Его впихнули в камеру, двенадцать часов промариновали в собственном соку, потом покормили и начали задавать вопросы.
— Миррен, черт возьми, что это за отвратительная тварь?
Голос доносился с потолка. Энох Миррен потихоньку рыгнул в темноте от поданных ему кнелей с красной фасолью и пошарил по полу, на котором сидел, тщетно пытаясь обнаружить источник раздраженного голоса.
— Это испорченная малютка с Киссальды, — объяснил он.
— С Киссальды? — это спросил другой голос, женский.
— Это планета в иной звездной системе того времени-вселенной, — вежливо объяснил темпонавт. — Она называется Киссальдой.
— Эта штука умеет говорить? — третий голос, несколько более любознательный.
— Телепатически. Прямой передачей мыслей. Когда мы с ней занимаемся любовью.
— Ладно, Миррен, это можешь пропустить! — рявкнул первый голос.
Энох Миррен сидел в темноте и улыбался.
— Значит в той, другой вселенной есть какая-то жизнь помимо этой отвратительной твари, верно? — допытывался третий голос.
— О, конечно, — подтвердил Энох Миррен, играя с пальцами на ногах. Он обнаружил, что он гол.
— И как там, на Киссальде, с ночной жизнью? — спросил не особенно серьезный женский голос.
— Ну, в будние дни там довольно спокойно, — сообщил темпонавт, — но субботними ночами, мне говорили, страх, что творится.
— Я сказал, ПРОПУСТИ ЭТО, Миррен!
— Да, сэр.
Третий голос предложил, как бы зачитывая из списка заранее заготовленных вопросов:
— Опишите время-вселенную Земля-2 так полно, как сможете, будьте так добры.
— Я видел не так уж много, если сказать по совести, но вообще-то там очень славно. Тепло и светло очень, даже когда френзеля смельчают. Каждый нольнек бывает вит, это если космих не дренделюет. Но я обнаружил…
— ХВАТИТ, Миррен! — проревел первый голос.
Послышался слабый щелчок, намекавший, что микрофоны отключили, чтобы дать возможность ведущим опрос переговорить друг с другом. Энох шарил вокруг себя, пока не наткнулся на мягкую стену и прислонился к ней, счастливо насвистывая. Он насвистывал мелодию «Ты, музыка и ночь», плавно переходящую в «Когда-нибудь придет мой принц». Снова раздался мягкий щелчок и один из голосов возобновил разговор. Это был сердитый голос, который говорил первым; нетерпеливый и явно не пребывающий от темпонавта в особом восторге. Теперь он говорил вкрадчивым, льстивым тоном, словно принадлежал Заведующему Отдыхом в амбулаторной клинике фонда Меннингера.
— Энох… можно, я буду называть вас Энох…
Энох пробормотал, что он будет в полном восторге, если к нему будут обращаться «Энох», и голос продолжил:
— У нас, э… небольшие затруднения с пониманием ваших слов.
— Как так?
— Ну, мы записываем на ленту этот разговор… э, вы ведь не против, чтобы мы его записывали, не так ли, Энох?
— Эге.
— Да, ну так вот. Мы обнаружили в записи следующие слова: «френзель», «смельчать», «нольнег»…
— НОЛЬНЕК, — поправил Энох Миррен. — Нольнег — это совсем другое дело. Собственно говоря, если вы назовете нольнек нольнегом, кто-нибудь из тлиффов наверняка сильно обеспокоится и направит ренак…
— ХВАТИТ! — в голос допрашивавшего вернулись исторические нотки. — Нольнек, нольнег, кому какая разница…
— О, разница значительная. Понимаете, как я уже говорил…
— …Это АБСОЛЮТНО неважно, Миррен, задница ты этакая! Мы ни слова не понимаем из того, что ты говоришь!
Женский голос перебил:
— Отойди-ка, Берт. Дай, я с ним поговорю.
Берт пробубнил себе под нос какое-то невнятное оскорбление. Если Энох чего-то терпеть не мог, так это неясностей.
— Энох, — произнес женский голос, — это говорит доктор Арпин. Инез Арпин. Помните меня? Я еще входила в медицинскую комиссию перед вашим отлетом.
Энох обдумал эту информацию.
— Вы были чернокожая леди в очках и с кляксами?
— Нет. Я белая леди в резиновых перчатках и с ректальным термометром.
— О, ну да, конечно. У вас потрясающие коленки.
— Спасибо.
В микрофон ворвался голос Берта:
— Гос-с-споди БОЖЕ, Инез!
— Энох, — продолжала доктор Арпин, не обращая на Берта внимания, — вы говорите на иностранных языках?
Энох Миррен мгновение помолчал, затем ответил:
— Уф, я страшно извиняюсь. Кажется, я так долго был связан с киссальдианином, что усвоил порядком того, как он говорит и думает. Я правда извиняюсь. Я постараюсь перевести.
Снова заговорил любознательный голос:
— Как вы встретили этого, э, киссальдианина?
— Да он просто появился. Я его не звал, ничего такого. Даже и не видел, откуда он взялся. Только что его не было, а тут вдруг раз — и есть.
— Но как он попал со своей планеты на Землю-2? — вступила доктор Арпин. — Может быть, на каком-то космическом корабле?
— Да нет, он просто… пришел. Он может перемещаться усилием воли. Он мне сказал, что почувствовал мое присутствие и попросту перепрыгнул ко мне из этой своей иной звездной системы. Я думаю, такое возможно только при настоящей любви. Разве это не здорово?
Все три голоса попытались заговорить одновременно.
— Телепортация! — удивленно сказала доктор Арпин.
— Непосредственное общение мыслями, телепатия через неисчислимые световые годы пространства, — благоговейно проговорил любознательный голос.
— И чего оно хочет, Миррен? — осведомился Берт, забыв про свою вкрадчивость. Его голос был самым громким.
— Только заниматься любовью; в самом деле, совершенно испорченная малютка.
— Значит, ты просто взял и спознался с этой отвратительной тварью, так получается? И не подумал даже о моральных устоях, или о возможности заражения, или о своей ответственности перед нами, или о порученном тебе деле, или вообще о чем-нибудь? Просто взял и слегся с этим тошнотворным извращенцем?
— Мне тогда показалось, что это удачная мысль, — объяснил Энох.
— Так вот это была паршивая мысль, Миррен, что ты на это скажешь? И последствия не замедлят, об заклад побьюсь, не замедлят! Дознание! Нужно установить меру ответственности! — Берт снова орал. Доктор Арпин пыталась его успокоить.
В этот момент Энох услышал, как где-то взвыла сирена. Она донеслась до него через динамики в потолке вполне отчетливо, а мгновение спустя динамики отключили. Но за это мгновение звук сирены заполнил камеру для опросов, предупреждая своими завываниями о грозной опасности. Энох сидел нагишом в тишине и в темноте, напевая себе под нос и ожидая нового появления голосов. Он надеялся, что ему скоро позволят вернуться к своему киссальдианину.
