Эрнст Малышев - Живой радар

Эрнст Малышев

Живой радар

"Я родился в 1730 году, ровно за 25 лет до известного Лиссабонского землетрясения. Мой отец Энрике Диаш, потомственный, но обедневший дворянин, сумел скопить толику эскудо и дать мне приличное образование. Надо сказать, что я не оправдал его надежд. Отличаясь веселым нравом и легким характером, я большую часть времени проводил в Верхнем квартале города, общаясь со своими друзьями и сомнительного поведения девицами. С детства меня привлекали путешествия, а рассказы моряков о Новом Свете только будоражили мое и без того чрезмерное воображение. По вечерам я любил бродить по каменным лабиринтам Лиссабона, зайти в таверну и пропустить кружку красного вина. Особенно меня завлекала таверна, находившаяся недалеко от собора Кармо. Там танцевала знаменитый испанский танец "фламенко" красивая танцовщица. Признаюсь, я давно был неравнодушен к ее чарам. Да и как было устоять, когда в полутемном зале появляется эта знойная девушка с алым цветком розы, окруженная пушистым ореолом дивных черных волос... Зазвучит гитара, и под стук кастаньет ее напрягшееся тело вдруг взметнется вверх в исступленном ритме зовущего к сладострастию танца... Будто ветер поднимает пышные оборки ее многочисленных юбок, и Кармен, как большая розовая птица, взмахивая руками-крыльями, уносится в небо. В этом танце сочетается и заунывная мелодия Сахары, и дикая скорость скачки, и страх перед могучими силами Матери-природы. Под последние визги рожка и пламенные аккорды, едва не разрывающие струны, танцовщица исчезает. Этот танец был для меня, как глоток воды для странника, задыхающегося в пустыне от страшной жажды... Меня всегда влекло сюда, чтобы лишний раз увидеть эту прекрасную испанскую мадонну и насладиться ее изумительным танцем. В тот злополучный день, в середине осени, я зашел в таверну неожиданно рано, уселся на свое излюбленное место и заказал вина. '.'..'Держа в ладонях прозрачный бокал с рубиновой, искрящейся при свете свечей жидкостью, я глубоко задумался... Вдруг колоссальной силы подземный толчок сотряс всю таверну и последнее, что я увидел, это огромную зигзагообразную трещину, расползающуюся по противоположной стене, и обваливающийся на меня потолок. Не помню, сколько времени я пролежал без сознания, но, когда я открыл глаза, то увидел над собой небо. Необыкновенно мрачное, седое небо! Только выбравшись из-под обломков, я ощутил острую, совершенно непереносимую боль в затылке. Обхватив голову руками, я застонал и опустился на камни. Когда боль немного утихла, привстал и огляделся. До сих пор не знаю, как мне удалось выжить в этом всеобщем хаосе. Кругом простирались руины развалившихся домов, а от соседнего храма Кармо остались только стены. Не помня себя от отчаяния и горя, я бродил между развалин в поисках Кармен. Но ее нигде не было. Вой и стоны раненых и искалеченных людей сопровождали мои поиски. В те страшные дни, как я потом узнал, в городе погибло более 50 тысяч жителей. И Кармен, моя Кармен осталась погребенной под каким-то обвалившимся сводом. Ни среди мертвых, ни среди раненых, тем более среди живых, измученных, запуганных людей я ее не обнаружил. Мне нечего было больше делать в этом городе, в этой стране, и спустя несколько дней на одном из торговых судов я плыл на Иль-де-Франс, куда завербовался в качестве служащего в контору одного французского негоцианта. В тесной и душной каюте мне нечем было дышать. Я вообще не мог долго находиться в помещении. Слишком тяжелой и незаживающей раной сказался в моей душе тот бесконечно длинный трагический день... Дни и ночи я проводил на палубе, вглядываясь в необъят-ные океанские просторы. Погода была прекрасной. Океан - величаво спокоен, а его темно-синяя бездна приковывала к себе мои затаенные мысли и желания. Неожиданно вдалеке я заметил силуэт судна. Прич'ем не глазами, нет! Каким-то "внутренним зрением" я увидел, скорее, ощутил, что где-то далеко, в тайниках моего еще незажившего от удара затылка, вырисовывается картина несущегося на всех парусах французского фрегата. Я крикнул стоящему на судовом мостике капитану, что вижу