Старик включил настольную лампу и повернул ее на стул с задержанным. Оказавшись под лучом яркого света, чернокожий уже не дергался, а только беспомощно и жалко моргал, пытаясь спрятать глаза.
— Ну, чего тут говорить? — повторил Саня. — На наркоте его взяли и на девках…
— и зачем же ты его сюда притащил? — удивился Старик. — Ведь есть же решение по наркотикам и проституции: исполнять таких на месте, только протокол писать.
Старик с легким раздражением бросил окурок папиросы в банку. Впрочем, раздражало его больше то, что очень уж быстро прогорел папиросный табак, а отнюдь не простительная бестолковость Сани.
— А вдруг он еще чего здесь скажет? — находчиво, как ему казалось, попробовал вывернуться Саня. — Ценное для общего дела?
Все-таки Саня и сам сознавал, что они сваляли дурака, притащив этого здоровяка сюда, вместо того, что б пристрелить или заколоть штыком прямо на улице, на месте преступления, у того бетонного забора, где он стоял вместе с тройкой девок. А вот девок правильно привели, для пользы дела, пусть хотя бы полы помоют что ли, или еще какими хозделами займутся. А вечерком их можно будет и по прямому назначению употребить, то есть, как девок, раз уж они здесь. Подумав так, Саня покаялся:
— Ну, дурака сваляли, Старый, виноваты… погреться захотелось, с народом поговорить, вот и пришли… а хошь — выведем его и прямо здесь…
— Я тебе дам — прямо здесь! — погрозил Сане пальцем Старик. — Нет уж, раз привели, пусть все будет по правилам… Документы-то хоть какие у него при себе были?
— А как же! — обрадовался Саня, увидев, что Старик не сердиться всерьез, а грозит ему только по инерции, мол, так положено, что б старший младшему взбучку давал. — Вот они, я приберег, что этот чернявый не скинул…
Саня достал откуда-то из заднего кармана брюк упакованную в пластик разноцветную пеструю карточку размером в ладонь и положил её на стол перед Стариком.
— Гражданин Сенегамбии Жак Хуссейн Муби, — проговорил Старик, дальнозорко вглядываясь в документ. — Ишь, откуда занесло его на свою погибель…
Старик выдвинул скрипучий ящик стола и извлек оттуда маленький плоский вычислитель, уже подсоединенный кабелями и к электросети, и к Всемирной Паутине. Под восхищенным взглядом Сани, так и не освоившим нехитрую, казалось бы, науку общения с аппаратом, Старик дождался пока оттестируется система, подключился к Паутине и загрузил простенький браузер.
Поколдовав над маленькими, не очень-то удобными для старческих пальцев клавишами, Старик вновь подносит к глазам удостоверение личности задержанного, диктует вполголоса сам себе и заносит в экранную форму номер, серию, дату выдачи. «…гражданин Сенегамбии. Асоциальный элемент. Приговорен к ликвидации судьей Стариковым…» Эх, фамилия, фамилия… лет двадцать назад он сам и окружающие ударение ставили на первый слог, а вот последние годы — на слог последний. «Приговор приведен в исполнение в присутствии судьи Старикова и старшего смены Семенова». Дата, личный номер судьи.
Старик потер руки и заключительным ударом по клавише послал информацию во Всемирную Паутину. Пусть знают, что у нас теперь так, без церемоний и оглядки на гражданство и национальность, виновный получает по заслугам.
— Вот так-то, Саня, — сказал старик. — Давайте-ка его в подвал, а я уж следом за вами… Да, а девок его куда девали? Неужто на улице оставили?
— А чего ж добру-то пропадать? — удивился Саня. — Там бы их в момент кто другой оприходовал, а так — туточки они, сидят в клетке, две негритяночки, да наша одна… ну, может и не совсем наша, но белая, то есть смуглая, ну, не черная, короче…
— Вы их там не задолбайте! — сурово сказал Старик и неожиданно подмигнул Сане: — Знаю я вас, сексуальных террористов…
— Да ни боже упаси, — отозвался Саня. — Мы ж так, для пробы, а потом по хозяйству пристроим…
— Вот-вот, прибираться за вами тоже кто-то должен… Ну, двинулись?
Старик неторопливо выключил аппаратуру, вернул её в скрипучий ящик и поднялся из-за стола, разминая затекшие от долгого сидения мышцы и слегка покряхтывая. А негр, сперва не понявший, что дознание, следствие и суд уже состоялись здесь, в этой комнате, залопотал визгливо, путая британские и французские слова: «Нет… нет… я иностранный подданный… у меня есть французский паспорт… вы должны звать консула…»
— Ишь ты, зачирикал, болезный, — Саня подмигнул конвоирам, и те с привычной ловкостью подхватили негра под руки, поднимая его со стула.
— Нет! Нет! Низ-з-з-з-я!!! — завопил негр, пытаясь оглянуться на Старика. — Я скажу информацию… у меня есть деньги… есть золото…
Конвоиры, заламывая руки кричащему, потащили его к дверям, а идущий следом Саня ухитрился за десяток шагов вытащить из кобуры тяжелый армейский пистолет, вломить от души в район негритянских почек и сунуть оружие обратно. Крики осужденного превратились в тоненькое, едва слышное повизгивание, заглушаемое топотом и пыхтением конвоиров, влекущих на выход ослабевшее в их руках тело.
Старик переждал полминуты, пока вся компания не скрылась за дверью, и двинулся следом, доставая на ходу ключи от комнаты их кармана бушлата. Конечно, вряд ли кто рискнет без хозяина шарить по кабинету судьи Старого, но порядок есть порядок, уходя положено замыкать двери на замок. Задержался он совсем ненадолго, но пока возился с замком, конвоиры успели оттащить осужденного подальше от глухого тупичка, в котором находился вход в комнату Старика. И все вместе они уже грохотали по старинной кирпичной лестнице в подвал, благо, спуск туда был расположен едва ли не в десятке метров от дверей судейской.
Вперемешку негромко чертыхаясь и поминая всуе имя божие, Старик спустился вслед за конвоирами в темный, залитый зыбким, зловещим светом керосиновых ламп подвал. Здесь, под сводчатым невысоким потолком вдоль стен с наклоном к центру подвала располагались грубые, сваренные из первых попавшихся под руку металлических балок кресты. На каждом из них, привязанные пластиковыми жгутами или мотоциклетными цепями за руки и ноги, висели люди. И мужчины, и женщины. В смерти им не делали различия.
Кто-то из распятых стонал еле слышно, иные даже пытались ругаться на вошедших, но темнота, как фантастическая губка, впитывала звуки, заглушала речь и стоны.
— Ага, Старый заглянул, — поприветствовал вошедшего вынырнувший из мрака Исполнитель. — Проверяешь обстановочку или своего привел?
— Своего, — буркнул Старик.
Здесь, в царстве медленной, но неизбежной смерти не хотелось говорить о пустяках.
— Ну, так мы его в серединке приладим, — сказал Исполнитель, указывая на свободный крест, расположенный примерно в середине противоположной от входа стены.
