Когда мы двинулись обратно, мимо нас пронеслись на полной скорости пять роллигонов — здоровенных пузатых вездеходов.
– Кажется, дело плохо, — сказал я притихшему Майку.
– Наверное, утечка, — согласился он.
– Отклонение лазерного луча?
– А где следы плавления? — возразил Майк задумчиво. — И потом, такая энергия все бы там уничтожила, а мы нашли всего-навсего аккуратную дырочку. Непонятно…
После этих слов он умолк на целую неделю и открыл рот всего за час до телевизионного выступления президента, взявшегося наконец объяснить, что стряслось.
В те времена на Луне было неплохо работать. Заправляли, в основном, ученые, как в Антарктиде до прихода буровиков и шахтеров. Одновременно здесь обитали не больше двух тысяч человек, занятых на различных проектах: «Экзауотт», «Большой Луч», картирование ресурсов. Мы с Майком принадлежали к универсальному контингенту, готовому помочь всякому, кому понадобится помощь. В свое время мы оба занимались наукой, но я не захотел посвящать всю жизнь этакой скукотище. Мне подавай конкретное дело, я не боюсь испачкать руки… Почему из науки ушел Майк, не знаю, не спрашивал. Между прочим, он доктор теоретической физики и кибернетики, а заодно спец в электронике, а я — геолог, каких поискать, и пилот со стажем. Так что мы с ним были парочкой на все руки, предпочитали работать вдвоем и излазили чуть ли не всю Луну.
Когда президент выступил со своим обращением, мы как раз покинули «Экзауотт» и взяли несколько дней отдыха. Я пронюхал о завидных вакантных местечках на строительстве железной дороги между Южным полюсом и стационарной базой «Клавий», но Майк отказался туда наниматься, не пожелав объяснять причины. Только и обмолвился, что это как-то связано с аварией на «Экзауотте».
Мы, конечно, получили там небольшую дозу облучения (Майк чуть больше, чем я) и целый день проходили медицинское обследование. К этому времени ученых на объект слетелось, что саранчи. Роботы разобрали экспериментальную камеру, а мы затащили туда уйму приборов — не только датчики радиации, но и устройство для измерения гравитации и детектор нейтрино. Рядом с дырой в полу была пробурена шахта глубиной в полкилометра, в которую затолкали прорву разных щупов, датчиков и камер слежения.
Майк твердил, что все смекнул, стоило ему засунуть проволоку в дыру в полу, но сверх этого ничего не говорил. «Видишь, какие измерения они пытаются проделать? Вот и догадайся!» — все его слова. Я назвал его сукиным сыном, а он только усмехнулся. Он — умник, каких мало, только характером подкачал: нелюдимый, совсем не заботится о своем внешнем виде, страшно неопрятный… Но он был моим партнером, и я ему доверял. Раз он решил, что не стоит заключать новый контракт, я его поддержал, хоть перед этим битый час пытал, почему он артачится. Но он молчал, словно воды в рот набрал. Все свое свободное время, даже на Южном полюсе, он занимался какими-то вычислениями.
Когда сообщили о предстоящем обращении президента, я снова к нему прицепился.
– Лучше объясни, что произошло. Через час я сам все узнаю и тогда уж тебе не поверю.
На Южном полюсе была возведена прозрачная полусфера, под которой росли настоящие растения, папоротники, бананы, стрекотали цикады, пахло всамделишной землей, светило низкое солнышко. Колпак накрывал кратер диаметром метров триста на гряде по краю впадины «Южный Полюс — Эткен», где никогда не заходит солнце, чей путь по линии горизонта — 28 дней. Под колпаком было жарко и душно, люди плескались в озере и страшно шумели. Почти всю площадь под колпаком занимало озеро с рассыпанными по нему атоллами, окруженное навесами, кафе и хижинами вдоль пляжа. Вода озера прилетела на Луну миллиард лет назад с кометой, а теперь была добыта из кратеров, в которые никогда не заглядывает солнце. Раньше базу «Клавий» забрасывали кусками добытого льда с помощью рельсовой пушки, а потом база разрослась, и администрация решила, что ей не пристало выдерживать ледяную бомбардировку, и постановила проложить железную дорогу. При низкой лунной гравитации волны на озере достигали высоты в пять-шесть метров, и большие капли, отрываясь от волн, улетали далеко, меняя на лету форму, как амебы. Люди скользили по волнам на пятках или на животе, без помощи лыж; в одной из бухт уже несколько дней продолжался матч по водному поло.
Я тоже отыграл несколько часов, пребывал в добром расположении и потому не придушил Майка, когда он в ответ на очередную мою просьбу расколоться опять таинственно улыбнулся и продолжал чиркать на пластинке. Я попросту вырвал у него из рук пластинку с записями, занес ее над оградой беседки и сообщил:
– Выкладывай, не то всей твоей арифметике конец! Майк почесал грудь, поросшую черным волосом.
– Ну давай, язык проглотил, что ли?
Я размахнулся, словно собрался отправить пластинку по воде рикошетом, и спросил:
– Сколько раз подскочит, прежде чем утонуть?
– Мне хотелось, чтобы ты сам догадался, — вздохнул Майк. — К тому же мы ничего не в силах изменить. Тебе что, не нравится отдыхать?
– Какое это имеет отношение к твоему отказу от контракта?
– Простое: всякое строительство на Луне теперь бессмысленно. Неужели ты и сейчас не догадываешься? Я швырнул ему пластинку.
– Пожалуй, эта штуковина ни при чем. В озере нужно утопить тебя самого.
Я был настроен серьезно (между прочим, я по сравнению с ним великан).
– Ладно. Это черная дыра.
– Черная дыра?..
– Она самая. Я предполагаю, что эксперимент привел к квантовой флюктуации, создавшей черную дыру. Она, наверное, гораздо крупнее атома водорода, раз легко затягивает другие атомы. Получается десять в двадцатитрехтысячной степени килограммов, а это масса большой горы, вроде Эвереста. Магнитные поля сдерживания не смогли, конечно, ее заарканить, вот она и выскользнула из камеры и ушла прямо в пол.
– Дыра, которую мы видели, чуть побольше, чем атом водорода.
– Ясное дело. Черная дыра разрушила материю приливной силой на большем расстоянии, чем ее радиус Шварцшильда, и часть ее втянула внутрь. Поэтому мы не увидели следов расплавления, несмотря на высокую температуру дыры, вырывающиеся из нее рентгеновские лучи и, возможно, разогнавшиеся протоны — космические лучи.
Я ему, конечно, не поверил, но положительно отнесся ко всей этой абракадабре как к гимнастике для ума.
– Откуда же взялась масса? — спрашиваю. — Не из топлива же камеры сгорания.
– Нет. Это была квантовая флюктуация, как и сама Вселенная, возникшая, как известно, ниоткуда. А Вселенная весит, между прочим, несколько больше…
– Ладно, — быстро прервал я Майка, прежде чем он погрузится в эзотерические подсчеты. — Где же эта дыра сейчас?
