«Ухожу сама. Бонифаций, прости за обрез. Люблю, целую, искреннее ваша К. К.».
– Что за обрез? Этот?
– Да.
– Твой?
– Да.
– Зарегистрирован?
– Нет.
– Плохо.
– Знаю.
– Откуда он?
– В деревню ко мне ездили, по дедовым местам семьей гуляли. На чердаке нашли.
– Это того деда, что на оборотней охотился и ни за что ни про что полдеревни перебил?
– В общем и целом – да.
Прибыла бригада Шерифа…
– Шериф…
– Да.
– Картечь странная.
– Что с ней?
– Не поймем пока…
– Бонифаций, что за картечь?
– Она серебряная.
– Почему?
– Такую привезли.
– Из деревни, вместе с обрезом?
– Да.
– Еще заряженные патроны есть?
– Да.
– Сколько?
– Двадцать семь… То есть – уже, наверное, двадцать шесть.
– Где?
Я показал. Они пересчитали.
– А где еще один, Бонифаций?
– Ваше высокоблагородие, если позволите…
– Да.
– Господин, видимо, думал, что выстрел был один. На самом же деле она разрядила в себя оба ствола одновременно. То есть – все сходится. Двадцать семь минус два – двадцать пять.
Да.
Уже.
Двадцать пять, двадцать пять…
Вышла теща погулять.
– Забираем все… Надо было регистрировать, Бонифаций, теперь будут лишние проблемы.
Я пожал плечами.
– Шериф, на берегу следы. Много. Наверное, около шестерых мужчин. Недавно. Меньше часа. Выносили что-то тяжелое. Несколько раз. Пришли и ушли на катере.
– Да… – пробормотал Марат. – А ты что скажешь, Бонифаций?
– Ничего.
– А ты вообще что-нибудь видел?
– Нет.
– Слышал?
– Нет.
– Ты что, снотворного обожрался на ночь? Или спишь с затычками в ушах? Стреляли из двух стволов!
– Снотворного я не пил, в ушах ничего не было.
– Ясно… Так, Бонифаций, посмотри по комнатам. Может, чего пропало.
– Хорошо.
В компании человека Шерифа я прогулялся по комнатам. Завернул в тещин кабинет. Вот тебе и «НЕ ХВАТАЕТ»…
– Марат!..
– В чем дело?
– Тещиной коллекции черепов нет. Пропали все…
– Кому это вдруг полтысячи черепов понадобилось?
– Шиза какая-то…
Метко. Именно «шиза».
И эта самая шиза стала резко набирать обороты.
– Ваше высокоблагородие!..
– Да.
– …Тут… ну… вообще ерунда полная – это оружие неисправно, оно не могло выстрелить… Но выстрелило!
– Что?!
– Вот, сами посмотрите… Мы вынули гильзы. Потом взвели курки, нажали – и ничего.
– Что ничего?
Шерифов следователь для наглядности продемонстрировал. Когда он нажал сначала один спусковой крючок, потом другой, потом оба вместе – привычных в таком случае щелчков не последовало.
– И что это значит?
– Не знаю, Шериф. Из него недавно стреляли – это видно. Но он не исправен.
– Может, он повредился… э… после выстрелов?
– Сейчас гляну…
Следователь бывалыми руками проворно разобрал мой обрез…
– Ну – что там?
– Можете меня уволить, но эта пушка – просто железяка. Из нее невозможно выстрелить ни так, ни этак.
– В смысле?
– Посмотрите сами – все как-то наперекосяк… Но это не от выстрелов… Это уже давние дефекты… Он старый очень… Ему лет сто. Или больше… Но, странно, ваше высокоблагородие – за ним почему-то хорошо ухаживали, смазывали, чистили…
– Да… Но ты говорил – из него стреляли.
– Это по внутренней поверхности стволов четко видно.
– Бонифаций, ты стрелял из этого оружия?
– Да, Марат…
– Давно?
– На прошлой неделе, на выходных… По бутылкам.
– Ваше высокоблагородие, это исключено. Господин говорит неправду. Из этого обреза невозможно…
– Я уже слышал!
– Извините, ваше высокоблагородие…
– Бонифаций, а может – это не твой обрез, а? Приглядись внимательней… Руками не трогай!..
– Это мой обрез.
– И ты из него стрелял неделю назад?
– Да.
– Бонифаций, ты в уме? Из него нельзя выстрелить, ты же слышал – это барахло.
– Марат, ты не последователен. Человек же отчетливо сказал – из стволов недавно вылетала картечь… Это видно по внутренней поверхности…
– Заткнись.
– Но ты же сам спрашиваешь… Дай мне обрез, я выстрелю. Просто никто кроме меня и Капитолины Карловны не может из него стрелять. Он так устроен. Заколдованный или что-то вроде того…
– Ты сам-то хоть понял, что сказал?
– Давай обрез. И я шмальну из него!
– Нельзя, он вещественное доказательство…
– Тогда о чем речь, Марат?!
– На всякий случай обо всем.
– Это глупо, Марат.
– Ну, допустим… Тогда просто подумай о том, что говоришь. Заметь – протокола я не веду, ничего не записываю… Все это случится у меня в кабинете. Вот и подумай – ЧТО ты там будешь говорить.
– То же самое, что сейчас.
– Это плохая шутка.
– А я не шучу, Марат.
– Да, ты не шутишь – ты себе свободное место на галерах подыскиваешь.
И тут – пришла жена…
И – началась душераздирающая сцена…
– Мама-а!!!
– Сюда нельзя.
– М-м-а-ам-м-а-а-ачк-а-а-а-а!!!
– Бонифаций. Уведи. Потом договорим. Никуда не уезжай из города. Ты понял?
– Да. И?
– «И» – не знаю! Пока. Будь в городе. Похороны я организую. Понял?
– Иди ты, «понимальщик»…
– Дурак ты. Дурак и скотина. Для тебя же стараюсь, не для себя…
– Гран мерси…
– Чего?
– Агромадное спасибо, говорю.
Диалог был закончен. Тому, как я провел утро, как обнаружил труп, Марат не поверил. И, надо признать, у него на то были все резоны: из дома стадо каких-то козлов волочет полтыщи черепов, уроды причаливают, отчаливают, теща палит из обоих стволов…
И не просто «стволов», а из непонятного обреза, принадлежащего зятю.
Еще оставляет предсмертную записку, адресованную тому же зятю.
А зять – ни при чем.
Спит. Просыпается. Кофей пьет. Сигареты курит.
И даже выстрела не слышит!
Я бы тоже не поверил.
Если бы не был тем самым зятем.
Той самой тещи.
Обладательницы того самого собрания пропавших черепушек.
Под моим руководством супруга скушала лошадиную дозу успокоительного и молча осела на кровать. В доме стало гораздо тише. И душераздирающая сцена, миновав вокальную фазу, приняла более смирную конфигурацию. Но легче от этого никому не стало.
Глава вторая
Заложники морской крепости
1
Месяцем ранее
…Второй день вою про себя «Лунную сонату» Бетховена.
