, разве что себе и то лишь в такие, как эта, минуты - я чувствую, что продолжение моего существования связано исключительно с усилиями этой женщины. Если бы не она... мне оставалось лишь последовать за своей возлюбленной.