судно, и указал направление. Он повел туда подзорной трубой, долго обшаривал горизонт, затем рявкнул, чтобы я спустился в каюту и проспался, а то у меня от бессонных ночей начались галлюцинации. Я обиженно отвернулся в сторону и опять... опять тем же "внутренним зрением" увидел испанскую галеру... Взволнованный, я еще раз попросил капитана направить подзорную трубу в то место, слева по борту. Нехотя он уступил моему желанию, а спустя несколько минут раздраженно произнес: - Синьор Диаш, может быть, хватит дурачить меня, или вы считаете остроумными ваши выходки? Не забывайте, что вы находитесь на моем корабле. Здесь я хозяин! И ваши "шутки", по крайней мере, неуместны. Прошу больше не беспокоить меня, синьор Диаш, и не отвлекать по пустякам. Ко-рабельная служба - не игрушка! "Может, действительно, померещилось", - подумал я, опустив глаза вниз, и неожиданно отчетливо, совершенно ясно увидел дно... Да, обыкновенное морское дно. Правда, в, каком-то тумане, синеватой дымке. Я видел коралловые рифы, трещины, разломы. ' - Синьор Маручино, - снова обратился я к капитану. - Попросите проверить глубину, кажется, мы сейчас сядем на мель. - Да вы что, издеваетесь надо мной! - уже не заорал, а завопил он, размахивая руками. - Да здесь глубина не меньше мили! Я исходил эти широты вдоль и поперек. - Может, "банка", - осторожно заметил я. - Спустить лот, - скомандовал капитан. Когда лот подняли, то, белый от бешенства, капитан заявил, что если он услышит от меня до конца плавания хотя бы одно слово, то выбросит за борт... Каково же было удивление капитана, когда на следующий день, прямо по нашему курсу, на всех парусах мимо пронесся французский фрегат. Я не сводил глаз с этого судна: те же мачты, заостренный бушпритом нос, немного тяжеловатая корма, все это я видел вчера, когда между нами было не менее ста миль. Хотя я никогда не был моряком, но прекрасно разбирался во всех видах и типах кораблей. Мы обменялись с капитаном взглядами, но я промолчал. Он тоже. Вечером справа по борту мы обошли испанскую галеру! Капитан чертыхнулся и ушел с мостика, не преминув ехидно заметить: - В следующий раз, когда увидите свои "воздушные замки", соблаговолите не сообщать мне об этом. То, что нам попались эти два судна, случайность. Обычная случайность! Мало ли в море встречается кораблей! Но я-то теперь понимал, что это вовсе не случайность, а нечто другое. Выходящее за пределы человеческого понимания, но другое! Очевидно, после травмы головы у меня появилось какое-то "внутреннее зрение". Вчера я видел эти корабли, именно эти, а не какие-либо иные! Чтобы окончательно проверить себя, я подошел к борту и заглянул вниз. Под нами в глубине отчетливо проплывали силуэты подводных холмов, я ясно видел изломы океанского дна и многочисленные тени рыб. "Интересно проверить себя еще раз", - подумал я и взглянул на горизонт, и там, в туманной дали, снова увидел судно. Это был корвет. На этот раз я промолчал и ничего не сказал капитану, а два дня спустя нас обогнал военный корвет под английским флагом... Прибыв в Порт-Луи, я рассчитался с капитаном и устроился на работу в соответствии с заключенным контрактом. Первое время я боялся даже подходить к морю, но однажды не выдержал и взглянул за горизонт. И сразу увидел, буквально сразу. К острову один за другим направлялись три судна. Одно из них - португальское, а два - французских... Я отправился на гору Синьял, где был оборудован наблюдательный пост, и попросил офицера тщательно посмотреть на горизонт, не видно ли там каких-либо судов. Вежливый француз повел подзорной трубой в указанном мной направлении и, галантно улыбнувшись, произнес: - Я сожалею, месье, но горизонт чист. Кроме того, по нашим сведениям, в ближайшие два дня в Порт-Луи не должен прибыть ни один корабль. Вечером следующего дня в городе появилась португальская каравелла, а через день - два французских фрегата! Теперь все сомнения исчезли. Я мог видеть, видеть на сотни миль вокруг. Это было чудо! Но кто мне поверит? Мне, бедному португальскому служащему. Здесь, на этом острове, заселенном французскими военными во главе 1с чванливым