Ему хотелось, чтобы судьба дочери устроилась, но он не знал, как сможет этого добиться. Сидни была бойкой, веселой и относительно всего имела свое собственное мнение. Как помочь ей, чтобы жизнь не сделала ей больно.
Ричард Шербрук этого не знал, и поэтому часто не спал по ночам, глядя в ночное небо через высокое окно.
Он мог бы не беспокоиться по этому поводу, – ибо ему предстояло умереть гораздо раньше, чем дочь вступит в самостоятельную жизнь.
Он очень хотел посмотреть, какого парня она выберет для серьезных отношений.
– Осторожней веди машину.
– Хорошо.
Гарри уже не играл с маленьким самолетиком: тот ему наскучил. Он поднялся наверх, в свою комнату и теперь спускался по лестнице, на каждой ступеньке сосредоточенно ударяя по перилам рукояткой водяного пистолета.
– Дети, поцелуйте на прощание папу…
Прорицатель ждал.
Вечерняя тьма медленно переходит в ночную. Загораются два ярких световых луча, большой семейный автомобиль медленно разворачивается на подъездной дорожке.
Ричард Шербрук стоит на крыльце и смотрит вслед.
– Я еще буду нужна вам сегодня?
– Нет, Клара, спасибо… Ты можешь идти.
– С вашего позволения.
Шербрук поворачивается и идет в освещенный холл. Он подходит к небольшому столику мореного дерева у стены, на котором устроен бар. Янтарно-золотистая жидкость переливается в бокале. Он тяжело опускается в кресло, держа стекло между ладонями обеих рук.
Он ни о чем не думает.
Где-то позади дома слышен шум отъезжающей машины. Это на выходные покидает дом служанка. Ричард Шербрук подносит бокал к губам, потом ставит его на пол у своих ног. Он закрывает глаза.
Прорицатель наклоняется, его пальцы сжимают рукоятку монтировки.
Прорицатель обошел дом сзади. Теперь он стоял позади ряда разлапистого вечнозеленого кустарника и прислушивался. С этого места он не мог видеть окон холла, но полагал, что Шербрук все еще там.
Монтировка неожиданно оказалась очень тяжелой. Когда он оборачивал ее в газету и клал под сиденье автомобиля, она была гораздо легче. Возможно, причина в том, что он собирался сделать, а не в самом ломике.
Прорицатель приподнял оружие, потом вновь опустил его. Теперь он не был уверен, что у него хватит сил для решающего удара. Следовало взять с собой нечто другое, действовать наверняка.
Но отступать поздно.
Прорицатель подошел к задней двери и осторожно положил пальцы на рукоятку. Его руки были в перчатках. Раздался скрип, и луч тьмы вырвался из неосвещенного дома. Прорицатель вошел.
Он хорошо знал жену Ричарда Шербрука. Несколько раз играл с его детьми, и Гарри давал ему свой самолетик. Маленький мальчик был авиадиспетчером аэропорта, а Прорицатель – пилотом.
– Посадку разрешаю. Ж-ж-ж…
На мгновение Прорицатель почувствовал, что мертвые пальцы эмоций вдавливают его горло к позвоночнику. Его затошнило. Он сделал несколько шагов назад, и некоторое время простоял на пороге, жадно ловя открытым ртом вечерний воздух.
Ричард Шербрук поднялся с кресла, подошел к шкафу. Что-то прорвалось внутри, и усталость, накапливавшаяся в нем в течение долгой напряженной недели, почти мгновенно пропитала все его тело. Он улыбнулся, подумав, что начинает стареть. Все-таки пятьдесят два года.
Выбрав один из стоявших длинным рядом лазерных дисков, он поставил его в проигрыватель. Потом снова вернулся в кресло и поднял с пола бокал. Пару дней назад Гарри сказал, что хочет стать астронавтом. И первым вступить на поверхность Венеры, чтобы его сфотографировали, как Армстронга.
А еще Ричард заметил, что сын стал дружить с Люси, дочкой их соседей.
Теперь Прорицатель двигался с еще большей осторожностью. Его рот стал сухим, как новая промокательная бумага, и шершавым. Он не знал этой части дома, и в темноте боялся, что-нибудь уронить. Где-то впереди заиграла музыка. Она была медленной и немного печальной.
Прорицатель не знал, где теперь находится человек, которого он намеревался убить. Встреча лицом к лицу его страшила. Ему хотелось, чтобы он оставался сидеть в своем кресле спиной к двери. Он знал, что по вечерам Ричард Шербрук имеет привычку сидеть именно так. В течение нескольких недель Прорицатель наблюдал за ним. Он стоял за деревьями на противоположной стороне улицы и смотрел.
Именно тогда Прорицатель понял, как легче всего совершить убийство.
Ему хотелось, чтобы все прошло быстро и как можно безболезненнее для Шербрука.
Он сделал еще несколько шагов и увидел свет. Звуки мелодии стали громче, и через высокие окна Прорицатель увидел ночное небо. Впереди был холл.
Ричард Шербрук сидел на своем обычном месте.
Прорицатель сделал несколько шагов вперед. Поднял ломик.
Он не боялся неудачи. Он мог видеть будущее и знал, что Шербрук умрет сегодня ночью. Но ему было страшно убивать.
В соседнем доме тоже слушали музыку, более быструю и веселую. Она влетала в комнату из открытого окна, но раздавалась слишком далеко, чтобы вторая мелодия могла заглушить первую.
И все же Прорицатель мог слышать ее очень хорошо.
Он сделал еще несколько шагов, оказавшись за спиной человека в кресле.
И в этот момент Ричард Шербрук поднялся на ноги и обернулся.
Прорицатель замер, его рот полуоткрылся. Безотчетно он стремился что-то сказать, но не мог.
– Ты? – в голосе Шербрука звучало удивление. – Какого черта ты здесь делаешь? И…
Когда он заметил поднятую монтировку, то все понял.
– Извини, Дик, – сказал Прорицатель.
Первый удар попал в висок Шербруку и сбил его с ног. Он ударился спиной об пол и неестественно воздел вверх руки. Казалось, он стремится прижать их к ударенному месту, но не в состоянии дотянуться. В падении он раздавил бокал, и теперь янтарное вино впитывалось в ковер.
– Что ты делаешь, – воскликнул Шербрук.
Он не был серьезно ранен, – просто ошеломлен настолько, что не смог сразу подняться на ноги.
Прорицатель замер. Все должно было пройти совсем не так. Он думал, что Шербрук умрет сразу, даже не успев обернуться.
На мгновение он испугался, что не сможет закончить начатое.
Шербрук поднялся, его слегка шатало. Прорицатель стоял, все еще держа в руках поднятый ломик. Ричард отступил назад, из рассеченного виска на лицо стекала струйка крови. Он выставил вперед обе ладони и медленно заговорил:
– Успокойся, слышишь? Успокойся. На тебя что-то нашло. Дай мне это. Просто отдай.
Он видел перед собой побелевшее лицо с застывшими мертвыми чертами. Казалось, стоявший перед ним с окровавленным оружием в руках человек выполняет не свою, а чью-то чужую, дьявольскую волю. Его губы дрожали, остекленевшие глаза широко распахнуты.
Наверняка он принял наркотики.
