- А как быть с теми листьями, которые уже или еще есть?
Тут он надолго задумался, потирал ладонью лоб, и наконец произнес:
- Мысль о прошлых и будущих эпохах, заложенных в каждом мгновенье, мне нравится. Значит, в принципе можно из сегодня увидеть завтра или вчера. В определенных пределах. С помощью какого-нибудь хитроумного прибора. Этакое сферическое зеркало времени.
- Наподобие автомобильной фары! - усмехнулся я. - Зеркало времени, ножницы времени, расческа времени - целая парикмахерская под золотым деревом!
Вот так и закончился тогда наш разговор о "машине времени". По окончании школы судьба нас развела: меня всецело поглотил байкальский полигон; Никифоров работал в Институте всевременных перемещений. Изредка мы встречались: то в Звездной академии, то на конгрессах, то в Лаборатории гравитационных парадоксов. Расставаясь, я всякий раз спрашивал нарочито официальным тоном: "Ну как, коллега, зеркало времени?", и он отвечал свое неизменное: "Шлифуем помаленьку".
Неужели он взаправду изобрел зеркало времени?..
На экране обозначилась длинная, испещренная зубцами линия - я подлетал к Уральскому хребту. Отсюда, с высоты двухсот километров, горный кряж мне представился праисторическим зверем, мертвой хваткой стиснувшим края Европы и Азии. Неожиданно зазвучал на высокой ноте орган - включился блок экстренного торможения. Через каких-нибудь двадцать секунд скорость биоптера упала до нуля. Что могло произойти? Я бросил беглый взгляд на гравиметры: все было в норме. "Вперед!" - мысленно скомандовал я. Крылья биоптера задрожали, расплескивая алюминиевый свет луны, однако он даже не стронулся с места. Что за дьяволиада? Я повторил приказание дважды, трижды. Безрезультатно! Биоптер будто уперся в гравитационный барьер. Но в том-то и загвоздка, что никакого гравитационного барьера здесь не было, да и быть не могло. Я дал реверс и по крутой восьмидесятикилометровой спирали попытался одолеть незримую стену. И снова рокот и клекот органа - биоптер мгновенно затормозил. Я вскрыл блок Желаний и Побуждений. Невероятно: мой биоптер мог, но не хотел пересекать Уральский хребет. Такое в моей практике случилось впервые. Казалось, некая грозная сверхъестественная сила отвращает биомеханическое существо. Но кому-кому, а мне-то не надо было объяснять, что стальная метла диалектики навсегда изгнала призраки сверхъестественного из храма истина. Тем более было мне непонятно упрямство моего биоптера. Наконец, содрогаясь от сострадания, я вынужден был несколько раз ужалить его токами сверхвысокой частоты. Однако и это не подействовало. Оставалось последнее: лететь к Ледовитому океану, в обход хребта.
Так я и сделал: обогнул северные отроги Уральских гор и понесся на юго-запад.
И вот - наконец-то! - в ночной пустыне мрака всплыл золотистый мираж Москвы. Предо мною, как разноцветные рыбины, реяли в воздухе навеки освобожденные от гравитационных оков дворцы, бассейны, стадионы, висячие сады, аэрогары. Подобно частицам ртути, растекались белые, серебряные, светло-голубые, лазоревые огоньки, - то проносились гравипланы по вознесенным над землей дорогам. Вихрились фонтаны света, фейерверков, иллюминаций. И лишь поблекшая Луна недвижно висела над городом.
- Ну и хорош же ты, нечего сказать! - басовито гудел Олег, стискивая меня в объятьях. - Храменков вчера еще прилетел, и откуда - с Нептуна! Братья Акишкины бросили все на своей Лунной Ловушке и примчались сломя голову. А ты из Сибири не можешь подоспеть вовремя. Стыдно, коллега!
Я безнадежно махнул рукой в ту сторону, где приземлился биоптер.
- Вот оно, зеркало времени, гляди! - Олег указал туда, где сквозь редкий березняк вырисовывалась полукруглая платформа, увенчанная зачехленным сооружением странной формы. Мы миновали кустарник и приблизились к платформе, высвеченной огнями. На платформе было полным-полно разного люда: тут теснились гравитационники, временники, хронописцы из Звездной академии, из Института конфигурации пространства, несколько знакомых мне академиков из Института древних историй - в общем, цвет науки, все те, от кого зависели победы и поражения в вековечной борьбе за Истину, все те, кто сам был неотъемлемой частью этих побед и поражений.
Олег ухватил меня за руку и повлек к платформе.
- Скорее, скорее, пора начинать! - бормотал он. - Ты сейчас такое увидеть - ахнешь! Знаешь ли, куда проникнет луч? В восемнадцатый век! В те времена здесь была деревня Ельцовка. Представляешь: увидеть наших живых предков!
- Может, ты все же объяснишь, как соорудил зеркало времени? - спросил я.
- Поздно! Потом расскажу, - отвечал он, волоча меня на эскалатор.
Мы поднялись на платформу. Она висела над землей метрах в двадцати. Внизу расстилалась поляна размером с футбольное поле. С платформы стекали на осеннюю жухлую траву наши неестественно длинные тени.
Олег вознесся по лесенке в зачехленное сооружение и скрылся в нем. Вскоре раздался его голос, многократно усиленный динамиками:
- Внимание! Эксперимент начнется через три с половиной минуты и продолжится четверть часа. В течение всего эксперимента необходимо сохранять абсолютную, я подчеркиваю, абсолютную тишину. Объявляю трехминутную готовность! Погасить все прожектора! Замкнуть энергополе! Расчехлить зеркало!
Словно тень исполинской птицы, воспарил над платформой чехол; потом унесся во тьму. Луна багряной ладьей качалась над купами дерев. Время тянулось бесконечно медленно, как перед взрывом звезды. Из гигантского параболоида вырвался фиолетовый луч и высветил почти всю поляну. Луч был тяжел, физически ощутим. И казалось: можно взобраться на него и спокойно расхаживать, как в младенческих снах ходишь по радуге. Вслед за тем луч еще более сгустился, начал темнеть, темнеть, пока в него не хлынула ночь, или, быть может, он сам обратился в ночь.
И тогда...
И тогда материализовалась на поляне деревенька.
Сначала появились избы, крытые соломой, затем сараи, стога сена, трактир, пожарная каланча. Под каланчой стояли кадки, в которых блестела вода. Кое-где в избенках тускло мерцали языки пламени - наверно, чадили лучины.
На окраине деревеньки виднелось нечто загадочное, несуразное: то ли рыдван, покрытый рогожей, то ли балаган, то ли вообще черт знает что, чему и название трудно подобрать. Рядом с балаганом толпились бородатые мужики - в лаптях, драных кацавейках и овчинных вылинявших шапчонках. Один из них откинул полог балагана, просунул голову внутрь и прокричал с хрипотцой:
- Наддай жару, Ермолай, поболе наддай жару-то! Аль дровишки жалеешь? Да заради такого дела десятину леса спалить не грех.
Из балагана повалили густой дым и искры. Громыхнуло.