губернатором... Постепенно моя жизнь в городе вошла в колею. Каждый вечер я заходил в один из портовых кабачков, где меня ждали мой ежедневный бокал испанской мадеры, табачный дым, гам и -болтовня пьяных матросов. Вскоре я познакомился с одним из французских офицеров, лейтенантом Жераром де Бристолем, высоким, худощавым брюнетом, с бледным отечным лицом. Как-то раз, изрядно охмелев, я не выдержал и сообщил ему свою тайну о существующем в моей голове "внутреннем зрении". Жерар рассмеялся и сказал: - Луис, я готов заключить пари на тысячу франков, что ваше "внутреннее зрение" - плод больного воображения. След мозговой травмы. Обыкновенные галлюцинации. Мы ударили по рукам. На следующее утро мы вместе вышли на берег. Я посмотрел и увидел на небольшом расстоянии друг от друга силуэты четырех кораблей. Три из них были французские торговые судна и один английский "купец". Жерар поднялся на гору Синьял, осмотрел с наблюдателями все окрестности, вернулся и, хлопнув меня по плечу, весело проговорил: - Дорогой Луис, вынужден вас огорчить. С вас причитается 1000 франков. Готов получить наличными. - Не торопитесь, месье Жерар, - уверенно ответил я.- Эти суда появятся в Порт-Луи в течение трех дней. - Хорошо, Луис. Жду три дня, но не больше. Не забудьте приготовить деньги. На следующий день утром в порту появилось два французских судна, вечером английское, а через день - еще один французский корабль. Ошеломленный Жерар, выплатив долг, заявил, что это - чистой воды случайность, и снова готов побиться об заклад. - Хорошо, - согласился я. - Готов вернуть ваши деньги и выплатить еще десять тысяч франков, если в течение двух дней в Порт-Луи не появятся две испанских каравеллы и русский фрегат. - Ну, знаете ли!.. - вскричал лейтенант.-Если они появятся, то не вы мне, а я вам на этом самом месте выплачу не десять, а пятнадцать тысяч франков. - Не боитесь проиграть, месье Жерар? - Нисколько! Бешеный от злобы, Жерар был готов разорвать меня на части, когда на следующий день на рейде появились названные мной корабли. Лейтенант не преминул рассказать о моем феномене своим друзьям и вскоре экспансивные офицеры один за другим стали заключать со мной пари, которые ваш покорный слуга неизменно выигрывал. Не было случая, чтобы я ошибся в типе или времени прибытия судна. Со временем я научился распознавать, на каком примерно расстоянии находятся корабли от Иль-де-Франса. Надо сказать, что если бы я захотел, то на одних пари стал бы миллионером, но зачастую я спорил только ради интереса и нередко прощал долги. Между тем все это не принесло мне особой популярности. Многие офицеры невзлюбили меня и стали косо поглядывать. Через некоторое время меня пригласили к губернатору острова. Едва я успел войти в приемную, как услышал хриплый голос: - Это тот самый португальский шарлатан, который обирает честных французских офицеров. Полагаю, что ему нечего делать на моем острове. Я увидел пышно одетого коротышку - краснолицего, с багровыми прожилками на большом, нависшем над верхней губой носом. - Извините, сеньор губернатор. Но, во-первых, я не шарлатан, а такой же дворянин, как и вы. А во-вторых, ваши офицеры сами заключают со мной пари. И если я его выигрываю, то только благодаря моему "внутреннему зрению". - Какое еще "внутреннее зрение"? Рассказывайте эти сказки младенцам, а не мне. Я старый волк и давно вышел из детского возраста... Убирайтесь немедленно, чтобы духу вашего не было на острове. А вообще подождите... Посадите-ка его лучше в тюрьму, - обратился он к дежурному офицеру. Пускай "на досуге" поразмыслит над своим так называемым чудесным даром предвидения. В незапамятные времена его бы успешно сожгли на костре как колдуна и еретика. Вывести его и заковать в кандалы! Почти год я пробыл за решеткой. К моему счастью, губернатор скончался и на его место назначили нового. С помощью Жерара и двух товарищей мне удалось выбраться из тюрьмы. Они сумели убедить де Моля, что бывший губернатор поступил со мной несправедливо. Новый губернатор принял меня прямо в кабинете. Это был еще не старый человек в аккуратном парике. У него оказалось волевое решительное