Терренс никогда не был трусом, но он не был и героем. Он был из тех людей, которые участвуют в войнах потому, что кто-то все время воюет. Он был тот человек, кто позволяет оторвать себя от дома и семьи и быть брошенным в пропасть, называемую космосом, чтобы защитить то, что, как ему сказали, нуждается в защите. Но как раз в такие моменты, как сейчас, люди, подобные Терренсу, начинают мыслить.
Почему здесь? Почему так? Что я сделал, чтобы кончить свою жизнь вот так, в изгаженном скафандре на заброшенном куске скалы, голодая и истекая кровью, наедине со взбесившимся роботом?
Почему я? Почему я? Почему в одиночестве?
Он знал, что ответов не будет. Да он и не ждал их.
* * *
Очнувшись, инстинктивно взглянул на часы. Их разбитый циферблат безлико смотрел на него, раздражая, повергая в ужас от сознания реальности после пробуждения. Робот зажужжал, где-то заискрило. Он оставил веки открытыми. Жужжание стихло. Глаза начинали гореть. Он знал, что ему не удастся продержать их открытыми долго. Жжение дошло до зрачков, а началось оно снизу и сверху. Было такое чувство, что кто-то вставляет иглы в уголки глаз. Слезы медленно потекли по щекам.
Глаза закрылись. В ушах заревело. Робот не издал ни звука. Может, он выключился. Может износился до того, что уже не может двигаться? Может ли жертва использовать этот шанс и поэкспериментировать?
Он шевельнулся, переведя тело в более удобную позицию. И сразу же робот двинулся вперед. Сердце сжалось в комок. Робот озадаченно остановился сантиметрах в десяти от его вытянутых ног. Машина жужжала. Звук доносился и из нее самой, и откуда-то из-за стены.
Терренс насторожился. Если бы все было в порядке, придаток бы работал беззвучно, не говоря уже о звуках из мозгового отсека. Но он и не работал, как надо, и поэтому был слышен звук его "мыслей".
Робот отъехал назад, не спуская "глаз" с Терренса. Чувствительные устройства машины находились в ее торсе, придавая ей вид приземистого обрубка, квадратного и страшного. Гудение становилось громче и время от времени прерывалось какими-то хлопками и искрением. Терренса охватил ужас при мысли о коротком замыкании и пожаре в бункере...
Он внимательно вслушивался, определяя местонахождение встроенного в стену мозга. Ему показалось, что он нашел примерное место. Но там ли он? Мозг был в выступе стены рядом с холодильником или в выступе за информационным пультом. Два возможных места были рядом, но ошибка могла обойтись дорого. Искажения из-за стальной пластины, которая прикрывала мозг, и гудение самого робота, передающего и принимающего сигналы, не позволяли точно определить дислокацию мозга. Он глубоко вздохнул. Ребра разошлись на мгновение, их переломанные концы заскрежетали, зацепились друг за друга. Он застонал. Тонкий, вымученный стон быстро затих, но пульсировал в его голове взад и вперед, отражаясь и доходя до дикого вопля агонии. Язык вывалился изо рта, и небольшой бугорок в углу губ шевельнулся. Робот покатился вперед, Терренс втянул язык, сомкнул челюсти и пресек визг в своей голове на самой высокой ноте.
Робот остановился, погудел и вернулся в свою нишу. О, боже, что за боль! Тело покрылось испариной. Он чувствовал, как капельки пота скатываются под комбинезоном и нательным бельем по его коже. Боль в ребрах вдруг отступила из-за невыносимого зуда. Он слабо шевельнулся, так, чтобы движение не передалось на внешнюю поверхность скафандра. Зуд не проходил. И чем больше он старался как-то остановить его, тем больше ему приходилось думать об этом, и тем невыносимее становился зуд. Чесалось под мышками, в локтевых сгибах, в бедрах, где их стягивал комбинезон. Кошмар! Он не мог не почесаться!
Он вдруг вспомнил, как посмеивался над теми бедолагами, что подхватили космическую чесотку, которые пританцовывали даже тогда, когда стояли навытяжку во время инспекции. Как он им теперь завидовал!
Покалывание во всем теле не прекращалось. Он потянулся слегка. Стало еще хуже. Он глубоко вздохнул. Ребра опять хрустнули. На этот раз ему повезло боль затмила сознание.
* * *
Спасло его то, что он был без сознания. Даже в своих кошмарных видениях он не терял контроль над ситуацией. Он не застонал и не шевельнулся в своем беспамятстве. Он был недвижим и безмолвен. Он знал, что это так, потому что был еще жив.
Он судорожно вздохнул носом. Еще момент, и положил бы конец этим трем - а может, уже и больше? сколько еще проспал? - дням пытки.
Он был голоден. О, как голоден. Боль в боку становилась все невыносимее она постоянно пульсировала, что делало даже неглубокое дыхание пыткой. А тут еще этот страшный зуд. Лучше бы уж он был мертв.
Но ему не хотелось быть и мертвым. Уж это желание осуществить было проще простого.
Эх, если бы удалось повредить мозг робота. Вот если бы он был сейчас в тяжелом скафандре с силиконовьхми прокладками, гасящими любой удар, и с бластером в руке. Нужно совсем разрушить мозг робота, чтобы его механическая приставка не успела добраться до Терренса и ударить его хотя бы еще раз.
А со стальной переборкой между ним и мозгом его шансы на успех были меньше нуля.
Он поразмышлял о том, по какой части тела робот ударит его прежде всего. Еще один удар этой лапы- инструмента и все. Ему будет достаточно. В том состоянии, в котором он сейчас находится, даже глубокий вздох может прикончить его. Может, ему попытаться резко вскочить и добежать до декомпрессионной камеры?
Нечто неосознанное вдруг стало сгущаться в его сознании. Чем больше он думал, тем более уверенным становился, что вот-вот высветится что-то спасительное. Свет должен высветить. Свет...!
Неужели возможно? Все так? И нашел наконец! Он изумился его простоте. Более трех дней это было с ним, ждало, когда он додумается. Так просто и так гениально. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не зашевелиться от радости открытия.
Я ведь ничем не выдающийся, не гений, почему это пришло мне в голову, мне? На несколько минут простота решения ошеломила его. Потом он вспомнил свой сон. Это не он решил проблему, а это его подсознание. Ответ был там все время, но он был слишком близок, чтобы разглядеть его. И его разум был принужден найти путь, чтобы сказать ему об этом. К счастью, ему это удалось.
Потом он перестал думать о том, как ему это пришло в голову. Его божество, если оно имеет к этому какое-то отношение, услышало его. Терренс никогда не был набожным человеком, но этого чуда было вполне достаточно, чтобы сделать его верующим. Кошмар еще не кончился, но выход из него уже наметился, и похоже, это был настоящий выход. Он начал себя спасать.
Медленно, страшно медленно, он двинул свою правую руку, ту, которая была скрыта от робота, к поясному ремню. На поясе были все принадлежности, которые могли понадобиться космонавту в полете. Гаечный ключ. Пакет таблеток от бессоницы. Компас. Счетчик Гейгера. Фонарик.