лицо, которое несколько портил шрам от сабельного удара, пересекавший левую щеку. Подняв голову от бумаг, он внимательно оглядел меня и сказал: - Расскажите мне все по порядку. Я хочу установить истину. Де Моль выслушал мой рассказ с большим вниманием, ни разу не перебив. Затем, несколько секунд посидев в раздумье, сказал: - В течение года вы письменно, лично мне будете сообщать о том, когда и какие корабли, по вашему предположению, появятся в Порт-Луи. Если вы хоть раз ошибетесь, то вас расстреляют как шпиона. Если все ваши предсказания сбудутся, то я подумаю, как можно будет вас использовать. Во время боевых действий вы сможете оказать Франции большую услугу. За двенадцать месяцев я предсказал появление в порту 227 судов и ни разу, ни разу не ошибся! Каждое мое письменное "предвидение" регистрировалось и затем тщательно проверялось. Через год меня снова вызвали к губернатору. - Теперь я сумел убедиться в вашей неординарной прозорливости. Я долго размышлял над вашим феноменом. У меня сложилось впечатление, что ваше "внутреннее зрение" каким-то образом связано с атмосферными явлениями и как бы напоминает мираж в пустыне. Я подготовил письмо во Францию маршалу де Кретби. Полагаю, что вам следует немедленно отправиться на военном корвете в Марсель, а оттуда поедете в Париж. Маршал - умный человек, и он сумеет решить, как с вами поступить. Дело в том, что как противник, вы представляете серьезную угрозу безопасности Франции. Надеюсь, ваше плавание будет удачным, - и кивком головы он дал понять об окончании аудиенции. По пути во Францию я дважды помогал капитану избежать нежелательной встречи с английскими военными судами. Обстановка между этими двумя странами была достаточно накалена. А один раз вообще спас судно, предупредив командира корабля об опасном скалистом рифе, не нанесенном на карту. Последнее произвело на капитана особенно сильное впечатление, и он обещал посодействовать моей встрече с маршалом - оказывается, они были дальними родственниками, что-то вроде двоюродных кузенов. Таким образом, я снова, неожиданно для себя, вернулся в Европу. В Париже меня встретили чрезвычайно холодно. К маршалу меня даже не допустили. Заключение членов Французской Академии наук по поводу моего "внутреннего зрения" было однозначным - "бред и шарлатанство". Видимо, мои недруги успели попасть во Францию несколько раньше и соответствующим образом настроили де Кретби. Больше всего мне досталось от прессы, которая обвиняла меня во всех смертных грехах и объявила "чернокнижником". Оставшись без единого франка в кармане, я попробовал через английское посольство в Париже попасть в Англию, но был схвачен жандармами и арестован. Все мои попытки объясниться с моими тюремщиками оказались неудачными, кроме всего прочего, меня обвинили в шпионаже в пользу "недружественной" страны. Находясь в темнице, я пришел в полное отчаяние. Я не знал, что делать, что предпринять. В этой стране никто, буквально никто не хотел меня понять. Ведь какую неоценимую пользу человечеству могло принести мое "внутреннее зрение"! Сколько я смог бы спасти кораблей от столкновения с неизвестными подводными рифами, сколько новых дорог сумел бы проложить на океанских и морских путях, сколько... Да что говорить, число этих "сколько" могло быть бесконечным. Но я гнил заживо, погребенный в секретной военной тюрьме Франции. Однажды я попытался бежать и был схвачен. Меня приговорили к смертной казни. В качестве последнего желания палачи разрешили мне написать эти записки. Льщу себя надеждой, что когда-нибудь человечество поймет, что оно потеряло вместе с моей гибелью. Прощайте, люди... Святая дева Мария, помоги мне.... Боже, как не хочется умирать! Луис Диаш". Эту рукопись четыре года назад привез из Франции мой старый товарищ, который писал книгу об участии советских военнопленных во французском Сопротивлении в период второй мировой войны. Долго, прежде чем ее опубликовать, вчитывался я в эти печальные строки, написанные рукой живого радара... Радара-человека! Неизвестно, как бы сложилась история человечества, если бы тогда, в XVIII веке, его поняли и оценили!